Алиса же не была в восторге от пьесы. Для неё она оказалось слишком скучной, а философские рассуждения Эмили окончательно ее в этом убедили. В отличие от нее она была на стороне героини, аргументируя это тем, что: оставаясь с мужем она подвергала детей к ежедневному психическому травмированную.

–…Предательства не было! Мэри спасала своих детей! – ответила Алиса на поставленный вопрос Эми.

Еще некоторое время длились дебаты, однако позже обе девушки устали спорить, поняв, что к консенсусу они так и не придут. Итогом стало их совместное решение остаться в Лондоне еще на денёк, дабы осмотреть пусть не все, но большую часть достопримечательностей города.

Этой ночью Эмили приснился сон: в нем она гуляла босой по набережной, наблюдая за разыгравшимися волнами, разбивающимися об мель и окутывая её своими брызгами. Теплые потоки воздуха нежно ласкали плечи, развивая подол платья и непослушные локоны, выбившиеся из-под шляпки. Играли уличные музыканты, чья музыка доносилась откуда-то издалека, навивая ощущения ностальгии о чем-то, что теплило душу. В то же время ей хотелось отчаянно бежать, бежать не останавливаясь, без оглядки, но она не могла, продолжая всё так же прогуливаться под звуки прибоя, словно мотылек, летящий на манящий свет…

Ее разбудил звонок отца. В этот момент она даже была этому рада, сразу же ответив на него:

– Привет, – сонным голосом ответила она.

– Извини, что разбудил!

– Я сама проснулась, просто так совпало…

– Как прошел спектакль?

– Хорошо. Мне очень понравился.

– Неуверенно это прозвучало. Не оправдались возложенные ожидания?

– Просто сон неприятный приснился, поэтому тон такой. А спектакль мне честно понравился, я даже взяла автограф. И Алиса нас сфотографировала. – последнюю фразу она произнесла хвастливым тоном. – Остальные подробности по приезде.

– Кстати, по поводу этого я и хотел с тобой поговорить ещё вчера, но как-то вылетело из головы. Ты же в Лондоне не была ни разу, так что я тут подумал: а почему бы вам не остаться там на пару дней, осмотритесь, приценитесь к общественной жизни. Я давно планировал открыть там филиал, так что твое мнение будет иметь весомое значение в принятии окончательного решения.

– Не поверишь. Мы буквально вчера, перед сном, решили остаться на один день.

– Это я транслировал вам свои мысли!

– Хахаха, наверно! Как ты там, не скучаешь?

– Честно говоря, подумываю завести домработницу на постоянной основе, чтобы над ухом жужжала, а то непривычно без этого! Я впервые фильм посмотрел от начала и до конца! И никто не мельтешил перед экраном!!!

– Ну это уже крайние меры! Может начнёшь с психологической помощи!?

– Ты права, что-то я вспылил с идеей о домработнице! Начну с того, что заведу собаку! Как насчёт французского мастиффа?

– Тогда точно придётся заводить домработницу! Ладно пап, я тоже соскучилась! Мне уже не терпеться поделиться с тобой подробностями моего путешествия, так что скоро буду дома. Завтра. Наверно.

– Обнадежила…

– Мама не звонила тебе?

– С тех пор как тебе исполнилось шестнадцать лет, наше с ней общение прекратилось. У нас была устная договорённость, что ваши встречи будут координироваться тобой и каждый из нас не станет в это вмешиваться. Но как я понимаю, вы с ней давно не видитесь!?

– Она улетела в Италию на ПМЖ. Звала меня в гости, я сказала, что подумаю над этим…

– Фитнес-центр, салон красоты, кофейня?

– Она открыла небольшой бутик по франчайзингу. Не помню точно название бренда.

– Когда-то она упрекала меня, зато, что я уделяю мало внимания семье, зациклившись на своем бизнесе. А теперь на собственной шкуре убедилась каково это: разрываться между семьёй и работой. Это сейчас принято говорить «не парюсь», а тогда я только начинал бизнес и мне было очень тяжело. И вместо того, чтобы проявить каплю терпения, она отжала половину от моего «нуля», оставив меня с огромными долгами и тобой. До сих пор не понимаю, когда я упустил момент её метаморфозы из милой девушки, с которой я познакомился двадцать пять лет назад, в такую закостенелую эгоистку. Одному только рад, что ей хватило мозгов признать свои ошибки! Но это уже наши личные разборки (которые я хотел бы, чтоб они оставались сугубо между нами, но она решила выложить всю подноготную) слава Богу они не повлияли на ваши взаимоотношения! И я ей благодарен, что она избавила меня от нужды объяснять тебе некоторые вещи, в которых я полный профан!

– Она не звонила мне чуть больше недели. Позвоню ей сегодня сама, может что-то случилось!

–Спросишь у неё: нужна ли помощь, только чтобы она не поняла, что это звучало от меня.

–Ок.

–Жду от тебя много фоток, а лучше видео! Надо же пополнять семейный архив!

–Будет сделано! Пока.

Отец был для нее персональным психологом, пожалуй, как и каждый родитель для своего ребёнка. Он никогда не задавал лишних вопросов, а чаще всего не делал этого вовсе, проводя обычную беседу, за которой вспоминал различные случаи из своей жизни, поэтому после разговора с ним ей всегда становилось легче.

Собравшись после плотного завтрака, обе девушки снова возложили на Эндрю роль экскурсовода, начав день с посещения Лондонской национальной галереи. К слову, инициатором явилась Эми, в то время как Алисе хотелось посетить парки, пабы и прочие места массового скопления коренных англичан по ее мнению. Общим решением явилось объединить желания обеих путём распределения дня на несколько этапов: первый включал в себя культурный отдых, второй состоял из развлекательной программы, в которую входило посещение Лондонского глаза, откуда открывался обширный вид на город.

Лондонская национальная галерея, находившаяся на Трафальгарской площади, была третьей по посещаемости в мире, представляющая западноевропейскую живопись XII – начала XX века, потому не посетить её было грехом. Ознакомившись предварительно с планом расположения рекомендованных картин, Эми и Алиса разделились по залам, заранее договорившись о месте встречи. Эндрю был против этого, ввиду того, что быть одновременно в двух местах физически было невозможным, но пообещав, что она будет на постоянной связи, он остался с Эми.

Свернув в восточное крыло, она искала картины Моне – художника, чье творчество произвело на нее впечатление еще в раннем детстве при посещении музея Оранжери. Славно известные «кувшинки», которые так любил писать Моне, состоящие из восьми частей, разделённых на два зала (по четыре картины в каждом) до сих пор хранились в закоулках ее памяти, навивая самые приятные воспоминания, тех незабываемых дней, проведённых в Париже.

Наконец, Эми нашла нужную комнату на втором этаже, под номером 44. Первой попавшейся на глаза картиной была: «Натюрморт с яблоками и гранатом» Гюстава Курбе – наверно, потому что из всех представленных она была самой яркой и понятной. Изображеные фрукты были настолько реалистичны, что, казалось бы, можно протянуть руку взяв один из них. Несмотря на всю ее прелесть, слишком долго зацикливаться на ней Эми не стала, перейдя к следующей композиции: “Вид на Лакмен” того же художника. Она была скуднее на цвета, несколько блеклой, размытой – толи Женева была настолько угрюмой в день написания картины, толи настроение художника было не из лучших. Одним словом – она производила удручающее впечатление. «Дон Кихот и Санчо Панза» – Оноре-Викторен-Домье, напоминала фразу из произведения Л. Н. Толстого «Анна Каренина»: «… Все смешалось в доме Облонских», своей нечеткостью и полнейшей неразберихой. Эми пришлось провести рядом с ней минут пять, чтобы отделить фигуры лошадей с их всадниками от сливающихся с их тенями скалами. Последующие картины она пробежала одним глазком, пока взгляд не остановился на узнаваемом почерке её любимого художника – “Темза под Вестминстером”, Клод Моне. На переднем плане был изображён причал, на котором стояли люди, видимо занимающиеся рыболовлей, судя по изображенной парусной лодке схожей с рыболовецкой, а чуть поодаль виднеелся знаменитый Биг Бен, а позади него возвышалась башня Виктории.