– Прямо как Санта-Клаус выбирает плохих детей и хороших, кому дарить подарки на Рождество, а кому оставить в носке уголь, – ввернула Вайолет. Души не слишком ее интересовали, куда больше девочку занимало, какой же из столов принадлежит их Жнецу. – Где твое место? – она взглянула на него пытливым взглядом, и Жнец повел их ближе к окну.
На столе лежала стопка из плотных желтоватых листов пергамента, стояла подставка для письменных принадлежностей с перьевыми ручками, ножом для бумаги и несколько книг, названия которых Вайолет не смогла прочитать из-за потертости. Столешница оказалась слегка запыленной, словно за ней давно никто не работал (так оно и было).
– Посидите, мне необходимо избавиться от душ, – предупредил Жнец и направился к чаше. Калеб последовал за ним, а Вайолет устроилась за столом и с некоторой брезгливостью протерла его своим платком, вмиг утратившим белизну.
– Мне интересно, как это работает, – поделился мальчик, встав по левую сторону от Жнеца. Тот не возражал. В его руке появился длинный меч, который он по рукоять сунул в чашу. Лезвие не звякнуло о дно, а прошло насквозь, как было со стрелами предыдущего жнеца. Калеб даже смог увидеть, как души плавно утекают по подобию водоворота. Прежде чем погаснуть, сталь едва заметно засветилась.
– Пустой, – изрек Жнец и вытащил меч, оружие также исчезло, как и появилось. – Теперь пора приниматься за отчеты, – его лицо искривилось, он выудил из кармана сложенный список и вернулся к столу.
– Тебе помочь? – спросила Вайолет, встав на коленки и опершись ладошками о чистую поверхность.
– Нет, только у меня в голове то, что необходимо записать. Вы можете почитать, – он пододвинул книги и, ссадив девочку со стула, принялся скрипеть пером, как и коллеги.
От перелистывания страниц с текстом на латыни у Вайолет стали слипаться глаза, мама обучала их мертвому языку, но девочке он давался с большим трудом, не то что французский или немецкий. С детства они с братом знали два языка: родной мамин русский, папин – английский. Калеб же, наоборот, с интересом углубился в старинный трактат по демонологии и не заметил, как Вайолет тихонько пробралась к выходу. Ее занимали портреты жнецов, а не чтение пыльных книг, от которых слезились глаза и хотелось чихать.
Из женских портретов ей приглянулась девушка в черной тунике с нежной персиковой кожей и очень добрым, одухотворенным лицом с легким румянцем. В руках она держала позолоченный серп, инкрустированный темным драгоценным камнем на рукояти. На рамке было выгравировано имя «Мнесарета»20. В качестве фоне художник изобразил морскую волну цвета бирюзы, светлый пляж, усыпанный множеством перламутровых раковин, и чистый небосклон. От портрета веяло бризом с солоноватыми каплями, пахло морем и апельсинами.
Следующая дама в алом платье с рюшами и бантом на пышной груди сжимала окровавленную плеть. Художник подчеркнул капли крови, и при мерцающем свете «воронов» те поблескивали добавленной к красной краске золотистой охрой. Вайолет протянула руку и коснулась пальцем холста, тот оказался слегка выпуклым, объемные мазки засохшей краски иглами торчали на портрете. В высокой напудренной прическе девочка заметила крохотные незабудки, такие же украшали жемчужные бусы, оплетающие лебединую шею. В глазах молодой девушки скрывалось нечто притягательно-загадочное и вместе с тем пугающее.
Вайолет опустил взгляд на раму и по слогам прочла:
– Да-рь-я Сал-ты-ко-ва21, Дарья…хм, русская, а это у нас кто?
Смуглая девушка в свободной рубахе, цветастой шали на плечах и с множеством золотистых браслетов призывно улыбаясь. В одной руке она держала нож с изогнутой сталью и рукоятью в виде медвежьей головы, а в другой – бубен. Пышная копна черных волос окружила ее узкое лицо с белоснежной улыбкой, но один из клыков сверкал золотом. Цыганка Эсмеральда!
Рядом с ней висел портрет женщины в закрытом парчовом одеянии с покрытой полупрозрачным платком головой и короной. На груди – массивный золотой крест, а в руке – меч. Выглядела женщина отнюдь не как монахиня, а властная и сильная королева. Ее яркие, серо-голубые глаза горели яростью. Из всех портретов она показалась Вайолет самой живой.
– Ольга, – прошептала девочка, касаясь пальцами ее имени и стирая пыль с других букв. – Кня-ги-ня22. Эта поинтереснее Марии.
– Так-так, ты заблудилась, малышка? – спросил из полумрака мужской голос, и на свет вышел мертвенно-бледный мужчина с ярко-рыжими волосами и большими кроваво-красными глазами. Его длинная рука с острыми ногтями уперлась в стену над головой Вайолет, и девочка невольно прижалась к холодному камню.
– Нет, не потерялась, – пробормотала она. Неожиданное появление и близость незнакомца испугали ее. – Я пойду… – и, скользнув под его рукой, она бросилась к дверям, даже не заметив, когда успела дойти до конца коридора.
– Куда же ты, крошка?! – окликнул незнакомец и вихрем помчался за ней, скользя сквозь пространство с невероятной скоростью, пока не вцепился рукой в запястье девочки.
Вайолет взвизгнула и затрепыхалась, когда ее подняли над полом.
– Ну-ну, не брыкайся, все равно от меня не сбежать, – процедил мужчина и щелкнул острыми клыками.
«Вампир!» – слишком поздно осенило Вайолет. Ее взвалили на плечо, сжали ноги и понесли к выходу из ратуши.
– Ох и славная будет пирушка! – пропел клыкастый и стал насвистывать себе под нос. Правда, свистеть получалось не слишком хорошо – мешали клыки.
– Далеко собрался, кровосос? – спросил глубокий женский голос, и вампир резко остановился.
Вайолет заерзала на его плече, пытаясь обернуться, и увидела краем глаза ту самую женщину с портрета. «Княгиня…»
– Помогите! – попросила она и забила кулачками по спине вампира.
– Цыц, мелюзга! – шикнул вампир и с силой ущипнул ее за попу, заставив девочку ойкнуть. – Сударыня, так я это… в кроварню собрался, вот, несу ко столу, не извольте беспокоиться, – и попытался ее обойти, но та преградила ему дорогу выставленным мечом, сталь почти коснулась его носа.
– Я тебя не отпускала, смерд, а ну пусти дитя, не то худо будет.
– Помилуйте, матушка, – взмолился вампир и отпустил Вайолет, девочка скользнула на пол и забежала за женщину.
– Какая я тебе матушка, пес блудливый, пшел отсюда, и чтоб я тебя здесь больше не видела. Таким отбросам выделен собственный район, там и промышляй, – угроза возымела успех, и вампир бросился вон из ратуши, превратиться в прах от руки старшего жнеца ему не хотелось, а со своей госпожой он как-нибудь договорится, и та не откажет ему в посещении.
На плечо испуганной Вайолет легла теплая рука, лицо женщины прояснилось. На секунду девочке показалось, будто она смотрит на живую икону, чье лицо и голова озарены теплым, божественным светом.
– Вижу я, что отмечена ты печатью, но где тот, кто оставил ее, почему бродишь одна в столь опасном для живого месте? – строго, но спокойно спросила Ольга.
– Мой… опекун пишет отчеты, а я хотела полюбоваться картинами и вот… встретила того господина, – Вайолет виновато опустила голову, предчувствуя наказание.
Женщина усмехнулась:
– Да какой из него господин – кровопийца и только. Пойдем, – протянула ей руку. – Отведу тебя.
Вайолет взялась за нее и тяжело вздохнула.
– Ругать не стану – итак наказана. Корпсгрэйв – не место для живых, твой опекун поступил беспечно. Метка – знак для нас, но не для вампиров и прочей нечисти: те творят, что пожелают – здесь их вотчина, и изгнать их можно лишь из ратуши.
Девочка кивнула, запоздало понимая, куда могла вляпаться из-за своей неосмотрительности. Княгиня права, это ведь не прогулка по картинной галерее или Ридженс парку.
– Не говорите ему, пожалуйста, что меня могли похитить, не хочу волновать ни его, ни брата, – попросила она.