– Кажется, я не давал тебе повода усомниться в том, что ты мне не подходишь, – резко осадил он ее, обеспокоенно поглядывая по сторонам. – А теперь поехали, здесь оставаться больше небезопасно. Подумай о других, если не думаешь о себе. Я готов на все!
– Не шантажируй меня, ты сам понимаешь, у меня нет другого выхода, как только ехать с тобой, – заикающимся от нелепости происходящего голосом опять заговорила Лена. Она начала понимать, в какой переплет попала и пыталась унять бившую ее нервную дрожь. – А если мама не отпустит меня с тобой? Она знает, мы с тобой давно расстались, а сегодня вечером я встречаюсь с Инго. Она может просто тебе не поверить или что-то заподозрить. И вообще не понятно, для чего заезжать ко мне, мы же можем сразу к тебе поехать!?
– Глупая! Не хочу, чтобы с твоей фирмы позвонили и сказали, что ты не вышла сегодня на работу. Твоя мать может забеспокоиться и начать тебя разыскивать. Нельзя, чтобы она раньше времени начала волноваться – это не входит в мои планы. Она не должна ни о чем догадаться, и твоя задача – все рассказать ей так, чтобы она не только ничего не заподозрила, но и легко отпустила тебя со мной, – Эрик криво усмехнулся. – Если она только попытается меня задержать или решит, что ты едешь со мной не по доброй воле – придется ее застрелить. Сегодняшний план стоил долгих два месяца моей жизни и я не позволю, чтобы он сорвался из-за такой мелочи, как твоя мать. Ты ведь не хочешь, чтобы она умерла по твоей вине? Никто, кроме тебя, не должен отвечать за твою ошибку.
Пристально взглянув на поникшую и оттого ставшую похожей на воробышка девушку, он взял ее свободной рукой за локоть. Другую руку с зажатым внутри пистолетом он по-прежнему держал в рюкзаке. Не раздумывая больше ни минуты, парень повел напуганную подругу к автобусной остановке, строгим тоном еще раз предупредив по дороге:
– Не смей даже пикнуть! Если ты завопишь о помощи, это будут твои последние слова в жизни, запомни, я не шучу. Все шутки с тобой закончились, когда ты меня оставила, сейчас начинается моя игра! Говорят, что перед смертью человек вспоминает свою жизнь за одну минуту. Не знаю, насколько это правда, но теперь тебе самое время вспомнить, что ты любила, когда была маленькая, потому что до старости ты уже вряд ли доживешь!
Лена еще больше вжала голову в плечи и, кажется, даже перестала дышать. Механически переставляя ноги, она шла вперед, ничего не видя перед собой, крепко прижатая к спутнику его цепкой рукой. Дойдя до автобусной остановки, они разом остановились, стоя тесно друг к другу, но глядя в разные стороны. Он – с тревогой по сторонам, она – с испугом себе под ноги. Подъехавший через две минуты автобус был почти пуст, но они прошли в самый конец салона и сели на последнее сидение, еще больше отгородившись от окружающего мира.
«За что мне это наказание? – беспокойно заметались обрывки мыслей в голове Лены. От страха она не могла собрать их вместе и начать целенаправленно думать. – Что делать с этим сумасшедшим? Он действительно может нас всех перестрелять – и маму, и меня, и тех, кто под руку попадет. На помощь звать нельзя – слишком опасно. Главное, чтобы мама ни о чем не догадалась. Она временами бывает до ужаса внимательная и если вдруг сейчас о чем-то догадается, нам обеим конец! Где взять силы? Что делать? Нужно быстро найти документы и как можно скорей уйти из дома, а там посмотрим, может быть, что-нибудь я придумаю. Теперь нужно постараться отвлечь этого ненормального разговором, чтобы самой успокоиться».
– О какой смерти ты говоришь, и почему я должна вспоминать детство? – тихо спросила Лена, пытаясь унять колотившую ее дрожь. – Объясни, что ты хочешь, и не пугай меня лишний раз пистолетом. Понятно, что ты вооружен. Я не буду провоцировать тебя, обещаю.
Страх сжимал до размеров горошины бешено колотящееся сердце девушки, но она заставляла себя думать только о том, чтобы как можно быстрее отвести свалившееся на нее несчастье от дома, от матери и не навлечь еще большую беду. О себе и об опасности для своей жизни ей как-то не думалось.
– Ну, говорят, что когда человек приговорен в смерти, то вспоминает свою жизнь за одну минуту, – важным тоном повторил Эрик, будто объяснял урок нерадивой ученице. – Мы поедем ко мне домой и без спешки поговорим с тобой о том, что же в действительности между нами произошло, а там – кто знает, чем это может закончиться.
– Да, но ты сказал, мы должны убедить маму, чтобы у нее не возникло никаких подозрений, а мы еще до дома не доехали, – Лена попыталась немного запутать Эрика, чтобы заставить задуматься и выиграть немного времени: быстро думать у него никогда не получалось. – Пока приедем, пока поговорим, пока я найду документы – пройдет не одна, а минут тридцать. Мне что, так долго нужно думать о детстве? И кто меня приговорил к смерти, разве я совершила что-то против закона?
– Ты мне мозги не забивай дурацкими вопросами, – Эрик захотел обидеться на непонятный смысл разговора, и, как реакцию, еще сильнее прижал к себе рюкзак с пистолетом. Тяжелым взглядом он уставился в окно. Автобус слегка дернулся и остановился. Эрик очнулся, отвернул голову от окна и обрадовался, как будто увидел там ответы на поставленные вопросы.
– На следующей остановке выходим! Что касается твоего вопроса, то про детство можешь потом подумать, время еще есть. Про второй вопрос я тебе позднее все объясню, а теперь вставай и пошли на выход – почти приехали.
Эрик встал и свободной рукой потянул за собой Лену, ухватив ее за рукав тоненькой летней курточки. Подойдя к дверям, он прижал девушку боком к вертикальной стойке, схватившись сзади за нее рукой, чтобы удержать равновесие. Правую ногу он выставил далеко вперед, чтобы при открытых дверях девушка не смогла вырваться и убежать. К левому боку Эрик судорожно прижимал черный рюкзак, прихватив его снизу. Сам недоверчивый, он боялся, что кто-нибудь смелый может выхватить из рук его сокровище.
За окном распускался теплый май. Воздух был по-утреннему прохладен, небо светилось ярко-голубыми красками, ничто не предвещало плохой погоды. Автобус подъехал к остановке. Здесь его ожидали несколько человек, чтобы ехать дальше по своим делам. Двери салона открылись, выпуская молодых людей – они были единственными, кто захотел выйти.
Время отсчитывало для них свой, только ему известный, счет.
Глава 5 Лена, 7 лет
Лена сильно изменилась с тех пор, как начала жить с больной бабушкой в одной комнате. Она стала меньше разговаривать, уверенная в том, что ее наказали этим соседством за то, что она много говорит. Ребенок думал, что молчанием может вернуть назад прежнее течение жизни в семье, когда все были довольны, и еще больше замыкалась в себе. Никто не знал, о чем разговаривали двое – старая больная властная женщина и маленькая напуганная девочка, когда вечером закрывалась дверь в их комнату. Никто не слышал их разговоров и не мог сказать, как сильно влияла на ребенка бабушка. То, что она не любила Лену, было очевидно. И то, что Лена ее опасалась, тоже было видно невооруженным взглядом. Отчего молчали и ничего не предпринимали ни отец, ни мать, которые, несомненно, любили дочку? Сложный вопрос.
Мать Нины была вечно занята на работе, поэтому она росла самостоятельно. Сама ставшая матерью, Нина не могла себе представить, что нужно специально и много заниматься ребенком – у нее, как прежде у матери, не было свободного времени. Кроме основной работы, она часто брала подработку на дом и вечерами сидела с напряженной спиной, склонившись над бумагами. Нина намного больше времени проводила с детьми, чем когда-то ее мать с ней и братом, и женщине казалось, что этого вполне достаточно, чтобы ее девочки не чувствовали себя обделенными вниманием.
В бухгалтерских книгах никто не написал, что дети рождаются разными – кому-то достаточно толики материнской любви, а кому-то ее постоянно не хватает; одни дети глубоко переживают эту нехватку, переключаясь на другие объекты, приносящие любовь, а другие никак не могут с этим справиться. Те, кто в детстве недополучил любви, берет эту недолюбленность дальше, усугубляя без того полную проблем взрослую жизнь. Выросшие без любви дети с упорством ослика ищут потом того, кто подарит им недоданную в детстве любовь. И этот кто-то не всегда будет делиться любовью безвозмездно. Данного закона жизни не знали в то время ни Нина, ни тем более Лена, которой едва исполнилось семь лет, и она готовилась идти в первый класс.
