– Олег, почему ты сидишь с нами за одним столом? Здесь только наша семья, тебе тут делать нечего, – сказала молчавшая до этого Мария, равнодушно глядя на зятя.
– Мама, – тут же укоризненно покачала головой дочь, – Олег мой муж, мы все – одна семья, нравится тебе или нет. Прости ее, пожалуйста, Олег, мама больной человек, – обратилась она к мужу. Глаза ее излучали вину. Олег нервно дернул плечами. Он продолжал жевать запеченную в тесте курицу, приготовленную женой на обед. Обе девочки, Оля и Лена, сидевшие тут же за воскресным обедом, недоуменно переглянулись и стали прислушиваться. Им хотелось точно понять, что такое интересное произойдет дальше.
– Одна семья, одна семья, а почему тогда он живет в нашей квартире, то работает, то не работает и сидит у тебя на шее? – Мария заговорила так быстро, как могла. Не без основания она опасалась, что ее остановят, не дадут договорить.
– Мама, перестань говорить глупости. Олег работает, ты об этом прекрасно знаешь, а квартира наша общая. Если ты уже поела, пойдем, я тебя провожу в комнату, – Нина встала около матери и тронула ее за рукав. Та начала медленно разворачиваться, чтобы встать со стула. Справившись с нелегким делом, она оперлась левой стороной тела на костыль и неловко выбралась из-за стола. Пройдя мимо зятя к двери, она уже у порога обронила:
– Навязался на нашу голову, корми его тут, пои, а от него никакого проку… –
Последние слова она сказала себе под нос, удовлетворив пришедшую с болезнью жажду поскандалить. Дойдя до своей комнаты с помощью шагающей рядом дочери, Мария подошла к стоящей у окна кровати, медленно развернулась и тяжело опустилась на нее. Нина помогла матери снять тапки и лечь в кровать. Прежде чем уйти, она попеняла ей:
– Мам, прошу тебя больше подобных разговоров не заводить, тем более, при детях. Что они могут подумать?
– А что они могут подумать неправильно? Только то, что их отец нахлебник и сидит у тебя на шее.
– Мама, – резко перебила ее всерьез рассерженная дочь, – если ты еще раз заведешь подобные разговоры, будешь по выходным обедать одна у себя в комнате. Ты прекрасно знаешь, что говоришь глупости. У нас маленькие дети, они не понимают, что ты – больной человек, и верят каждому твоему слову. Пожалуйста, не говори того, чего не знаешь.
– Не ругайся и не кричи на мать, когда она правду говорит. Совсем ослепла от любви, только и знаешь Олежек да Олежек! Лучше бы детям внимания больше уделяла, чем за таким жеребцом ухаживать. А он совсем стыд потерял, пользуется… – последние слова совпали со стуком захлопнувшейся двери.
– И чего обижается, не понимаю, сама знает, что правду говорю. Наверное, не нравится правда. Д-а-а, вот до чего мужчины могут довести, – пожилая женщина прикрыла глаза и задумалась.
«Хорошо, что зять ко мне в комнату почти не заходит, нечего ему здесь делать. Я его не выношу, и он прекрасно знает об этом. Какие тещи ладят с зятьями – не знаю, у меня таких знакомых нет. Любая мать будет любить только своего ребенка, даже если он не лучше других, просто потому что он – свой. Даже если зять золотым будет, все равно он мне чужой. Я его не растила, не воспитывала, поэтому знать особо не хочу. И что только моя дочь в нем нашла, я бы никогда такого не выбрала!
Нужно выходить замуж за таких мужчин, каким был мой покойный муж. Мы с ним в мире и согласии почти тридцать два годка как один день прожили, не припомню, когда ссорились. Он мне ни одного бранного слова не сказал. А каким внимательным был! И внешностью его Бог не обидел: такой высокий и красивый, что все женщины на него заглядывались. Мой Николай, хотя ревнивый был, но верный и скромный, никогда с другими женщинами не заигрывал, точно знаю. На работе его ценили и уважали, потому что работать он любил и умел, да и дома за что не брался, все у него получалось, все в руках играло. С соседями всегда ладил, никто на него никогда не обижался. Курил, правда, много, это его и сгубило – прокурил легкие.
Вот если на моего зятя посмотреть со стороны, есть у него тоже что-то хорошее. Профессия, например, для мужчины подходящая – инженер на металлургическом заводе, все что-то изобретает, с чертежами возится. И работу свою, похоже, любит. Но вот дома какой-то он тихий, не самостоятельный: все книжки читает, а делать ничего не умеет, даже лампочки Нине самой вкручивать приходится, потому что у мужа руки не из того места растут. За что ни возьмется, все у него из рук валится – то его током ударит, то палец себе порежет, то одежду в неожиданном месте порвет, то понос с температурой обнаружатся, когда в гости с Ниной идти соберутся, то споткнется на ровном месте и ногу подвернет, то еще какая напасть случится. И все молчит, молчит, думает себе о чем-то, а о чем – никто не знает. С другой стороны, дома тихо – ни скандалов, ни ругани, ни громких вечеринок, что уже хорошо. Самое главное, со мной не ссорится и не разговаривает, по имени-отчеству ко мне обращается. Остальное не важно – пусть с дочкой живут, как хотят, мне он не очень мешает».
– А-а-а, Олечка, заходи, моя хорошая, заходи, – протянула бабушка, увидев на пороге комнаты любимую старшую внучку. – Как хорошо, что ты пришла,
можем поговорить или фотографии посмотреть. Подожди, я только устроюсь удобней, а то лежа как-то неловко. – Она с трудом приподнялась, спустила ноги на пол и притянула к себе девочку. Та охотно села рядом с бабушкой и приобняла ее. Не успели они обменяться парой слов, как дверь широко открылась, и в комнату вошла маленькая Лена. Она нерешительно остановилась посреди комнаты, не зная, что делать дальше. Оля с бабушкой смотрели на нее и не произносили ни слова. Наконец Мария решилась, подозвала девочку поближе:
– Лена, иди сюда, вставай здесь, слева от меня. Справа сидит уже Оля и тебе здесь не поместиться. – Она протянула здоровую руку, поставила девочку рядом с собой и взъерошила ее русые волосы. – Ну вот и уместились, всем места хватило!
– Бабушка, почему ты папу не любишь? – На лице Оли светился не детский интерес. Лена, не очень понимая вопроса сестры, смотрела на нее во все глаза.
– А зачем мне его любить, у него жена есть, пусть она его любит, – ответила не очень ясно для детского понимания пожилая женщина. – Я вот вас обеих люблю, мне достаточно. Еще я люблю вашу мать, потому что она моя дочь, а ее мужа мне любить вовсе не обязательно. Мне маму вашу жалко, она как белка в колесе крутится: днем на работе, вечером дополнительную работу на дом берет, готовит, стирает, гладит, с вами постоянно занимается, а отец ваш сидит, как король, у телевизора, и горя не знает.
– Мама всегда говорит, что папа устает на работе и ему нужно дома отдохнуть, а не работать, – стала защищать отца Оля.
– Да, да, – закивала бабушка головой, стараясь не расплескать на детей нелюбовь к зятю. – Хорошо, что вы отца любите, это правильно. Принеси-ка, Олюшка, вон ту книжку, что мы с тобой вчера читать начали, – резко переменила она тему, решив и самой не заводиться, и детям головы не забивать взрослыми проблемами. Девочки разом повеселели в предвкушении приятных минут. Одна внучка побежала к книжной полке за знакомой книжкой, вторая подошла к другой стороне письменного стола, стоявшего почти вплотную к кровати и взяла оттуда очки, без которых бабушка читать книжку не могла. Очки, однако, та не взяла, хотя за них поблагодарила. Положив их обратно на стол, она обратилась к старшей внучке:
– Оля, почитай ты нам книжку, я что-то устала и немного прилягу. Ты очень хорошо читаешь, лучше, чем я, – с этими словами она стала устраиваться на кровати. Мария улеглась, похлопала левой здоровой рукой рядом с собой, приглашая девочек сесть ближе. Места там было не так много. Оля повернула стул, стоящий у стола, к кровати и быстро уселась на него, положив книгу на колени. Лена осталась стоять, не зная, куда пристроиться. Устав стоять, она присела на свою кровать, стоящую спинкой вплотную к кровати бабушки, и приготовилась слушать чтение сестры. В эту минуту в комнату заглянула Нина. Она увидела мирную картину, улыбнулась и со словами Ну молодцы, читайте дальше!, скрылась за дверью. Минут через десять девочки услышали вначале посапывание, а потом похрапывание. Оля, зная, что бабушка не обидится, начала дергать ее за руку и трясти за плечо, пока та не проснулась.
