— Мистер Старк, я просто…
— Ты просто опять решил в одиночку спасти эту планету. Я все понимаю. Давай договоримся, что ты делаешь это отныне до десяти? И все вылазки согласовывать со мной лично.
— Но Хэппи…
— Про Хэппи забудь. Комендантский час и личный отчет. Вопросы?
— Почему вы постоянно придираетесь, злитесь? Если так меня ненавидите или вам все равно…
— Глупый мальчишка.
Почему-то Тони даже сейчас не психует. И даже слезет со своего высокого стула, подойдет… Питер испуганно вздрогнет. Обнимет? Хлопок по плечу, взъерошит вихры на макушке.
— Пошли, я тебя до школы подброшу. Обед не забудь.
Пеппер что-то говорила про общие хобби. Может быть, утром вокруг дома или в парке пробежки? Это определенно надо обдумать.
*
Питер уже не рассекает по крышам небоскребов Нью-Йорка в разноцветном трико. Питер не выслеживает злодеев и даже не готовится к академическому десятиборью, чтобы поразить Лиз бездной своего интеллекта.
Питер стал старше. Он носит строгие костюмы и узкие галстуки. От него больше не пахнет хот-догами и газировкой — ноздри щекочет терпкий аромат de Lacoste. У него запонки на рукавах и всегда начищенные до блеска ботинки.
Тони Старк может гордиться. Тони Старк на всех приемах его представляет, как сына. Тони Старк, что неизменно под руку с Пеппер. Тони хвалит и одобрительно хлопает по спине. Питера от этого каждый раз разряд прошибает. Все двести двадцать.
Иногда в разгар какого-нибудь из светских приемов пихает незаметно ему в нагрудный карман пару сотен и, подмигнув из-под очков, советует затусить где-нибудь, оторваться, подцепить красотку и пуститься в разнос.
“Тебе же здесь, должно быть, скучно смертельно. Развлекайся, сынок”.
Благословляет.
Питер неизменно отвечает широкой ухмылкой и исчезает через заднюю дверь на ватных ногах. Питер сползает по стене в какой-нибудь подворотне и воет, пытаясь заткнуть рот кулаком. Херачит им о твердый кирпич и холодную землю. А после вливает в себя шот за шотом в каком-нибудь занюханном баре. Трахает кого-то в тесной кабинке, где воняет мочой, и плесень по стенам. В дом Старка возвращается неизменно под утро. Расхристанный, как бродяга, со следами помады на белой рубашке, сбитыми костяшками и синяками на шее.
Старк опять подмигнет из-за плеча неодобрительно хмурящейся Пеппер. Пеппер, что целует Тони так часто, привстав на цыпочки и запуская в волосы тонкие пальцы. Пеппер, что свободно может скользнуть рукой под рубашку или просто склониться к нему и дышать, насыщая легкие запахом Тони. Впитывать в кровь, оставляя под кожей.
Пеппер — ведь она неземная.
— Мы с Пеппер наконец-то решились, — небрежно обронит Старк на одном из приемов в перерыве между шампанским и длинной речью перед владельцами акций.
Питер как-то с ходу поймет, о чем речь. Он ждал этих слов долгих два года. Он готовился даже — учился натягивать на лицо самую яркую из улыбок, такую, чтобы вокруг ослепли все нахуй. Отрепетированный хлопок по плечу и восторженное: “Мистер Старк, наконец-то!”.
Может, он переигрывает, потому что мисс пока-еще-Поттс через весь зал смотрит так странно… Или все дело в том, что хрустальная ножка бокала в пальцах ломается легко, будто спичка. Осколки — по полу, и брызги — на костюм и рубашку.
— Ох, я такой неловкий простите.
— Ерунда, сейчас приведем тебя быстро в порядок. Ты же будешь шафером? Питер?
Отчего в его голосе вдруг нотки тревоги? Ах да, ведь Питер вцепился в руку и держит. Давит так, что, наверное, кости трещат и крошатся. Своей безудержной, сверхчеловеческой силой.
В уборной ярко, здесь много зеркал, много позолоты и хрома. Треклятые лилии всюду, и от их сладкого, душащего аромата, что петлей закручивается вокруг шеи, так кружится голова. Вода ледяная — в лицо. Будет лучше.
— Кажется, кто-то так и не научился пить. Всего-то бокал шампанского, Питер.
Кажется, я умираю. Распадаюсь на субатомы просто. Скоро меня здесь не будет. Останется только воздух с запахом de Lacoste. Еще, может быть, запонки и часы, что вы, мистер Старк, подарили.
— Порядок?
— Что? Ох, да, разумеется. Полный.
— А что насчет?..
— Шафер? Конечно! Это огромная честь для меня.
Перегнул или наоборот, не дотянул? Не хватило воодушевления или восторга? Почему Старк смотрит так въедливо, будто вовнутрь, и опять трет кончик брови и висок? Он делает так, когда волнуется или растерян.
Я буду, Тони. Буду лучшим шафером в мире. Сыном, другом, слугой — кем угодно. Я буду рядом с вами все время.
И однажды, мистер Старк, время настанет.
Однажды вы увидите или, может быть, просто поймете.
Однажды…
========== 5. Тони/Стив, Баки/Стив ==========
— Он мой лучший друг, Тони, пойми. Я… я тебе не позволю, — у Кэпа голос ломается, срываясь на какой-то жалобный полувсхлип, но глаз не отводит. Сверлит взглядом холодным и твердым, как осколки тех самых арктических льдов, в которых его откопали не так чтобы очень давно.
— Им был я, Стив. Твоим другом, — Старк зачем-то закрывает глаза, поднимая железный кулак. Впечатывает в эти скулы, с которых как будто только вчера собирал губами капельки пота, прослеживал линию челюсти, а Кэп стонал, подаваясь навстречу. Отдавался ему без остатка.
Пока все не рухнуло в ебаный ад. Пока Зимний солдат не соизволил явиться забытым незабываемым призраком прошлого, единственной болью Роджерса и надеждой. Единственной фигурой на этой доске, которую Железный человек не обойдет никогда.
Просто потому что Баки был раньше. Просто потому, что Баки любил, когда все вокруг насмехались. Просто потому что был рядом. Просто потому, что Кэп не смог отпустить, не оплакал и не смирился. Не забывал ни на единый ебаный миг.
Тони так тошно, что он даже не может смеяться. Лупит остервенело кулаком, разбивая Стиву лицо. Тот хрипит и харкает кровью, а сам нет-нет, да скосится туда, где переломанной грудой свален тот, кто все это затеял. Джеймс Баки Барнс — ветеран Второй мировой и наемный убийца.
“Он убил моих маму и папу, Кэп. Неужели ты, сука, не видел?”
Челюсть Капитана Америки громко хрустит. У Тони красная пелена перед глазами. У Тони долбит в висках. У Тони в груди — бездонная яма, дыра. Если просунуть руку, то выйдет с другой стороны без проблем. Уже никак не залатать, не заштопать.
“Ты так быстро предпочел все забыть. Отказался”
— Не вставай, все кончено, — почти молит Тони, когда Стив снова падает на пол изломанной куклой.
— Да я только начал, — и вновь поднимается на ноги, шатаясь, как пьяный. Стив Роджерс, что даже не пьет. Такой идеально-правильный мальчик. Такой невыносимый зануда, что скулы сводит и зубы скрипят.
Такой охуенный друг и любовник.
Тони не будет вспоминать первый раз и все те, что случались потом. Как Кэп скидывал свой маскарадный костюм прямо на пол, стоял в лаборатории Тони красивый и голый — чем не статуя работы Донателло? Не будет вспоминать вкус его кожи, что отдавала почему-то клюквой, черникой и тмином.
Он был таким одиноким. Капитан родом из прошлого века.
Потерянный мальчик, застывший почти на столетие во льдах. Потерянный мальчик, что просто хотел быть кому-нибудь нужен.
Спустя столько лет Старк снова чувствует те осколки снаряда, что вдруг зашевелились в груди и медленно плывут прямо к его холодному сердцу, царапая нервы при каждом выдохе-вдохе.
“Ты не умеешь любить, ты всегда сам по себе, для себя”, — бывало говорил ему Роджерс, устроясь головой где-нибудь на животе и бедре. Покрытый спермой и потом, дышащий все еще тяжело. Как после долгой долгой-долгой пробежки. До края земли и обратно.
“Тебе это нравится, Стиви. Я нравлюсь тебе”, — отвечал обычно с ухмылкой, ни разу не услышал возражений в ответ. И подтверждения тоже.
Потому что Баки и тогда стоял между ними, вот только Тони не знал. Вот только Тони предоставил прошлому хоронить мертвецов. А они вдруг восстали, даже не как феникс из пепла.
