Он по-прежнему любил Хулию, но было слишком много болезненных и удушающих «но», делающих эти отношения бессмысленными и обреченными, он понимал это, осознавал, но отказывался с этим мириться, и были девушки… к большей части которых он уже что-то чувствовал, но ростки этих чувств были слабыми, тоненькими и хрупкими, как хрусталь. Он хотел и боялся развивать эти чувства, более того, временами он стыдился их. Брат понимал, что другого выхода, как закончить отбор и жениться, у него нет, и было бы замечательно, если бы он что-то к жене испытывал, но он понимал, что тем самым предает Хулию. Каждое свидание с другой — нож ей в спину, каждый поцелуй с ней — подлость по отношению к участницам отбора. Как он еще не свихнулся со всем этим?

— Я был рад провести с тобой время. — Ник приобнял меня за плечи и отдал слуге корзинку. Холл был привычно пустынным. Это было замечательно, учитывая, что в нескольких гостиных и Женской и Мужской комнатах сейчас было полным полно людей. У меня появилось трусливое желание задержаться тут, чтобы после столь хорошо проведенного времени не встретить никого, но я не могла повести себя так эгоистично и хотя бы вечером не показаться в обществе. — И, Блу, ты не должна благодарить меня за то, что я был хорошим братом.

— Почему?

— Это лишний раз напоминает мне, каким плохим я был в последнее время, — виновато улыбнулся Ник, и только я хотела сказать ему, что это не так, как он сконцентрировал внимание на ком-то за моей спиной: — Добрый вечер. Мы не ждали Вас сегодня.

— Обстоятельства изменились. Надеюсь, мы Вас не побеспокоили, — голос был мне знаком, и, когда я обернулась, увидела, что к нам из стороны главного входа приближаются двое высоких темноволосых молодых человека. У одного были прямые волосы и насмешливые карие глаза; а волосы другого вились, и серые глаза были похожи на грозовое облако, которое привычно нависает над Лондоном. Первый был одним из сыновей Прусского герцога, второй — наследник британской Короны.

— Конечно нет. Мы рады видеть Вас, — я едва сдержалась, чтобы не сказать, что он как раз вовремя. С ним мне будет легче избегать Анхеля.

— Принцесса Бланка, — учтиво поклонился англичанин и поцеловал мою руку, в этот раз не затянутую по правилам этикета в перчатку, но я ведь и не готовилась встречать его сейчас, ожидая только к завтрашнему полудню: — Я рад, что все обошлось и Вы в добром здравии.

— Я тоже рада видеть Вас, Джордан, — улыбнулась я, позволив задержать ему губы на своей руке дольше, чем того требовал этикет. Он был как всегда учтив, но в его глазах я увидела спокойную размеренно теплоту, словно надежный оплот во время жизненного шторма. Я видела то, кем он мог стать для меня, и этого мне было достаточно. Может эта простая теплота даст покой, который мне так необходим? По крайней мере, не обожгет, как страсть Анхеля. — Как Ваши родители? Как Ваша сестра?

— Спасибо, все они в добром здравии, — улыбнулся британец, и я задумалась: «Почему бы и нет?». Почему я должна отказывать ему даже в простом внимании только из-за того, что он не вызывал у меня бурю эмоций, как Анхель? Но я не хотела больше бури. С меня их пока достаточно. — Могу ли я попросить Вас прогуляться со мной по саду?

— Вы, должно быть, устали. — Я посмотрела на довольно уставшее лицо Себастьяна, но его кузен казался невозмутим. И, получив слабый толчок в бок от брата, я решила загладить свой не совсем вежливый ответ: — Но, если Вы хотите, можем прогуляться.

День постепенно заканчивался, и так как на улице была прекрасная погода, как оказалось мама с девушками и их родственниками обосновались в саду. Чтобы не мешать им и чтобы они не мешали нам, мы пошли по окольным, не популярным, садовым дорожкам. Я не любила публичность, и меня мутило от одной мысли, что больше, чем нужно из моей жизни станет достоянием общественности, даже если это будут избранные и их семьи.

Некоторое время мы молчали. Неловкое молчание повисло между нами, и я не знала, как разбить его. Все, что я придумывала, казалось нелепым. Я словно стала неловкой школьницей, которая боялась разговаривать с мальчиком. Я бы не сказала, что мой опыт в общении с противоположным полом был удачным, скорее наоборот, если не считать разговоров с братом, но он ведь не считается. Я не знала, что мне делать, чтобы не убежал с криками: «Спасите!». Просто быть собой уже не поможет. Я была «собой» с Анхелем, и ничем хорошим это не закончилось, а играть роли у меня получалось скверно. И зачем Анхель только снова ворвался в мою жизнь?

— Я слышала в Лондоне сейчас прекрасная погода, — только закончив говорить, я поняла, что сделала неправильный выбор темы, но уже отменять не было шанса. Как же глупо и жалко это должно звучать со стороны.

— Да, сейчас в Лондоне редкие солнечные дни, которые вскоре закончатся, — улыбнулся британец, и червячок во мне уполз куда-то в глубь, — но после привычного дождя и тумана, эти дни кажутся еще замечательнее.

— Вы любите свою страну, — с улыбкой ответила я; он был таким трогательным, когда рассказывал об Англии, что я б только из одного только уважения поехала бы посмотреть на зеленые равнины и старинные дома, бережно укутанные туманной дымкой.

— Как и Вы свою, — отозвался британец и протянул мне небольшую розу. Я удивленно посмотрела на него, останавливаясь на месте. Небольшой бутон, едва распустившейся розы был причудливым сочетанием насыщенно алых и белых лепестков, которые смешивались между собой и являли собой причудливый контрастный танец противоречий. Роза была слишком коротко подстрижена и легко пряталась в ладони. Я легко догадалась, что он скрывал ее в пиджаке, но почему мне? Цветок явно не должен был стать подарком и все же… — Королевская английская роза, — объяснил принц, неловко убирая и так задержавшуюся ладонь из моей, — редкий сорт, выведенный в память о войнах двух ветвей королевского дома, Красной и Белой розы, и символизирующий единение Британии. Мой предок, король Георг, вывел этот сорт, чтобы мы не забывали, что Корона должна быть единой.

— Волшебно, — прошептала я, думая о том, каким хитрым и мудрым был его предок, уберегая своих потомков от распей, напоминая, к чему может привести гонка за властью.

— Она напоминает мне о доме, — тоже тихо ответил Джордан, вот почему роза казалась такой неприметной, она должна была оставаться незамеченной, она была чем-то личным, связью с родиной, где бы он ни был, и, поняв это, я протянула ему розу, но он вложил обратно мне ее в руку. — Нет. Она ваша.

— Почему? — спросила я, отрывая взгляд от цветка и поднимая взгляд к его серым глазам. Они были такими добрыми, такими умиротворяющими.

— Внутри Вас борьба. Вы кажетесь слишком печальной. — Я закусила губу, он знал, ему сказали обо всем происходящем. Какое унижение. — Нет. Я не прошу Вас рассказывать, что происходит. Просто знайте, чтобы не происходило, гармония внутри Вас ведет к гармонии с окружающим миром.

— Спасибо, — благодарно улыбнулась я, слегка сжимая пальцы вокруг тоненького стебелька цветка, но смотря в глаза Джордану.

— Мне нравится Ваша улыбка, Бланка, — повеселел принц. — Мне стоило привезти сюда не меньше сотни роз. Если бы я только знал, что они Вам так понравятся.

Анхель

Я остановился на пороге в кабинет дяди Максона. Не знаю, зачем меня позвал отец, но я уже насторожился. Мы не разговаривали с ним после короткой беседы на вчерашнем приеме, но даже тогда он не был счастлив от всего происходящего, словно у меня это вызвало дикий восторг. К тому же я задавался интересным вопросом: почему я здесь, а не в любой другой комнате?

— Я разговаривал с Максоном, — начал отец, внимательно наблюдая за мной. Его сжатый подбородок и слова не предвещали ничего хорошего. Сразу стало ясно, о чем пойдет разговор.

— Что он сказал? — Я опустился в кресло, ожидая, как очередной камень вышибет из меня очередную порцию тупости. Все было идеально, пока не приехала Прити и подчистую не уничтожила все, что я строил последние месяцы. Как мне теперь вернуть бестию? Как доказать, что с ней я не притворялся?