— Вы  писательница? — удивленно спросила я, обратив на подбор слов. — Прекрасно управляете словами.

— Нет, мой отец — писатель.

— Ваш отец Аарон Стоун? — спросила я, вспомнив одного знакомого мне писателя с фамилией Стоун, девушка смущенно кивнула. — Вы полны скрытых сюрпризов, леди Ариадна. Мистер Стоун — Ваш отец, леди Тайни — тетя, есть еще что-то, что Вы скрываете?

— Ничего, кроме того, что я теряюсь на фоне своей семьи, — хмыкнув, улыбнулась девушка. Неужели она начала чувствовать со мной себя комфортно? Я сама часто терялась в своей разношерстной семье со своим скромным увлечением, среди музыкантов, художников и неизвестных миру фотографов.

— Мне это знакомо, — Ариадна посмотрела на меня так, словно я говорю чушь, — Вы знаете мою тайну, я пишу: дневники, маленькие рассказы, новеллы. — Девушка удивилась еще больше, и я рассмеялась: — Да, поэтому я с легкостью забываю по дворцу свои блокноты, их слишком много. Но, согласитесь, это увлечение не такое впечатляющее, как, например, у моего брата, музыка. Вы знали, что он волшебно играет на гитаре? Рояль он тоже любит, но гитара — его страсть.

— Нет. — На щеках девушки появился румянец. Ей неловко говорить о Нике? Что ж, это определенно прогресс с его стороны. — Мы об этом не говорили.

— Значит, теперь будете знать, — улыбнулась я. Наш короткий разговор помог понять мне одну важную вещь, девушка была именно такой, какой я ее считала изначально, а недоразумение с блокнотом, возможно, было случайностью.

Дверь открылась, и в библиотеку вошел секретарь Ника.

— Ваше Высочество, Ваш брат просит прийти к нему, ему нужен совет. — Мужчина поклонился и опустил голову.

— Передайте, Кейнс, что я уже иду, — мужчина кивнул и вышел.

— Что ж, мне пора, — озвучила я очевидное с явной неохотой.

— Конечно. Не плачьте, если он Вас бросил, ради нее, это самый глупый поступок, — я улыбнулась запальчивости девушки: если бы только и я так в себя верила.

— Будьте осторожны, Ариадна, с мужчинами, даже с теми, которых Вы знаете всю свою жизнь. Они могут предать. — Не знаю, что потянуло меня на эту откровенность, но все же я сказала то, что думала: — Я не могла представить, что Анхель способен причинить мне боль, но он смог.

— Даже Ваш брат? — серьезно спросила девушка.

— Даже он. Ник — мужчина; они смотрят на мир не так, как мы. — Я взяла в руки, лежавшую на подлокотнике диванчика забытую ранее записную книжку и направилась к двери. — Спасибо, Ариадна, — сказала я напоследок и вышла из комнаты.

— Что случилось? — спросила я, заходя в кабинет брата; он как раз стоял ко мне спиной и, смотря на него сейчас, я ощущала некую уверенность, что все будет хорошо, сколько бы я не плакала в подушку.

— Ничего. Я просто решил, что мы очень давно не проводили время только в вдвоем. — Брат обернулся, и я увидела на его столе корзину для пикника. Она была уже собрана, и с приоткрытого конца выглядывало горлышко бутылки с вином.

— Что ты задумал? — спросила я, прикрывая за собой дверь и опасливо посматривая на Ника.

— Ничего, — беспечно ответил брат, пожав плечами и улыбнувшись детской улыбкой. — Правда. Я всего лишь хочу провести день со своей сестренкой. — Ник слегка прищурил глаза, когда я не двинулась с места, а скрестила руки на груди. Я-то шла сюда с мыслью, что ему нужна моя помощь, а он решил просто устроить пикник. — За мной должок, помнишь?

Кроме этих слов Ник мог ничего больше не говорить, и все было бы предельно ясно. Пару лет назад я помогла брату справится с его драмой, а теперь он хочет сделать тоже самое. Я почувствовала предательскую влагу в уголках глаз, и мне хватило одного понимающего взгляда голубых глаз брата — и я поняла, что все выходит за грань моего контроля.

— Эй, лисенок, я не пытался тебя расстроить. — Ник приобнял меня одной рукой, когда я подошла к нему ближе, а второй провел по моим волосам.

— Я знаю, но я не могу больше, — призналась я брату, уткнувшись в его плечо, — не могу больше сдерживать это. Я постоянно хочу плакать. Это так надает, что не можешь представить, что с этим делать. Я не… это сложно, Никки.

— Думаешь я не знаю? — горько улыбнулся брат, но он знал, может, даже лучше меня знал.

— Думаю, что мы с тобой родились такими, невезучими. Как думаешь, Мари обойдут сердечные драмы?

— Только в том случае, если в ней и дальше будет отсутствовать наше семейное упрямство, — улыбнувшись, ответил Ник.

Это было хорошо. Нет. Просто замечательно, сидеть на солнечной поляне рядом со старшим братом и говорить, по сути, не о чем. Я пыталась не думать о том, что придется возвращаться в реальность, то есть во дворец и снова натыкаться на Анхеля или на его пассию, а это последнее, что мне нужно, но дворец не такой большой, чтобы мы не наталкивались друг на друга хотя бы раз в день.

— Ты снова нахмурилась, — сказал Ник, с укором смотря на меня. Мы сидели под большим раскатистым дубом и смотрели на залитую солнцем поляну нежных голубых цветков.

— Прости, — я улыбнулась и потянулась за кусочком сахарного ананаса. Как бы я ни пыталась прогнать мысли об Анхеле, они возвращались, так часто, что мои старания были едва заметны.

— Не думай о нем, — строго посмотрел на меня Ник. — Я тебе приказываю.

— Приказываешь? — возмутилась я и, приподнявшись на пледе, взяла одну из подушек, которые мы захватили с собой, чтобы не сидеть на все еще прохладной земле, прикрытой лишь одним пледом, — я бросила в него. — Ты не можешь приказывать мне это!

— Могу, — все так же строго ответил Ник, и я не обратила внимания, как он потянулся за подушкой рядом с ним. — Я старше тебя почти на два года, я наследник и ты ведешь себя глупо, как маленькая дурочка.

— Дурочка? — снова возмутилась я, но получила подушкой по лицу. — В этой ситуации, я — пострадавшая сторона. Обманули меня.

— Ты позволяешь всем вокруг видеть твою боль. Индийская принцесса упивается твоим унижением: она считает, что победила.— Я зашпульнула в него ту же подушку, что угодила в меня, но червячок здравомыслия подсказывал мне, что он прав.

— Ты хотел бы что, я пожелала им счастья? — язвительно поинтересовалась у Ника, он придержал подушку у себя.

— Да. Сделай вид, что тебя это не волнует. Не показывай обоим, как тебе больно. — Ник кинул в меня подушку, и пока я следила за ее полетом, я не видела его лица, когда он закончил свою мысль. — Разве не это ты мне советовала, когда Хулия обручилась с Карлосом?

— Конечно, советовала. Ты бы все испортил, — отозвалась я раньше, чем подумала. Я думала, он разозлится, но он лишь улыбнулся. — Почему ты хочешь, чтобы я сделала так же?

— Потому, что я люблю тебя, лисенок, и я знаю, что это помогает. Последнее что я хотел бы, чтобы ты через это проходила, но я буду рядом, слышишь? — Подушка так и не полетела в него, и я опустила взгляд на красивый узор ручной вышивки, который переливался золотыми бликами на солнце.

— Потому, что я помогла тебе? — спросила я, немного сконфужено.

— Нет, потому что я беспокоюсь о тебе. Разве может быть по-другому. — Растроганная его заботой, я хотела бы обнять Ника, но он вдруг рассмеялся: — Но ты в последние дни была просто ужасной плаксой.

Я разозлилась и замахнулась подушкой, но, увидев, как одна птичка из кроны деревьев весьма четко спикировала свои фекалии на лоб Ника, я разжала пальцы, и подушка упала на траву, а я зашлась смехом, и мне правда было сейчас весело; брат присоединился ко мне, вытирая салфеткой птичий помет. Видели бы его девушки в этот момент. Истинный красавец.

Смех помог вернуть мне чувство уверенности в себе и восстановить как-то свои силы, которые казалось уже были на пределе: он стал как спасательная подушка, и я с благодарностью посмотрела на Ника. Он даже не подозревал, что сейчас делал для меня, и я была ему очень благодарна за это.

— Спасибо, — еще раз поблагодарила я Ника, когда мы вернулись во дворец. Возвращались мы медленно и неохотно. Ведь обоих нас ждала тут скирда проблем, и никто не хотел с ними разбираться, а ведь откладывать было нельзя. Брат собирался к концу «родственного уик энда» домой вместе с их семьями отправить несколько девушек, а сам он был настолько потерян, что помощь нужна была больше ему под конец, чем мне. Но что-то советовать ему было тоже сложно.