- Америка, - Максон шокирован. Он хочет протянуть ко мне руку, но затем убирает ее. Его руки в хаотичном порядке стараются найти свое место, но от нервов он постоянно что-то делает. Первое время Максон не смотрит на меня, - Америка, - повторяет он еще более неуверенно, - ты знаешь о моих чувствах к тебе. Они не изменились. Ты – само совершенство, несмотря на свое упрямство. Мне кажется, я полюбил тебя в первую нашу встречу, ты перевернула всю мою жизнь вверх ногами, - Максон все же остановился и взял мою руку крепко в свою, - Я больше не чувствую себя одиноким. В моем сердце всегда теперь только ты. Я пытался увидеть кого-то кроме тебя, но тщетно. Я не вижу других. Ты столько меня отталкивала, что я просто растерялся, когда все изменилось. Первое время я не знал, как себя вести, и от этого чувствовал себя еще больше неловко. Но ты мне нужна, очень нужна.

- А как же Крисс?

- Что Крисс? Крисс – приятная и очень добрая девушка, но не более того. Я не люблю ее. Я пытался сделать что-то, что могло бы пробудить что-то между нами, но нет, мы всего лишь друзья. Она очень светлый человек, но слишком покладиста, - Максон смущенно улыбнулся, и во взгляде его было столько нежности и любви, что у меня защемило сердце. Ну как я могла сомневаться в нем, - мне нужно больше озорства и упрямства.

- А Селеста?

- Я же уже тебе говорил, Селеста для меня ничего не значит, она тут из-за отца.

- Но ты ведь с ней целовался в тени, и ты не испытывал при этом отвращения.

- Ты все еще помнишь об этом? Прости, то была мимолетная слабость. Мне крайне необходимо было тогда отвлечься, а ты на меня все еще злилась. Я никак не ожидал, что ты там можешь появиться.

- Почему? Почему они еще тут? Если ты любишь меня, почему девушки еще тут? Ведь после ночи в убежище, я думала, ты понимаешь, что значишь для меня.

- Я не могу сейчас выбрать тебя. Только не сразу после твоего скандального проекта.

- Все из-за вопроса о доверии? Я ничего не сказала повстанцам. Они ничего не услышали от меня и не услышали бы никогда, даже если стали бы пытать меня, - Максона передернуло от моих слов, - Я бы никогда не сделала ничего из того, что может навредить тебе, как ты это не понимаешь.

- Нет, дело совсем не в этом. Мой отец. Он не позволит тебе сейчас стать моей женой. Только не сейчас. Только не когда он так зол на тебя. Прошу тебя, потерпи немного. Ты нужна мне.

- Если бы я только могла быть уверенной в завтрашнем дне.

- Как бы я не хотел предоставить тебе защиту и уверенность в будущем, но я не могу. Я всего лишь принц, король он. Его слово важнее, - Максон нежно провел костяшками пальцев по моей щеке, и я закрыла глаза, - Но одно могу сказать тебе точно, я твой и только твой. Я не могу тебя потерять.

- Я бы не пережила это. Ты помнишь, что было со мной после разрыва с Аспеном? Если я останусь без тебя – это просто убьет меня.

- Если мы сделаем все правильно, это не понадобится, - в его голосе столько убежденности, что я сама невольно стала в это верить, - Но для начала ты должна поправиться. Что с тобой сделали эти варвары?

- Ничего. Ну почти, - лицо Максона, он сейчас явно ничего не понимает. Да я и сама не поняла бы, если бы он был на моем месте, - Ногу я повредила, когда падала с их повозки.

- Зачем? – глаза принца еще больше округлились.

- Чтобы хотя бы попытаться сбежать. Правда, я тут же грохнулась вниз, как мешок картошки, а повозка ведь ехала. Они не сразу заметили, что меня нет, и поехали дальше вглубь леса.

- Вглубь леса? Ты собиралась бежать через лес, зимой, в одном платье? – голос Максон стал тихим и вкрадчивым. Он словно сомневается в моем душевном состоянии.

- Да. А потом я еще и оцарапала ноги пока бежала.

- Босиком? По снегу?

- Ну да. А разве у меня был выбор? Мне нужно было хотя бы попытаться уйти. Не могла же я позволить управлять собой. Я не знала, чего они от меня хотели, - ну вот, Максон посчитает меня душевнобольной. Какой здравомыслящий человек будет так убегать, как это было со мной?

- А что у тебя с щекой? Ты не могла так сама себя, - я дотронулась до щек, но ничего не нащупала, кожа оказалась гладкой, как у младенца, я вопросительно подняла бровь.

- Доктора использовали все, что могли, лишь бы ничего не осталось на лице.

- Нужно будет их поблагодарить.

- Я уже отблагодарил. Ты не ответила.

- Один из державших меня ударил, когда они догнали меня. Насколько мне известно, они за это получили.

- Америка, ты хоть понимаешь, что с тобой произошло?

- Понимаю. Ты считаешь меня безрассудной и легкомысленной, - я попыталась сесть, повыше подтянуться, все тело тут же заныло. Максон в мгновение ока отреагировал, придержал меня и помог мне. Когда он помог мне сесть, несмотря на боль, я решила не разрывать приятных объятий. Максон точно так же не отстранился, вместо этого он провел рукой по моим волосам и поцеловал меня в макушку.

- Я считаю тебя самой храброй, решительной, веселой, самой красивой и самой честной. Я никогда не видел, чтобы кто-то другой так же яростно сопротивлялся до последнего, как ты. Вот что мы сделаем: первое – тебе нужно отдохнуть, и второе – мы ничего не расскажем отцу, пусть думает, что все, что произошло с тобой – его вина, пусть считает, что это сделали повстанцы, - затем Максон зарылся мне в волосы и глубоко вдохнул их запах, - Больше никогда не оставляй меня.

С того разговора с Максоном прошла неделя. Нога постепенно стала восстанавливаться, а синяки уже или сошли или сходят. Царапины убрали с тела, так что и не догадаешься, что они были. Жар сменился привычной простудой, и, в то время как все занимаются подготовкой к Рождественскому приему-вечеринке, я отлеживаюсь в своей комнате, со все еще больной ногой и больным горлом. Как я узнала от Максона, дворец покинула Элиза, и все тайно надеялись, что за ней последую и я, но не тут то было. Я осталась. Я продолжаю бороться за принца, и мои шансы возросли. Максон все свободное время, или почти все, проводит рядом со мной. Мы играем с ним в шахматы или просто разговариваем. Он часто просит рассказать мне о своей семье и о своей жизни до Отбора. Сначала я рассказывала неуверенно, боясь, что он будет надо мной смеяться, а потом все увереннее и увереннее.

- А потом побежал к своей маме и долго жаловался, что из-за меня он свалился с дерева. Коул был четверкой, и по положению они занимали более высокое положение, чем мы, но ему нравилось играть с Котой, а тогда мы еще были неразлучны с братом. Коулу приходилось мириться со мной.

- Никогда бы не поверил, что ты росла таким сорванцом, - Максон в тот вечер сидел возле меня на кровати и играл с моими волосами. В его глазах топленого шоколада было столько теплоты и восхищения, что у меня просто защемило сердце, и я залилась краской. А еще в них проглядывалась еле заметная боль. Он рос один, и ему, как никому другому, известно, что такое одиночество.

Селеста и Крисс упали духом, я не видела, но мне рассказывали. Моим горничным стоило служить в разведке, они в этом великолепны. Максон все еще время от времени навещает Крисс, но не так часто, как прежде. Все время он предпочитает отдавать мне. Когда я рассказала ему, что повстанцы хотели со мной поговорить, он остановил меня на полуслове и предложил обсудить это потом, там, где нет посторонних ушей и тут же поцеловал меня, не давая возможности страже, приставленной к моей двери, заподозрить, что мы говорили о чем-то, кроме наших отношений. С Аспеном я не виделась. Я слышала, он теперь состоит в личной страже королевы, подальше от меня. Максон все же ревнует. И я бы не сказала, что мне это неприятно.

Мне в очередной раз принесли горячий отвар с лечебными травами и лимонным соком. Мне постепенно становится лучше, и скоро я выздоровею уже полностью.

- Ваше величество, - Люси присела в реверансе, а я поправила халат и одеяло и подобралась. Единственный из королевской семьи, кто меня посещает, при том каждый день, это Максон. Ожидая новой приятной встречи, я обрадованная обернулась. Но, как оказалось, ко мне пришел вовсе не Максон. Меня решила посетить королева Эмберли.