Дальше со всех сторон посыпались поздравления. Мэй подарила мне картину, на которой были изображены я и Максон. Я помню эту фотосессию в начале отбора в кремовом платье с алой лентой и Максон в синем костюме. На фото мы сидим на диванчике и смотрим друг на друга, мои глаза блестят, и я завороженно смотрю на принца. Неужели я даже тогда начала что-то к нему чувствовать? Максон же напротив не сильно то и скрывал свое обожание, но тогда почему-то это было не так заметно. Пожалуй, эта картина будет висеть в нашей комнате. Совсем забыла, у нас с ним будут раздельные покои, но эту картину я совершенно точно повешу на видном месте.

- Прекрасная картина, - прошептал Максон над самим ухом, пока я любовалась подарком.

- Да. Она мне очень нравится. Я заберу ее с собой, - странно, что даже на виду у всех я почувствовала некоторую уединенность стоя вместе с Максоном за моей спиной.

- Пожалуй я бы сам на этом настоял, если бы ты не захотела ее брать.

- Почему? У тебя же есть фото с этой фотосессии.

- Потому, что фотографии выглядят блеклыми по сравнению с ней, а картина словно живая. Ты только посмотри на себя. Этот румянец не такой нежный на фото и фотографии не передают то, как улыбка затрагивает твои глаза и они от этого светятся еще ярче.

После Мэй настала очередь Кенны, которая расцеловала меня и отчитала за то, что я не звонила ей. Я не задумывалась над тем, как скучала по ней. После Кенны меня обнял ее муж, а за ним последовали и все стальные. Максон тоже приготовил мне подарок, но как он сказал, он ждет меня наверху, в моей комнате. За столом царила легкая непринуждённая обстановка. Я окунулась в атмосферу уюта и тепла и совсем забыла про камеры. В то время, как я пыталась что-то съесть, а это давалось мне с трудом, так разговор шел обо мне и мама с Мэй стали рассказывать забавные истории из моего детства, эстафету подхватила Кенна и даже отец время от времени вставлял свои комментарии. Я время от времени заливалась румянцем, что на меня не очень то похоже. В последнее время я не могу понять, что со мной происходит. Я не узнаю себя и не знаю, радует меня это или нет. Я начала замечать в себе изменения, стоило мне понять, что я люблю Максона, такого не было в отношениях с Аспеном. С ним я всегда оставалась той, кем я всегда была. С Максоном же мне хочется быть лучше, хочется доказать самой себе, что я достойна жизни рядом с ним. Я все чаще ищу в себе силы стать сильнее, стать принцессой.

- Но не смотря на все протесты и гневные заявления, Америка ни разу не пропустила ни одного праздника. Она хоть и упряма, но очень ответственная. Не сомневайтесь, Ваше Величество, она Вас не подведет, - Максон положил под столом свою руку мне на колено и легонечко сжал. Мне повезло, что в этот момент у меня не было ничего во рту, боюсь, в таком случае я могла подавиться едой. Я бросила взгляд на Максона, но он не подав и виду, продолжал слушать мою маму.

- Почему Америка протестовала против выступлений? Этим она ведь зарабатывала на жизнь, - с невинным выражением лица спросила Крисс. Она действительно не понимает или притворяется? Хотя, она ж ведь Третья. Откуда ей знать проблемы и переживания Пятых? Она привыкла не знать нужды.

- Дело в том, что не все представители высших каст относятся к нам хорошо. Да впрочем, очень мало таких людей. Большинство нас просто не замечает. Но это не главное. Америку всегда оскорбляло обращение, словно мы слуги, не люди, а мусор под ногами, - я немножко закусила губу. Теперь понятно, в кого я такая не сдержанная в словах. Рука Максона оставила в покое мое колено и нашла мою ладонь. Я вмиг забыла о неосторожности мамы, потому что мне пришлось думать о том, как не замурлыкать как мартовская кошка. Максон взял мою руку и нежно стал поглаживать внутреннюю часть ладони большим пальцем. Этот жест показался таким интимным, приятным и невероятно захватывающим, что я забыла, как дышать, а разговор тем временем продолжался за столом. Я не поняла, что сказала Кенна, но это немного разрядило обстановку. Я стала слишком чувствительной на присутствие Максона, на его близость. Сейчас он ничего особого не делает, а мне кажется, что больше никого в мире нет. Я потеряла нить разговора и попыталась понять, как же на меня все же действуют заигрывания Максона. Я никогда не смогла бы представить, что простое поглаживание ладони может быть таким чувствительным. Поздравляю, Америка Сингер, ты или окончательно потеряла голову из-за этого парня или просто сошла с ума.

- Где ты достала такие чудесные цветы, Америка? – хорошо хоть, я чудом умудрилась услышать Кенну, но это не помешало мне растеряться, - Я про те цветы, что у тебя в волосах.

- Я не знаю. Нужно спросить у моих горничных. Это их рук дело, - мое дыхание сбилось и от этого немного прерывистый выдох был когда я говорила. По лукавой улыбке сестры, я поняла, что она догадалась, что сейчас происходит, но ни слова не сказала. Кроме нее никто не обратил на нас внимание. Все были заняты или собой или Максоном, а когда смотрели на меня, видимо, считали, что я просто смущаюсь из-за повышенного внимания.

К моему счастью или к сожалению, я уж не знаю, завтрак быстро закончился. Все тактично в короткие сроки ушли со столовой, оставив нас одних. Максон улыбнулся, когда я не став ждать, что он сделает или скажет, взяла его за руку повела к лестнице. Странно находится вместе с ним не в просторном дворце, а в моем маленьком доме, уютном, но не очень простом. Я никогда не представляла его за пределами дворцовых стен. Все великолепие дворца, словно часть его. Он родился там, он вырос там и будет жить там всю жизнь. Дворец - его мир, тот мир, в котором я - леди Америка в шикарных платьях и с отточенными манерами, здесь же я просто Америка, Пятая, часто не заметная для других девушка. Странно, что я не знаю кто я. Я все никак не могу понять, кто я на самом деле. Дворец для меня все еще золотая клетка, но я понимаю, что готова добровольно остаться там на всю жизнь, в то же время тут я чувствую себя уже немного неловко. Я больше не чувствую, что принадлежу этому месту.

Может мы слишком быстро поднялись по ступенькам, может это потому, что я мало съела или по другим неизвестным мне причинам, у меня закружилась голова и я оперлась о стенку, ища опоры и отпустив руку Максона.

- Америка, с тобой все хорошо? – заботливо спросил Максон всматриваясь мне в лицо.

- Да, да, со мной все хорошо. Не волнуйся, - свой организм в последнее время я перестала понимать, абсолютно перестала. Со мной творится что-то неладное. Еще и это головокружение.

- Ты уверена? - не унимался Максон, предложив мне свою руку и плечо в качестве опоры, - Ты побледнела.

- Да, со мной все хорошо. Голова только немного закружилась, - я рассеянно улыбнулась. Никто не проявлял еще такой заботы, как Максон. Семья – это одно, с ними это как-то по другому, с Аспеном же я никогда не ощущала, что являюсь для него всем миром. Никогда ни для кого раньше я не была настолько важна.

- Думаю, тебе стоит присесть или прилечь, - Максон растерялся, явно не зная, что делать.

- Не волнуйся, все уже прошло. Я чувствую себя прекрасно, - голова все еще кружиться, но так как мне не хочется его расстраивать, я беру его за руку и веду в свою комнату.

Мы заходим в мою сейчас такую неожиданно маленькую комнату, что я смущаюсь, не зная какой реакции ожидать от Максона. Мы когда-то говорили с ним о том, что моя комната во дворце мне не принадлежит и тогда я не лукавила, но эта комната – весь мой мир в течении большого отрезка моей жизни. Что он скажет о ней? Конечно, это не похоже на его просторные покои, но это мое, по-настоящему мое. Сейчас, пожалуй впервые в жизни, мне кажется, что моя комната – это что-то невероятно личное и мне хочется поделиться этим с ним.

В моей комнате нет ничего необычного. Обычная деревянная кровать с белой подушкой и связанным крючком сиренево-голубым пледом вместо покрывала. Его подарила мне мама и в самые холодные зимние ночи оно спасало меня от холода. Небольшой столик у кровати, на нем старенький будильник Голубые светлые обои. Пол – обычные выкрашенные доски, а не мрамор или дорогущий паркет дворца, прикрытый выцветшим серым ковром. Возле старого письменного стола приткнувшись стоит старенький потертый футляр с такой же скрипкой внутри. На столе аккуратно сложены ноты и возле настольной лампы стоит подставка с ручками и карандашами. На столе стоят две небольшие сделанные папой вручную рамки с детскими фотографиями. На одной мне семь лет и Кенна заплетает мне волосы, на второй мне двенадцать и я сосредоточено пытаюсь выучить сложную для меня пьесу, сидя за стареньким, еле живым фортепиано. Максон тоже их заметил и, улыбнувшись, взял обе рамки в руки.