Зато в кондитерском было странное изобилие. Порывшись в сумке, Сандра неожиданно обнаружила еще несколько смятых бумажных купюр – и купила торт и несколько пирожных, красиво украшенных белыми розочками с малиновой сердцевинкой. Они казались на удивление свежими. Потом подошла к прилавку, где продавали соки, и попросила стакан томатного сока и молочный коктейль. Продавщица с недовольным видом долила в конусообразную тубу темно-красного сока из трехлитровой банки и, повернув краник, нацедила Сандре граненый стакан. Сандра выудила из стакана с водой алюминиевую ложечку, набрала в нее соль из банки, посолила сок и с наслаждением выпила его, пока продавщица взбивала молочный коктейль: половина брикета сливочного мороженого, молоко, сироп… Томатный сок и коктейль были ритуалом Сандры, когда она ходила за продуктами в магазин.

Держа в одной руке мешок с палаткой, а в другой – пирожные и торт, она поднялась на восьмой этаж, к Ольге. К ее удивлению, та оказалась на месте, только выглядела странно и непривычно: вся в синяках и ожогах, лицо худое, даже скулы торчат – а прежде была довольно полной и цветущей. Сандра хотела спросить, что случилось, но наткнулась на колючий взгляд – и проглотила слова. В квартире тоже все изменилось: закопченные стены и потолок покрыты сажей, старинная мебель, которой прежде не было в доме, сильно повреждена огнем. Что тут произошло? Пожар? Пока они разговаривали с Ольгой – если односложные вопросы и ответы можно назвать разговором, – рядом нарезала круги Ольгина мамаша. Она и прежде не была красавицей, сейчас же стала просто чудовищем: седые волосы свисали космами, лицо покрывали жесткие волоски и крупные бородавки, верхнюю губу приподнимали два желтых клыка. Подкравшись, старуха выхватила из рук Сандры торт и сожрала его почти целиком прямо с картонкой.

Сандра опешила.

– А я хотела попить чаю с тобой… – протянула она.

Ольгино лицо перекосилось.

– Ты зачем сюда явилась? Палатку отдать? Давай сюда свою палатку и убирайся поскорее… Что, не видишь? Я ее еле сдерживаю! – Ольга покосилась на мать. – Она же сейчас кинется на тебя! Да, и не вздумай есть свои пирожные, идиотка… смерти захотела…

Ольга выхватила палатку из рук Сандры и грубо вытолкнула ее за дверь. Сандра услышала, как о дверь ударилось тело и клацнули зубы: похоже, Ольга все же не удержала старуху.

«С ума они тут посходили», – подумала Сандра. Или она еще спит и ей продолжает сниться кошмар? Как бы то ни было, пора выбираться отсюда.

Она вернулась на Автодорожную, где на стоянке такси одиноко горела зеленая лампочка свободной машины. Сандра молча открыла дверцу и села. Приготовилась объясняться, что денег нет, но может расплатиться пирожными.

– Северный речной порт? – спросил шофер. Сандра подняла глаза. Водитель был тот же самый, что и утром, только теперь очень милый и дружелюбный. Она улыбнулась и кивнула, прижимая к себе пергаментный кулек с пирожными. Нет, она их не выбросит и никому не отдаст, она привезет их домой – и вечером они всей семьей будут пить чай на кухне.

Тут она вспомнила о Георгии с девушкой на балконе – и запоздало заплакала. Ну какая там лярва, просто любовница. Хотя… если подумать, в каком-то смысле действительно лярва. Сандра рыдала все горше и горше, пуская пузыри из носа, и утиралась тыльной стороной ладони, как ребенок. Таксист молча вытащил из кармана платок и подал ей. Сандра с благодарностью шмыгнула носом. В конце концов, к чему рыдать? Она получила именно то, что хотела.

– У меня нет денег, – с отчаянием сказала она.

Таксист рассмеялся.

– Знаю. Ничего, так довезу, мне все рано по дороге. Я к мосту еду. А ты чего ревешь? Рассказывай. Нам, таксистам, можно все говорить – как на исповеди.

И Сандра вдруг как на духу выложила все-все-все про свою разнесчастную жизнь. Так открыться можно только тому, кого никогда не увидишь опять, никогда. Например, таксисту.

– Тебе нужно разрыв-траву. Тогда полегчает. Она ведь не только замки открывает… Только об этом мало кто знает. Она душу твою отворит, тоску выпустит. Сейчас отвезу тебя в одно место, там все найдешь. Только не вздумай рвать горе-несчастье, плакун-траву и не трогай аленький цветочек.

Через мгновение они оказались у переправы через Реку. Сейчас там были большие перемены: все течение – и правое, и левое, даже зеленая пойма – было забито трупами. Они оживали прямо на глазах и уходили через мост в Сухой лес. Трупы, годами лежавшие в сфагнумовом болоте, тоже выбирались наружу и шли в сторону Города мертвых, мерцавшего уютными огоньками в вечернем сумраке. Издалека он казался обычным городом, где сейчас люди собирались семьями за столом, чтобы поужинать в этот субботний вечер и выпить чаю с пирожными. Где-то там, в обгоревшей квартире с сумасшедшей матерью, сидит покрытая ожогами Ольга и доедает то, что осталось от торта в коробке. Сандра покрепче прижала к себе отвоеванный сверток с пирожными.

– Видишь, что ты натворила своими снами?.. Ты их всех разбудила. Сегодня ночью здесь будет весело. Да и не только здесь. Нынче ведь ночь такая – темных богов… Так что, девонька, уноси ноги, пока не поздно. Только в лес за разрыв-травой сбегай.

Машина превратилась в плоскодонку на колесиках, а водитель – в перевозчика Харона, в лихо заломленной ушанке.

– Эх, прокачу! – глумливо крикнул он и с бешеной скоростью покатил плоскодонку с Сандрой по шатающемуся мосту. Сандра от страха даже глаза зажмурила. Но посередине моста Харон вдруг резко затормозил и опрокинул лодку. Сандра свалилась с моста прямо в реку – туда, где водоворотом бурлила Вода забвения, образовавшаяся при слиянии мертвой и живой воды.

– За что? – крикнула Сандра и едва успела забросить на мост драгоценный кулек с пирожными.

– Плыви, – ухмыльнулся Харон, – здоровее будешь. Сама мне потом спасибо скажешь. Одна разрыв-трава тебе мало поможет.

В Воде забвения Сандра с трудом увернулась от темных хищных тварей, бросившихся на нее с мертвого берега. Но она пнула их в острые морды и взлетела на мост, сверкая красными горящими газами. Вода забвения превратила ее в ведьму. Харон стоял ухмыляясь.

– Ну, теперь ты совсем наша. Эх, девка, огонь-девка! Оставайся-ка здесь навсегда. Вместе плоскодонку возить будем.

– Прочь, нечисть, – завизжала Сандра, выпуская когти. – И не тронь пирожные, а то горло перегрызу.

Она перелетела в лес и быстро нашла полянку, на которой росли разрыв-трава и еще какие-то кустики, в том числе покрытые малиновыми звездочками цветов и розовато-лиловыми метелками. Это, наверное, и есть горе-несчастье и плакун-трава… Ну да, понятно, почему ей нельзя рвать плакун-траву: она для изгнания демонов – но Сандра сама сейчас демон, а горя-несчастья ей и так хватает…

Рядом цвел сказочной красоты красный цветок, словно вобравший в себя всю кровь мира. Так это и есть «аленький цветочек», про который говорил таксист? Держись от него подальше, иначе вся кровь невинных будет на твоих руках…

Сандра быстро нарвала разрыв-травы и еще травы забвения, утоляющей горе, потом вернулась к мосту и снова искупалась: сначала в мертвой, потом в живой воде. У берега росли «русалочьи цветы» нимфеи, белые кувшинки – одолень-трава, придающая сил. Сандра прихватила еще и их. И снова превратилась в нормальную Сандру: когти втянулись, и угли в глазах погасли. Она вскочила в лодку, Харон с бешеной скоростью повез ее к живому берегу.

…Лодка остановилась. Сандра боязливо открыла глаза. Такси стояло на мосту – на том мосту, что был недалеко от ее дома, – не доехав до съезда с него несколько метров.

Впереди тянулось пустое шоссе, вдалеке по правую руку торчал шпиль Северного речного вокзала. До дома Сандры минут десять быстрой ходьбы. Стояла глубокая осень, и Сандра мгновенно продрогла в своем летнем платьице.

– Эй, девушка, пальто в машине забыли! – окликнул ее водитель, подавая Сандре черное пальто с меховым воротником. Оно пришлось точно впору, будто сто лет его носила.