– А теперь?
– Теперь я помню, помню всё. Помню, как росла здесь, помню, как была Мерцаной. Но я всё равно не она, я – Лаэрта, не знаю, как это объяснить.
– Если уж Стоумы не знают, куда там нам понять это, – прервал её путаные объяснения Озар и на её удивленный взгляд пояснил: – Я разговаривал с ними. Когда моя дочь приходит домой и называет себя другим именем, я обычно не сижу сложа руки.
Лаэрта кивнула, да, это было на него похоже.
– А что насчёт звезды?
Озар удивленно поднял бровь, похоже, про это он не знал, и как ни хотелось ей доверять ему, она всё же не стала рассказывать ему всей правды:
– Стоумы говорили про пророчество Чародея и что-то про звёзды, но напустили такого тумана, что я ничего не поняла.
Озар пожал плечами, про это он действительно ничего не знал. Но обведя глазами библиотеку, предложил:
– Может, в книгах что-то есть? Хочешь, я поищу?
– Да, было бы неплохо, – отбросив ложную скромность, согласилась Лаэрта. Обведя глазами длинную череду книжных полок, она задумчиво пробормотала: – Хотела бы я знать, что в них есть что-то, что могло бы помочь.
И тут же прикусила язык. Когда же она наконец научится быть аккуратней в своих желаниях? Она едва могла дышать, казалось, любое неаккуратное движение – и её вырвет. В голове была полная каша из обрывков фраз и цитат. Она одновременно узнала столько, сколько не вмещалось в её голове, и просто не могла сконцентрироваться ни на чём конкретном. Лаэрта хотела было пожелать отмену последнего желания, но тут же поняла, что знает, что не может этого сделать. Потому что вон в той книге с зеленой обложкой, третьей слева на крайнем правом стеллаже, говорится о том, что желание, исполненное звездой, невозможно отменить, ибо нет ничего сильнее звезды, даже она сама. И на любую её мысль, тень мысли в голове тут же всплывали тысячи строк. Да, у Озара была поистине огромная библиотека.
– С тобой всё в порядке? – обеспокоенно спросил он, заметив изменения в ней.
– Простите, просто устала, – аккуратно, стараясь больше ни о чём не думать, солгала Лаэрта. Если сидеть, не шевелясь, у неё это почти получалось. – Можно я тут посижу немного?
– Конечно, что за вопрос. Ты же останешься на ночь?
– Нет, моя домовладелица полгорода на ноги поднимет, если я не явлюсь ночевать, – ухмыльнулась Лаэрта, и Озар в очередной раз понял, что у неё теперь совершенно другая жизнь, никак с ними не связанная.
– Ты же ещё придешь? Потом? – всё же не смог не спросить он.
Столько надежды было в его голосе, что Лаэрта не смогла ответить иначе, чувствуя очередную порцию вины за то, что не может участвовать в жизни других людей так, как они этого желают:
– Да, конечно, потом.
– Я оставлю тебя, отдыхай, – видя, что ей с трудом стал даваться этот разговор, деликатно решил покинуть её Озар. Но уходя, уже в дверях не выдержал и обернулся. – Как ты в целом? Счастлива?
– Я не несчастна, – честно ответила девушка, и, удовлетворившись таким ответом, Озар оставил её одну в кабинете.
Посидев ещё пару минут, кое-как примирившись с обилием новых знаний в своей голове, Лаэрта пожелала оказаться в своей комнате в Дэнэбе. На этот раз пространства для манёвра в исполнении своего желания она не оставила, будучи предельно внимательна к мелочам.
Все выходные она просидела у себя, пытаясь хоть как-то сжиться с вечно не к месту всплывающими знаниями в своей голове. Но как бы плохо Лаэрта себя ни чувствовала, долго сидеть взаперти было выше её сил – слишком деятельной она была. А потому, сначала совершив небольшую вылазку до соседнего дома и проведя вечер с циркачами, она поняла, что вполне может общаться с людьми. Иногда она, правда, замолкала посреди разговора, но друзья деликатно не обращали на это внимания.
А к началу новой недели девушке настолько надоело сидеть в четырёх стенах, что она осмелилась, как это стало уже привычно, прогуляться к Главе города. На удивление общение с ним прошло гладко: они обсудили возможность постройки нового квартала, так как городу становилось тесно, а западная стена вполне позволяла перенести себя на несколько десятков метров, тем самым расширив город. Также она напомнила, что цирк Марганы в городе уже почти месяц и ещё через несколько недель они планируют пуститься в гастроли: циркачи не привыкли сидеть на месте, и пары месяцев в одном городе для начала было вполне достаточно. Девушка успокоила взволновавшегося было Онагоста тем, что первые гастроли не продлятся больше месяца и цирк вновь вернется в Дэнэб раньше, чем он успеет по ним соскучиться.
За разговорами Лаэрта не заметила, что стемнело. Отказавшись от провожатого и успокоив Онагоста тем, что на улице её дожидается Мрак, девушка уже по темноте отправилась домой. Мрака на удивление нигде не оказалось, но, не став сильно переживать по этому поводу, Лаэрта одна направилась домой. В конце концов, их город был довольно спокоен, а дом, в котором она снимала комнаты, располагался не более чем в пятнадцати минутах пешего шага от палат мастера Онагоста.
До дома она в этот вечер так и не добралась. Девушка успела заметить, как от здания впереди отделилась тень и быстро развернулась, чтоб уйти, но тут же столкнулась с другим мужичиной. Прежде чем она успела даже подумать о том, чтобы что-то пожелать, ей заткнули рот и, связав, потащили к лошадям.
Всю ночь они провели в дороге, и на этот раз на её мычания не обращали ни малейшего внимания, и, получив один раз ощутимый удар по рёбрам, Лаэрта перестала елозить. Остаток ночи она провела, всячески ругая себя: она пожелала узнать целую библиотеку, а вот узнать, кто пытался её похитить ещё со свадьбы с Говеном, как-то не додумалась.
На рассвете двое похитивших её мужчин остановились на поляне в лесу, по-прежнему полностью игнорируя сам факт присутствия Лаэрты. А ещё спустя полчаса к ним присоединился новый отряд, и девушка наконец узнала, по чьему приказу она оказалась в столь незавидном положении. Уже знакомый ей старик, что перенёс её из леса в замок Озара сразу после падения звезды, вновь был здесь. И она ещё раз отругала себя за то, что пустила всё на самотёк. Это же надо было быть настолько безалаберной, чтобы закрыть глаза на собственное похищение.
За последующие несколько дней пути девушке так ни разу и не развязали ни руки, ни рот. Ей лишь иногда давали немного воды, выливая на лицо несколько кружек воды, так что повязка, закрывавшая рот девушки, намокала, но этого едва хватало на пару глотков, так что напиться Лаэрте не удалось ни разу. Поэтому, когда почти через неделю они прибыли в замок, Лаэрта могла думать только о жажде, обуревавшей её. Если бы не это, она, конечно, оценила бы красоту замка, ибо он не походил ни на одни из ранее виденных ею: строгий и основательный, он так органично вписывался в окружающий лес, словно был частью его. Возможно, такое впечатление складывалось и благодаря тому, что кладку красного кирпича местами весело обвивал зелёный плющ. Когда они прошли сквозь ворота внешней стены, перед ними предстал широкий и чистый внутренний двор, усыпанный золотым песком, а дальше было ещё более красивое главное здание: высокие узкие окна отливали разноцветьем витражей, а остроконечные пики крыши строго и торжественно возвышались на фоне голубого неба.
Лаэрту спустили с лошади, поскольку сама она уже едва держалась на ногах, и подвели к колодцу, что стоял посреди внутреннего двора.
– Я развяжу тебе рот и дам воды, даже не пытайся ничего произнести, ты не успеешь, поверь, и это будет последняя вода, что ты выпьешь, – без особой деликатности заметил старик и, когда она утвердительно кивнула, подал знак, чтоб её развязали.
Лаэрта, даже если бы очень хотела, не смогла бы ничего произнести: во рту пересохло, как на сельской дороге в жаркий полдень, а язык наждачной бумагой царапал пересохшее нёбо и не слушался. Девушка с жаждой выпила предложенную воду и, покачнувшись, едва не упала, но удержалась, зацепившись за кладку колодца. И прежде чем она успела вздохнуть, ей вновь заткнули рот.