- А с другой стороны, - задумчиво сказал отец Серафим жене, - Иринушка, ты подумай только, в них такая верность, такая доверчивость, и все это так страшно извращено. Ведь действительно для них эта казнь спасением стала...

   За эти три дня я успела повидаться с Максом и пожаловаться ему на то, что блог вести очень хочется, а постить фото с Охот в сети нам не дают, хотя снимать фауну не запрещают. Он покивал и объяснил, что Охотники со свойственной им простотой фотографируют не только оборотней, но и фавнов, а они, вообще-то, граждане края, паспортов у них никто не отбирал, и закон о праве на частную жизнь их тоже касается. Потом шкодливо усмехнулся, как много лет назад и за много световых лет отсюда, и предложил вести блог в стиле обычного армейского фольклора о жизни подразделения изнутри: наряды, построения, регламенты, взыскания, задолбанное начальство, охреневшие мы и все остальные милые мелочи, делающие людей в форме чуть больше людьми в глазах читающих это штатских граждан.

   И я уже совсем собралась начать, но восьмого числа князь собрал очень странное совещание, на котором пожелал видеть Марину Викторовну, Полину Юрьевну и Стаса, своего вассала из местных. Ну и меня. Когда все собрались в переговорной Димитри, там уже были Хайшен, Айдиш и Дейвин. Посмотрев на присутствующих, я почуяла недоброе сразу. И не ошиблась. Димитри объявил, что пятнадцатого числа все присутствующие с ним вместе идут в Саалан. Я откинулась на спинку кресла, чувствуя, как расползается холод от едва заметной костной мозоли на затылке. Там нечему было болеть третий десяток лет, но вот поди ж ты. Форма Охотников вдруг стала слишком облегающей, а ее ворот - тесным. Опять. Я сидела и чувствовала, как внутри меня все, что было мной, превращается в мелкий сухой песок и сыплется куда-то в крестец. Я отлично видела, как у Марины Викторовны глаза становятся очень большие и круглые, как морщится Дейвин, как радостно расправил плечи личный вассал князя Стас. А вот пошевелиться не могла, было уже нечем. Когда я наконец сумела вдохнуть и понять, что жду однозначного приказа, посыпались возражения.

   - Мой князь, - сказал да Айгит, - хотя бы двадцатого. Я должен успеть передать подразделения виконтессе да Сиалан и провести переговоры о сотрудничестве Охотников и местных отрядов самообороны в мое отсутствие.

   - Я вообще ничего не успеваю, - нервно усмехнулась Лейшина. - Справка из Стокгольма придет не раньше шестнадцатого, остальное еще позже.

   - Пресветлый князь, - певуче проговорила Хайшен, - мы еще не закончили с маркизом да Шайни, а разговор с достопочтенным Лийном я еще даже не начинала.

   - Когда его утвердил магистр? - тут же спросил князь.

   - После окончания летних ярмарок в столице, - без задержки ответила ему настоятельница.

   - А, - коротко кивнул князь, - ясно, в октябре. Как раз тогда он пришел ко мне обсуждать дела... Сколько еще времени тебе понадобится, Хайшен?

   - Не меньше трех десятков дней, пресветлый князь.

   - Ну что же, - задумчиво сказал князь и, прищурясь, обвел взглядом собравшихся. - Если так, то у меня не остается другого выбора, как только приглашать государя сюда. Да, сюда, - повторил он и еще раз внимательно посмотрел на каждого из присутствующих. - В весь этот беспорядок.

   Император. Князь хочет показать край императору, их живому воплощению Потока. Значит, прямо сейчас приказа не будет. Я даже очнулась немного и сумела пошевелиться. Посмотрев на Дейвина после этих слов князя, я увидела, что ему ничуть не лучше, чем мне было только что. Да и остальные тоже впечатлены. Кажется, единственной, кто не проявил никаких особых эмоций по всем этим поводам, была Полина. Она даже вроде слегка скучала. Но долго ее рассматривать у меня не вышло. Князь сказал, что все, кроме Полины Юрьевны, свободны, и мы поднялись с мест. В приемной, куда все вышли, я попрощалась с Мариной Викторовной, кивнула Стасу Кучерову, поклонилась Хайшен и Дейвину и пошла обратно в казарму. А Полина осталась в кабинете князя. И так и не посмотрела на меня ни разу.

   Димитри, дождавшись, пока все выйдут, ответил улыбкой на вопросительный взгляд Полины.

   - Я подозревал, что так случится, но все равно хотел попробовать успеть к началу времени тяжб в столице. Такие дела лучше заявлять первыми, их нужно заканчивать к Длинной ночи, а у нас уже совсем скоро осенний солнцеворот. Время еще есть, но не очень много.

   Полина слушала его, не понимая, как все это может относиться к ней и что он может сейчас захотеть выяснить или уточнить. Князь продолжал, с той же мягкой улыбкой:

   - Мы условились с государем о том, что если я не успею к концу листопада вернуться в Исанис разбирать вопрос с краем, он прибудет с проверкой сам. И тогда он примет участие в суде, и окончательное решение вынесет тоже он. Мне этот выбор кажется лучшим из возможных. Я выбрал дату, исходя из своих представлений об обстоятельствах. Это двадцать седьмое января.

   Полина, и так внимательно слушавшая Димитри, вздрогнула, как будто проснулась от окрика.

   - У меня есть личная просьба к тебе и твоим друзьям-музыкантам, - продолжил князь. - Нельзя ли сделать небольшую программу, которая может познакомить моих людей с фольклором времен той войны? Император пожелал быть, но это не официальный визит, делайте концерт так, как делали бы для гвардии и дворян.

   - Небольшую - можно, - ответила Полина задумчиво, - авось и справимся. Минут на сорок нас хватит. А кстати, откуда ты узнал?

   Димитри в ответ улыбнулся странной улыбкой, такой Полина у него еще не видела. Зато видел достопочтенный Вейлин, называвший эту мину князя "придворным лицом".

   - Дорогая, не только ты умеешь сопоставлять факты. Бойцы с августа обсуждают тебя и твои появления в их баре. И знаешь, я тоже хотел бы послушать.

   - Очень странно, - ответила она в тон, - что после концертов Эльвиры Клюевой ты хочешь слушать эту самодеятельность. Но если ты просишь, мы, конечно, сделаем все, что сможем.

   - Спасибо тебе, друг мой, - проговорил он неторопливо. - Ты очень сильно выручишь этим меня... и вас всех. Я надеюсь видеть тебя вечером. Мы пропустили четверг, помнишь?

   - Да, конечно, - кивнула Полина. И отправилась радовать Кису и басиста по прозвищу Болтун вниманием его светлости.

   Болтун на новости отреагировал, в общем, закономерно: оборота так в четыре. Потом виновато посмотрел на Полину и прокомментировал: "Это я не тебе, ну да ты поняла". Она, морщась, кивнула. Ей очень хотелось добавить к сказанному еще пару слов, а может, и не пару, но Болтун выразился исчерпывающе. А Киса, выслушав сначала новости, потом реакцию Болтуна, меланхолично заметил:

   - Главное, чтобы аппарат выдержал, а остальное уже пофигу, потому что за три недели такое можно сделать только на кураже и не видя зала.

   Полина еще раз кивнула. Смотреть мужикам в глаза ей не хотелось, поэтому она без особого интереса осматривала почти пустой зал. Какое-то шевеление у стойки привлекло ее внимание. Приглядевшись, она увидела Алису над стаканом виски. Второй, уже пустой, стоял рядом с ее локтем. Почувствовав на себе взгляд, девушка подняла голову, встала, едва не свалив табурет, и уверенно направилась к Полине. Та сквозь зубы пробормотала ту самую пару слов, которой только что не нашлось места в короткой беседе с музыкантами. Алиса обвела взглядом всех трех стоявших там людей, присела на край сцены, поднимавшийся над полом хорошо если сантиметров на двадцать, и сказала, глядя в темное пространство бара:

   - На одной стороне реки - светляки, на другой стороне реки - лепестки, над водою вместо моста - темнота, и кружат вместо вод под ней сто огней...

   Полина молча приподняла брови. Киса и Болтун переглянулись. Алиса с усилием усмехнулась куда-то в полутьму зала и продолжила:

   - Мне вперед до тьмы над огнем - светляком, мне бы там в ветвях за рекой лепестком, только дальше пламя и тьма кругом, и потом - нет пути к лепесткам за тьмой светлякам, ветер дунет и пламя встретит, и прежде съест и потом. Не родись, душа, на свет светляком.