Вейлин явился, едва получив приглашение, даже не выждав приличные два-три дня. Вейен сделал вывод, что высланный достопочтенный не без оснований видит в дружбе с да Шайни шанс вернуться в край победителем. И не стал его разочаровывать и тратить время на объяснения. Выразив положенные случаю сочувствие и пожелания, выслушав в ответ надежды и уверения, Вейлин перешел к вопросу, волновавшему маркиза все последние годы, - судьбе Унриаля. Шесть лет назад по времени империи, читая списки казненных вассалов клана да Шайни и лично Унриаля, Вейен радовался только тому, что Димитри не потребовал дознания сразу. Все остальное было плохо, очень плохо и еще хуже. Для начала, Димитри вызвал именно Хайшен, и это значило, что в Озерном крае имя да Шайни лучше не произносить, чтобы не вызвать лишних вопросов со стороны ее отряда. Эта ледяная гордячка не признавала никаких человеческих способов договориться, а давить на нее было бесполезно уже тогда, когда, сидя за школьным столом, она еще не доставала ногами пол. Сейчас, начав дознание, она вытащит все, и будет очень большой удачей, если удастся убрать из края ту дальнюю родню, которая по глупости могла оказаться вовлечена в торговлю "золотым мясом". Единственное, что Вейен мог еще спасти - это часть репутации клана. К сожалению, довольно малую часть, потому что Унриаль, его внук и наследник, был первым человеком, которому должны задать вопросы обо всем этом. А вывалять в грязи его имя при случае Хайшен не откажется ни за что, память у нее очень хорошая. Все эти годы маркиз ждал дознания. Потому и пытался заполучить внука домой, подавая прошение за прошением императору, доказывая, что только рядом с матерью и сайни родного дома тот сможет оправиться достаточно быстро для отчета перед госсоветом. Получая ожидаемые отказы, он продолжал умолять допустить к Унриалю хотя бы семейного лекаря. Не то чтобы он на самом деле беспокоился за здоровье внука и его шансы прийти в себя. Маркиз уже исподволь подготовил свою дочь к тому, что сына она больше не увидит, и успел предложить ей подумать о новом браке. Желающих войти в клан и не претендовать на детей всегда было вдоволь. Вейен хотел убедиться, что Унриаль действительно не вернется, а причиной его смерти останется небрежение Димитри. Это могло бы скрыть очень неприятную для клана часть правды. Мужчина, носящий имя да Шайни, потерял Дар, словно сын пастуха, свалившийся в Источник и не сумевший справиться со страстями, свойственными людям низкого происхождения. Унриаль, наследник деда и надежда семьи, создал для всего клана чуть не больший позор, чем потеря контроля над колонией в Новом мире и вынужденная передача ее в управление Димитри да Гридаху. Тому самому, чьи знакомства и поступки не раз вызывали сомнение у Святой стражи. Его связи с поклонниками старых богов были очевидны всем, особенно Вейену, ставшему свидетелем самой порочной связи этого выскочки, отвратительной для всех, кому довелось о ней знать. Его титул, признанный императором, был только способом придать приличный вид той толпе сброда, которую Димитри, потеряв право на родовое имя и земли, собрал у себя на Островах. Князь? Смешно даже думать. Один из капитанов, вознесенный над толпой отребья, управляемой шайкой головорезов, не имеющих представлений о манерах. Вожак на час, не более того. Император терпит его только потому, что Острова все еще влияют на торговлю, а земли Ддайг, какими бы заманчивыми ни казались перспективы их открытия, станут значимы для казны и благополучия столицы еще не завтра и даже не через пятерку лет. Ему там и место, а Новый мир - открытие и достояние да Шайни. И вот, из-за своей безответственности Унриаль одним движением руки поставил маркиза да Шайни вровень с князем Кэл-Аларским.

   К досаде Вейена, именно в этом таком важном деле, как возвращение неудачливого внука домой, Вейлин ничем не мог помочь. Этот тупица даже не понимал, что от него может хотеть глава клана да Шайни, нашедший для империи Новый мир. Старый маркиз вежливо выслушал все сплетни и слухи, которые ему принес этот недалекий монах, ознакомился с его планами, надеждами и даже тем, что он называл научной работой, и спровадил его восвояси. Он понимал, что у Вейлина могли возникнуть ложные надежды на покровительство, но его это мало волновало. Никакой пользы от знакомства с бывшим достопочтенным больше не было, но оно непременно вызовет ненужные вопросы и досужие сплетни. И значит, приглашать его в особняк на улице Роз больше не стоило.

    Урок был закончен, но они все еще стояли почти вплотную друг к другу. Димитри ждал традиционного "спасибо и до встречи", но Полина вдруг объявила, что считает свою миссию выполненной.

   - Ну вот, - сказала она. - Это двенадцатая наша встреча в этой комнате, и я могу сказать, что у вас сейчас уверенный уровень хорошего начинающего. Должна отметить, что вам крупно повезло с навыками, на которые вы могли опереться. Не у всех получается сразу так хорошо. Разумеется, совершенствоваться можно и дальше, хоть всю жизнь, но начинать танцевать нужно сейчас, иначе вы никогда не начнете. И все последующее уже придется делать всерьез, не с... - она вдруг сделала посреди фразы короткую паузу, предупредившую его об атаке, - учебной женщиной.

   Взгляд ее был темным, как вода местной реки в особенно облачный день, а лицо, как обычно, выражало вежливое ничего. Димитри улыбнулся и пожал плечами:

   - Вот и хорошо. Теперь мы проверим это, послушав мнение понимающих, и узнаем, как я учился и как вы учили - и если все хорошо, то все это, а лучше и все прочее об этом, мы с вами отвезем на Кэл-Алар.

   Он еще продолжал улыбаться, когда Полина вдруг отошла от него на четыре шага, сделав спиной вперед первые два из них. Димитри вспомнил, как на одном из занятий она говорила: "Это танго, мы не отходим от партнера сразу, если только он не безнадежно плох, и если партнерша отбегает от вас, едва вы ее отпустили, вы совершенно точно что-то сделали не так. То же самое справедливо и для нее: если вы ушли, едва закончилась мелодия - все плохо. Все очень плохо". Он остался стоять на месте, что и должен был сделать по этикету этого странно привлекательного танца, внимательно смотря на свою партнершу. Она повернула к нему голову, и, крысье молоко, она была всерьез, по-настоящему зла. Это была не ярость бойца без пола и возраста, которую он видел в мае, а понятный и нормальный женский гнев. Раскрытые ноздри, светлый и яростный взгляд, почти незаметно сжавшиеся губы... Да, точно зла, и не справляется с этим или не хочет.

   - Послушайте, Димитри, я уже вообще не понимаю вашей логики, - сказала она, стоя к нему в пол-оборота и развернув голову почти к плечу.

   Он слегка приподнял брови:

   - Полина Юрьевна, что я слышу! Неужели я все-таки удостоился обращения по имени? Чем и заслужил только такую честь... Я еле поверил ушам: вы хотите меня понять! Это все-таки случилось? Не прошло и года!

   Гнев высветлил ее взгляд до почти белого, нарисовал два розовых пятна на скулах... он ощущал почти азарт, слегка поддразнивая ее. Это было игрой с огнем, игрой беспечной и безнаказанной юности, секундой, за которую он был почти готов простить этому городу восемь лет ежедневной крови, грязи и смерти.

   - И вы сердитесь? Я сказал что-то не то, и теперь все плохо?

   Отреагировала она почти мгновенно. Поза раздраженной тангеры меньше чем за вдох сменилась ее обычной, ровной, как свеча, стойкой, отличающейся от строевого "вольно" только слегка склоненной головой.

   - Да, вы правы, прошу прощения, что-то я чрезмерно чувствительна сегодня. Но я действительно не понимаю... - судя по едва заметным движениям губ и бровей, она мучительно искала слова.

   Он сделал шаг к ней, как и предписывали правила игры, только один шаг в ее сторону.