У Димитри вчерашний день кончиться так и не успел: ему пришлось экстренно вылетать в Нью-Йорк. И, садясь в кресло самолета, он одновременно думал, что как же бесит такая трата времени - лететь половину суток, когда можно прыгнуть порталами максимум за три часа, и почему же было нормально идти на Ддайг два месяца, читал документы, пил обжигающе горячий кофе, прикидывая, не будет ли он хорошо расти на Ддайг или все же не стоит экспериментировать. Вечерне-ночной разговор оставил после себя усталость, но это было то приятное чувство, какое случается, когда сделал сложное дело и сделал его хорошо: Полина начала с ним разговаривать как человек, а не как... Как компьютер. И досточтимый все же был прав, как ни обидно было признавать - стоило поговорить сразу, и не только о деле, и, может быть, тогда бы лето прошло иначе. Он все равно что-то забывал и упускал, прямо сейчас, и даже продолжить разговор, как обещал, не мог - ни завтра, ни в ближайшие недели, и хорошо, если получится выкроить час на танго. Красава осталась в оружейном шкафу, и его это раздражало так же, как невозможность ходить на дипломатические приемы с мечом. А лето было на исходе, и Димитри ждал любой пакости, причем откуда угодно. Раз она до сих пор не случилась - то обязательно будет в ближайшее время, причем предсказать, откуда прилетит на этот раз, сложно, и хорошо бы, чтобы это оказалась политика. Всего лишь политика. И еще оставалась Алиса, которую может сорвать и понести когда угодно, и хорошо, что Полина теперь знает всю историю - может, хотя бы она отреагировать успеет... И как же все-таки хорошо, что получилось с ней поговорить по-человечески, в ближайшие дни ничего похожего и ждать не приходится.
Заканчивался август. Уже созрели орехи. Жители края собирали яблоки, ягоды и травы, копали картошку и убирали лук. Все обсуждали недавно закончившийся суд и делали прогнозы о том, что принесет осень.
Вернувшись в империю, Вейлин сразу же отправился из столицы в Исюрмер. Он не сомневался, что его отстранение носит только временный характер, но хотел убедиться, что магистр доволен его работой в крае, и узнать, не было ли целью вызова дознавателя в край смещение Вейлина в пользу ставленника Димитри. Обязанности достопочтенного, которые Вейлин исполнял со всей свойственной ему ответственностью и скрупулезностью, не давали ему проводить достаточно времени в Исанисе и Городе-над-Морем, и он опасался упустить что-то из придворных интриг. Разумеется, он не ждал, что магистр объяснит ему обстоятельства, но надеялся узнать нужное из того, как его встретят, как примут его доклад, чем предложат заняться в неожиданно образовавшиеся часы досуга. Магистр был рад его видеть, очень хвалил его успехи в Мурманске и более сдержанно говорил о результативности борьбы с некромантами, скрытыми и явными. Но Вейлин понимал, что пока в крае дознаватель, магистр и не может сказать большего, не опасаясь своими словами оказать давление на братьев-хранителей из Святой стражи, работающих в крае. Срочных дел для Вейлина у магистра не нашлось, и отстраненный достопочтенный воспрял духом. Готовое решение о его замене угадывалось бы по приглашению в один из монастырей около столицы. С его опытом, знаниями, способностями организатора и переводчика этого было логично ждать.
Вейлин пришел в Академию по порталу и не имел возможности прогуляться по старинным узким улочкам, пройти мимо школы, старейшей в землях саалан, подняться к монастырю на западном отроге горы, чья снежная вершина нависла над всем городом. В этом монастыре, заложенном еще при жизни Пророка, располагалась резиденция магистра. Неучи верили, что Пророк сам рисовал план и размечал, где будет храм, какие именно камни и статуи украсят двор, выбирал растения, послужившие образцом для резных украшений колонн галерей. Но Вейлин был достаточно образован, он знал правду. Пророк не разменивался на такие мелочи. Он спешил научить саалан использовать силу Потока и находить Источники, и вряд ли у него было время планировать монастырь и заботиться о саде. Вейлин пробыл у магистра меньше трех часов, так что насладиться видом на город, открывающийся с восточных галерей монастыря, ему не удалось.
Впрочем, задерживаться в Исюрмере Вейлин не собирался. Раз уж выпало провести несколько недель в праздности, самое время встретиться с друзьями, еще не успевшими уехать на лето в свои имения и монастыри. Вейлин заслуженно считался экспертом в мифологии землян и, разумеется, был уверен, что на него посыплются предложения о встречах в салонах таких же любознательных. Он знал, что будет принят и обласкан в светских гостиных, сможет провести время в приятных беседах и обсудить свою еще ненаписанную книгу о магах земли, даже не понимающих, что они маги, с будущими рецензентами из Университета и Академии. Выходя почти в ночи из портала в столице, он поймал себя на мысли, что почти благодарен Хайшен и князю за эту возможность, хотя осознание того, что эта властная гадина из монастыря Белых Магнолий ловко обвела его вокруг пальца, доставляло Вейлину изрядную боль. Она говорила с ним всего два раза, вызнала все его мысли и идеи и выкинула. Но ничего: если, выслушав его, достопочтенная недостаточно прониклась серьезностью угрозы, исходившей от земных некромантов, она неминуемо сделает и другие ошибки, стоит лишь подождать.
Друзья Вейлина шутили, что именно он привез в столицу из-за звезд хорошую погоду и теперь нечего страшиться, что северный ветер принесет в город низкие серые тучи со снегом, известную неприятность весеннего месяца, в который достопочтенному повезло приехать. Он рассказывал всем, как счастлив, разделавшись с должностью и краем, как рад вернуться и сколько у него планов на ближайшее будущее. Он говорил, что, конечно же, это отпуск, первый за все годы, что он в крае, и что ему надоела приверженность землян к некромантии, читал чужие переводы мифов землян и поправлял неточности, дискутировал о религиях жителей Нового мира, поражая всех глубиной и широтой своих познаний. Особенно всех заинтересовали его рассказы о магах, которые даже не понимают, кто они. Бывший достопочтенный не стал говорить о математиках и ученых Нового мира, его бы не поняли. Он счел, что столичной публике будет достаточно услышать историю владелицы торговых дел с именем цветка, занимавшуюся своими предприятиями до ста трехлетнего возраста, и рассказ о поваре, создавшем новую кухню своей стране. Разумеется, с ним спорили, но из всех его друзей, интересовавшихся мифологией Земли, достаточно долго прожил только он, так что к его замечаниям им приходилось прислушиваться, хотели они того или нет.
До Вейлина долетали слухи о процессе в Новом мире, но он искренне не понимал, какое может иметь к нему отношение этот суд. Свою позицию он высказал еще в крае и с радостью бы добавил, что, разумеется, между судьбами похищенных женщин края, проданных в Новом мире, и уделом тех, кому повезло попасть в его родной мир, есть огромная разница. В Новом мире торговали их временем и благосклонностью, в землях саалан их ждала совсем другая судьба и жизнь, куда более интересные, чем мог предложить Озерный край. И всего лишь через полгода после похищения. Но Вейлина слушали и соглашались с его мнением лишь близкие друзья.
Несколько пятерок дней спустя отстраненный от дел достопочтенный сумел получить аудиенцию у Вейена да Шайни, которого называли за глаза "старым маркизом". Вейлина задело такое небрежение. Он ждал, что да Шайни обрадуются возможности узнать о самочувствии Унриаля из первых рук и услышать, как хорошо все эти годы заботились об их родиче. Но, разумеется, получив приглашение, он не стал откладывать визит и пришел сразу же.
Вейен да Шайни вовсе не горел желанием видеть Вейлина в своем доме и говорить с ним. Он считал крайне несправедливым решение магистра, предпочевшего "эту деревенщину" Айдишу, рожденному в Исанисе и воспитанному в одной из лучших семей империи. Если отставить ложную скромность, то в лучшей семье столицы. Маркиз не без оснований считал, что Вейлин совершенно зря оторвался от своих грядок где-то на севере новых земель империи и решил заняться вопросами, которые ему и не по уму, и не по происхождению. Мог ли принять хорошие решения в новой колонии человек, рожденный в каком-то диком приграничьи, обученный в монастырском захолустье и лишь последние несколько лет перед получением кольца мага проведший в Городе-Над-Морем? Конечно, все закончилось скандалом и высылкой. Вейен знал, о чем говорит Вейлин в домах друзей и светских гостиных, куда его приглашали рассказать о новостях из Озерного края и обычаях Нового мира, все еще бывших в диковинку и вызывающих любопытство. От побывавших на этих беседах маркиз узнал, что отстраненный достопочтенный не понимает, почему Хайшен приняла решение срочно отправить его в метрополию. Попечение о должном понимании Пути в Новом мире она передала какому-то целителю, довольно заурядному на взгляд бывшего достопочтенного. Все заслуги этого целителя состояли в том, что он первым обнаружил одаренное местное дитя и сумел победить крючкотворов Нового мира и стать воспитателем малыша. Вейлин то ли не хотел, то ли не мог понять, как выглядит в глазах общества ситуация "пока достопочтенный исследует мифы и борется с некромантами, у него под носом досточтимые погрязли в работорговле". В приговорах фигурантам Вейен не сомневался, едва услышав, как звучит обвинение, и узнав, как именно брали под стражу замешанных в недолжном в метрополии. Маркиз уже попытался узнать подробности проходившего в крае судебного процесса у Айдиша. Одно дело узнавать о суде из присланных газетных публикаций, считай, из третьих рук, другое - от конфидента князя. Но внучатый племянник игнорировал вопросы Вейена, отказываясь понимать намеки, и писал о чем угодно, кроме действительно интересующих маркиза деталей.
