Я озадачена до беспредела.

Что я, черт возьми, сотворила?! Била вроде парня, тогда почему сама в таком положение?

–Не помнит? – угадав, спрашивает медсестру брюнет, без рубашки.

Женщина спохватившись, кидает озадаченный взор на покрасневшего волка.

Похоже рисунок для нее открытие. Хорошо.

–Пройдет – спокойно говорю я, тянусь за майкой.

Сестра не сильно опровергает заключение. Встает, достает капсулу и вручает мне, приговаривая:

–Поможет, поможет.

«Поможет от чего?» хочу спросить, но передумываю. В конечном счете, она тут главная, и ей виднее.

Эдварду она тоже протягивает капсулу, молча, проходя к рабочему месту. Берет пластиковый стакан, потертый журнал, и выходит за дверь, как будто не при делах.

Зрачки сами собой останавливаются на трещине в полу. Атлет садится напротив.

–Ты кричишь, во сне – вдруг говорит юноша, глядя в пустоту.

–Правда? И что же? – не отрываясь от точки фокуса, спрашиваю. Для меня это открытие.

–Дословно или в общих чертах? – искривляя рот в подобие улыбки интересуется. Выбираю второе, игнорирует. Поднимая лицо к подобию окна, он цитирует – Я, это я виновата! Папа, папа, не уходи! – на секунду Эдвард замолкает. Переводит дух вопит, что есть мочи, парадирует видимо – Это все не правда!!!

Повисает пауза. Короткая, исполненная печали.

–Думал, привиделось, а теперь убедился.

–Это я тебя так? – указывая на ярко сиреневое пятно у шеи, уточняю, отводя взгляд. Он кивает – Очень больно?

–Терпимо – все так же без эмоций отвечает спортсмен – Сам дурень, не надо было держать до последнего, увернулся бы. Силы у тебя хоть отбавляй.

–Я не… – только успеваю сказать, как большой палец останавливается на моих губах.

Я судорожно сглатываю. Еще одного раза боюсь, не вынесу. Головная боль утихла, а вот с плечом труднее. Связки задеты. Отсутствие первой помощи, драки, пуля и операция повредили значительно. Хватает легкого прикосновения, как тихая волна импульсов завладевает им, что уж говорить об ударе, о край деревянной парты.

–Сколько пар мы пропустили?

–Серьезно? Хочешь учиться после всего произошедшего? – в его глазах, да голосе, царит насмешка, пополам с укором.

–Есть другой вариант? – пытаясь изобразить веселье, спрашиваю. Свободная от майки рука тянется к тату с незатухающей болью.

Потребуется пару дней, чтоб прийти в норму. До тех пор, руку задирать не предоставляется возможным. Любое несложное движение и то вызывает неприятное ощущение. Плохо. Зато хоть физкультуру пропущу. Не придется через козла прыгать, с кувырками и то ладно.

–Слушай, откуда у тебя столько рубцов? – кладя на могучую руку указательный пальчик, спрашиваю неожиданно. Подражать ему не получается, все кажется не правильным.

–Методы воспитания не обсуждаются – резко отворачиваясь, буркает спортсмен.

–Я и не собиралась. Просто…Эдвард, мне жаль, что так вышло – касаясь скулы юноши, говорю. Он только прижимает сильнее холодные пальцы.

–Твоей вины здесь нет. Я сам…

–…не трудись, Бри все рассказала. А вообще я догадалась.

–И ты согласна продолжать? – изумленно спрашивает юноша.

–Пожалуй, да – прикусывая нижнюю губу, отвечаю, дразня. Интуиция кричит: попала!

С небывалой для него застенчивостью он касается моего подбородка и робко приближается в слабой надежде на поцелуй. В лилово-голубых зеркалах мелькает нехарактерная для него, всегда такого серьезного и непреклонного, нежность.

Дыхание учащается. Искусный рисунок, выведенный на моем теле рукой китайского мастера, вспыхивает под «музыкальными» пальцами.

–Пожалуйста, не делай так – сжимаясь от осторожного движения, хриплю, но не отстраняюсь.

Непослушный коралловый хвост, властно перекидывают на другое плечо. Я загораюсь и снова ощущаю дрожь собственного тела. Он что потешается надо мной, глупой маленькой девочкой?

Хватаюсь за его рубашку, не шевелюсь, не зная, оттолкнуть его или притянуть ближе.

–Пока не попросишь – не отрываясь от рисунка, повторяет он.

С последней встрече проходят почти две недели, тянущиеся черепахой.

Паркс наполняется жизнью в преддверие праздников. Люди семьями закупают тонны подарков. Тонны полуфабрикатов для застолий. Тонны спиртных и не слишком алкогольных напитков. Заполняют багажники, с трудом впихивая полмагазина. И со счастливыми лицами покидают парковки.

Стефы не остаются в стороне. Вещают сутками о благотворительности, Оповещают жителей городка о планах на перспективное радужное будущее 3027 года. То и дело, перерезая красные ленты у очередных салонов, приютов, фирм. Вследствие чего подругу я попросту не вижу. Бритни только успевает, что поправить макияж с прической, как на горизонте возникает очередной интервьюер. Лами и Джозеф Стеф иногда передают брозды правления Сероглазке, но больше двенадцатилетнему мальчику.

У капитана быков возникла иная проблема. Его команда застряла на загородных соревнованиях. Выиграли один матч, так соперники заподозрили в нечестности, пришлось переигрывать. Победа оказалась честной. Но ребята настолько сыгрались, что тренеры решили организовать показательные выступления. Мнения спортсменов, разумеется, не спрашивали.

Родители Эдварда вместе с Лукасом заняли позиции «красного креста», развернув лагеря для бездомных, не без участия репортёров. Начали раздавать одежду, старые вещи, игрушки. Некоторым пообещали дома в достойных районах Паркс.

Парксы и того хуже, развели бурную деятельность по части плясок. Не успевал ступить на порог университета, как в руки летела новенькая реклама с приглашением на обороте. Они словно задались целью обставить все высокопоставленные семьи высшего света и Британии в целом.

Меня хвала небесам, подобная участь миновала. Как не пыталась Гертруда Грушевая уговорить, все оборачивалось против, новая отмазка раз за разом, пока не обратилась к мужу. Со Станиславом Борисовичем разговор не вышел. Даже угрозы не сработали. Естественно, я ведь не наследница миллиардера, мне терять нечего. Да и характером я не в мать пошла. Он мне слово, я предложение. Он предложение, я абзац. Он абзац, я сочинение. Так и плюнул на трофейного медведя, прикрикнув на маму.

Братья, игравшие в пиратов, не сразу сообразили, что вынудило их обожаемого толстяка взяться за курительную трубку. Когда поняли, одарили испепеляющим взором, грозя при этом занятиями на гитаре.

Гитара за последние дни стала моим самым любимым развлечением, наряду с рисованием. Струны старого инструмента на удивление оказались податливыми. Я быстро настроила лютню. И с этого момента Агнар с Владом ни разу не отошли от меня. Мальчишкам понравились мелодии до такой степени, что наняли учителем. Сопротивляться не имело смысла, работа гувернанткой не исчезла, просто добавилось еще одно дело.

На учебу ходила без всякого энтузиазма. Лекции в большинстве оказывались повторением. Нескончаемые тесты порядком приелись. Несколько преподавателей ушли в незапланированный отпуск, оставив в качестве замены старост.

Первые лекции наполнились лесом рук, но с течением времени желающих отвечать поубавилось. Да и у меня лампочка интереса сгорела, как свеча. Поэтому группа занималась своими делами, создавая иллюзию присутствия.

Страницы блокнота кончились раньше, чем жизнь внесла коррективы. Раньше, чем кураторы вспомнили о должниках. Раньше, чем начались опросы. Раньше, чем Станислав Борисович объявил дочерью!

Не сумев справится с кинутой чарлидерами бутылкой из-под «пепси», влетела в распахнутое настежь окно кабинета биологии, попутно сломав: гипсовый скелет, мозг, пару колб. При этом свалила портреты: Д.И. Менделеева, Ч.Р. Дарвина, Г. Галилея, Гиппократа и Аристотеля. Вдобавок ко всему распотрошила линолеумное покрытие.

Горничная, в кои то веки вспомнившая о прямых обязанностях, выронила полное ведро воды, придав общему беспорядку шарм. На такую картину она явно не рассчитывала.