–То есть я могу остаться? – он почти не верит.

–Спать где будешь, на диване или…

–…где скажешь – отвечает беззаботно – Холодильник пуст – констатирует, заглядывая внутрь.

Гениально, парень, а то я без тебя не знаю! Ваниль его не устраивает, понимаешь. Поживи с мое на улице, и тебе покажется раем не только кусок вкусного льда, но и сама жизнь. Привереда. «Но такой изящный» мелькает на задворках сознания. О чем я только думаю?!

–Слушай, я понимаю, не терпелось увидеть новое пристанище. Взяла ключ без спроса, оставив разбираться с гостями. Мне ведь сочинять пришлось, почему моя девушка покинула вечер в честь парня. Это не смешно!

Я не могу удержаться. Пока он говорит, его тело принимает странные позы, лицо мины. Мимика ему не дается. Играть роли не его. Попутно растер ванильные усы. Испачкал лоб. И возмущается при этом. Ну как тут устоять? Скажи спасибо, что со стула не падаю.

–Прекрати! – заливаясь румянцем, молит юноша, я не прекращаю. Он продолжает, пытаясь, стать серьезным – Пока вещи собрала, пока кота из приюта вытащила. Я все понимаю. Но почему нельзя нажать на кнопку в том углу и заказать пир? – интересуется спортсмен. Быстро прибавляя – Еда ведь за мой счет.

– «Еда за его счет» круто! Только кто мне об этом сказал?! – разглядывая ванильные белоснежные усы, возмущаюсь, передразнивая.

Эдвард падает. Падает со стула, опрокидывая себе на голову стакан мороженого. Смех становится громче. Он буравит взглядом, но скоро присоединяется.

До поздней ночи не смыкаем глаз. Говорим обо всем: о доме, о родителях, о Бритни и в целом о семье Стеф. Вспоминаем папу. Эдвард рассказывает истории, когда папка становился для него волшебником. В такие моменты не сдерживаю восхищения и ставлю мысленные галки для уточнения. Потом повествует о первом дне рождение в Манчестере, когда ему и Лукасу подарили один на двоих паровоз. Я прыскаю от смеха, вспоминая братьев: Агнара и Влада. Рассказываю о напряженных отношениях с мамой. Каюсь, как презираю ее муженька. Эдвард покатывается, когда я называю этого болвана «поросёнком в соусе». После чего слушаем любимую рок песню.

Утром поднимаюсь от резкого толчка. С просинью не сразу понимаю, гремит посуда. В ванной работает душ, шторы в комнате открыты. На кресле рядом с кроватью лежит халат, под ним задрипанной пижамный костюм.

Озираюсь.

Чудеса, да и только! Лампы вкручены, телевизор работает, дверные петли балкона не скрепят, а с кухни раздается заливистое пение яичницы с беконом.

–М-м, вкусно! – констатирую, откидывая одеяло, и…застываю.

В голове брань. Юбка с топом исчезли. Сапог нет. Бутафорский нож на комоде. На придвижном столике алые розы.

Откуда они?

Но хуже всего, я голая. Абсолютно нагая!

Не помню, как разделась. Не могу вспомнить, что произошло. Похоже на помутнение рассудка, но от стакана заказанного вина не может быть такого.

Когда мама и папа были вместе, иногда, по особым случаям наливали мне стакан терпкого красного вина или отличного хлебного пива. В такие моменты мама шутила «бездонная бочка-дочка, как не пои, все трезвая». Разумеется, фраза произносилась в плену незначительного похмелья, но с тех пор папа называл меня амазонкой. Известный факт женщины-воины никогда не пьянели, можно сказать это был самый изысканный комплимент.

Усталость единственное, что могло сработать не в мою пользу, и, судя потому, как я выгляжу – сработало. Груз последних событий взвалился на мои плечи непосильной ношей. Похоже, переоценила свои возможности. Однако это не дает ответа, кто меня…Эдвард!

Я вскакиваю пораженная догадкой (фактически, невзирая на затруднительное положение, ванная напротив спальни) настолько быстро, что не замечаю юношу покинувшего душ. Обмотанный полотенцем, парень так и расплывается в дьявольской улыбке.

Трусики падают, бюст летит следом. К пижамному костюму не успела притронуться. Коралловые локоны закрывают спину. Краснею, не в силах шевелиться.

–Меня ищешь? – спрашивает ухмыляясь.

Грей только покинувший свой миниатюрный домик, продрал бусинки. Ошарашенный видом хозяйки питомец, чуть на хвост не сел.

Я сама под впечатлением, что уж говорить о пушистом комочке. Стою, будто язык проглотила. Со мной так впервые. А вот юноша явно разобрался, что к чему. Стоит, не краснеет. Стыдом не пахнет. Грею, простить можно, парню ни за что! У него вообще совести нет, сначала раздел, теперь откровенно пожирает взглядом. Провалиться бы сквозь землю, но этаж не подходящий.

Тянусь к упавшему белью, но нежное прикосновение мозолистых пальцев останавливает.

Выгибаюсь. Спина неестественно ровная, завораживает брюнета. Его глаза мутнеют.

Сердце бешено колотится. Тело напрягается. Мозг лихорадочно ищет пути решения.

–Ты нереально красивая – блаженно замечает, а я не знаю, что делать – Не волнуйся.

Слова действуют как наркотик. Разжимаю кулаки, готовые к удару. Заставляю себя повернуться, встретится с ним лицом к лицу. Он помогает, не убирая тонких вытянутых как у музыканта пальчиков с талии, просто крутит меня.

Секунду он разглядывает грудь, затем живот, спускается вниз. Аккуратно касается мест бывалых полетов. Возвращается к шее. Рассматривает медальон-кулон в виде северной звезды перекрытый месяцем. Откидывает прядь, легонько дотрагиваясь до выступающих костей. Кивает, устремляя взор на алые губы. Долго изучает их изгибы, после чего молча протягивает махровый халат.

Совсем забыла, форточка на кухне на всю ивановскую открыта. Балкон тоже. Да и в гостиной окно нараспашку. Вот откуда приятный холодок. Прямо как в сказке.

В протесте рука сама откидывает теплый шедевр. На мгновение пальцы соприкасаются. Эдвард вздрагивает, как ужаленный, но быстро собирается. Попыток поднять халат не делает, просто притягивает меня к себе настолько близко насколько вообще возможно.

Губы осторожно прижимаются, язык смело и бесцеремонно проникает в мой рот. Раздается ошибочный стон. Нежность исчезает, ее сметает страсть, с которой он набрасывается на мои губы. Его язык с неистовым желанием проходиться по моим зубам, нёбу. Поцелуй окончательно теряет все оттенки нежности, становится грубым и властным.

Внезапно он отстранился и пристально заглянул в мои шальные от пережитых эмоций глаза. Видимо найдя в них то, что хотел, оскалился жесткой улыбкой победителя.

Придержав меня, он медленно сел. Чтобы удержать равновесие, я вынужденно схватилась за его плечи. Эдвард улыбнулся и подался вперёд. Сжав крепче мой затылок, снова мягко коснулся губ.

–Хватит! – пища по мышиному взмолилась я, пытаясь, отстранится.

Могучие руки лишь крепче сомкнулись. Широко раскрытые глаза страстно блеснули, руки задрожали, так что я испугалась. Не сводя с меня острого голодного взгляда, Эдвард со скоростью пули снова прильнул к моим губам, чуть прикусив нижнюю губу с тихим рыком, он углубил поцелуй, и мгновенно отстранился.

–Попроси меня ещё раз – щекоча кончик моего уха, шепчет, отпуская.

Рывком, преодолев расстояние до балконного проема, споткнулась, едва дыша, сползла, прижавшись затылком к ящичку трюмо.

Не знаю, сколько это продолжалось. Я потеряла счет минутам и секундам. Он смотрел на меня, обжигая небесным светом, отражающимся от его лилово-голубых очей. Пока, наконец, не потерял надежду.

Свернувшись калачиком, я виновата, окинула его взглядом, полным сожаления. Пытаясь исправить положение, легко растянулась в улыбке. Бессмысленно и бесполезно. Даже не взглянув в мою сторону, он удалился. Оставил меня одну, наедине с мыслями.

Теребя кулон непослушными пальцами, прислушалась к глухим ударам в груди. Недавно бешено колотящиеся сердечко, замедлило танец, пожар прекратился. Меня обдало резким холодным порывом ветра. Дрожащими пальцами, дотронувшись до припухших губ, я окончательно убедилась, что не сплю. Магия, наполнившая воздух рассыпалась в пыль.

Пытаясь прийти в себя, я кое-как нарыла в комоде потрепанные джинсы с майкой. Оделась непослушными руками. На ватных ногах пройдя на запах подгоревшего блюда, села за стол.