Эдвард, стоя спиной, готовит мой любимый напиток кофе. Край сиреневой рубашки испачкался. Брюки от вчерашнего костюма стали более темными, исиня-черными. На босых ногах простые тапочки. Уверенными движениями, юноша переливает темно коричневое зелье. Не смотрит на меня. Бубнит.

Не вольно глаза останавливают бег на растрепавшихся прямых темно-медных волосах. Мочки ушей, подрагивают. На шее, проступил седьмой позвонок. Сквозь сиреневатую ткань светятся темно-розовые пятна.

–Эд…– я замолкаю, не успевая придумать речь.

Глаза разъярённого красным флагом быка устремляются глубоко в душу.

Один удар, и сердце ушло в пятки. Лед, которым окатило с улицы, несравним с леденящим баритоном:

–Я не повторю, пока не попросишь – избегая огромных глаз, бесцветно роняет парень, грубейшем движением ставя стеклянные кружки на столешницу.

–Угу – все еще пытаясь прийти в себя, киваю, читая на его лице разочарование, удивление и настоящее глубокое потрясение. Видимо он в первый раз получил отказ.

Зеркала полные желания окутывают волной нежности. Будто извиняясь, спортсмен прижимается малиновыми устами к тыльной стороне миниатюрной ладошки.

Звенит будильник-время учебы.

Не сговариваясь, бежим в гостиную, собрать сумки. Конспекты неряшливой кучей застелили пол.

Так вот, что меня сморило! Эврика! Никогда не любила философию, скука смертная.

Тетради волейболиста украшают носки в полоску. Карандаш с ручкой валяются под ботинками. Боты в причудливой позе украшают учебники. Сумка и того хуже служит спальным местом пушистику.

Несколько минут юноша борется с мохнатым, не признавая поражения. Еще бы второй раз за утра получил. Кому такое понравиться?

Толи мстя за хозяйку, толи за отсутствие добавки Грей с силой кусает парня.

Не выдерживая страданий брюнета, беру озлобленного малыша на руки. Нянчу как ребенка, пока зрачки сужаются. Отношу в спальню, любовно кладя на подушку. Целую за ушком, на цыпочках покидая комнату, возвращаюсь к полностью собранному Бейну.

Не говоря протягивает мою сумку, но передумывает. Закидывает на плечо. Отворяет дверь, выходя в пустой коридор.

Дорога до лифта становится мучением. Мы делаем два поворота, прежде чем видим толпу у дверей. Лестница свободна. Ноги сами ведут к ней. Бейн спускается первым. Я догоняю, скользя каблуками по неровной кирпичной кладке.

Мотоцикл остаётся стоять. Автобус сегодня заменит транспорт.

Шум возбужденных ребят растворяется, когда я замечаю перекосившееся лицо Виолетты. Эдвард, гордо шагает мимо, придерживая мою скользящую сумку, как пушинку.

В лекторий заходим едва, не забыв уговор. Молчание становится тяжким бременем.

Я чувствую себя беспомощной черепахой, которой разбили панцирь. Лишили защиты, поглумившись. Что чувствует он? Не ясно. Не ясно с того момента, как отстранился.

Я хочу спросить, что будет дальше, но звучит звонок. Рядом возникает изящная фигурка Бритни. Последний раз смотрю на юношу, который испаряется в пучине. Кидая сумку мне в руку, он дружески машет Теду, и исчезает в толпе.

Колени на миг подгибаются. Смотрю на Бри, ища поддержку.

Смехотворно! Три дня общения, и ты уже безвластная пугливая овечка. Черт, черт, черт! Сара Ви с этого момента ты неприступная волчица. Хочет получить, пускай потеет! Второго такого шанса у тебя не будет Эдвард Бейн Делавего, я обещаю. Я никогда не попрошу тебя повторить сегодняшний поцелуй. Никогда. Даже под страхом смерти. Этого не будет!

–Неудачное начало? – язвительно вопрошает модель.

Слова мгновенно приводят в норму. Ели сдерживая себя, я заставлю Бри сознаться в коварном плане.

–Но ведь сработало – как ни в чем не бывало – замечает она с веселой улыбкой.

Мне не смешно, ни капли. На губах видны припухлости. Я просто сижу, лихорадочно соображая, что теперь делать.

Лизи, девушка из прошлого, сидит напротив. Время от времени посматривает. Пишет лекцию. Отвечает на вопросы астронома, и снова возвращается ко мне.

Бри тоже поутихла, поняв ярость. Ярость, за которой постаралась скрыть раздавленность.

–Сара!!! – чуть не на ухо закричала Блонде.

От неожиданности, я забыла ухватиться за край парты и, рухнула вместе со стулом на пол, разодрав джинсы, попутно ударившись плечом и затылком о край стола. При том, явив на всеобщее обозрение (особенно мужского населения) свои точеные колени лакомых ножек.

–Прости. Тебя Афанасий Георгиевич спрашивает – виноватым голосом оповещает девушка с обложки, пока я пытаюсь утихомирить тупую боль.

Оглядевшись по сторонам, замечаю усатого дядю с привычкой шепелявить. Стоя у доски, он замер в непонимание, как быть. Улыбаюсь, скрывая досаду.

Толпа юношей готовых подать руку выстроилась стеной! Кажется все имевшиеся молодцы из трех групп решили доказать свою преданность. Их взгляды, улыбки, позы, да сами жесты выдают мысли.

Вот это номер! Никогда бы не подумала, что драные джинсы способны произвести такой эффект. Что было бы, будь я в юбке? Как же удачно не надела. Жаль, зашить дырки не предоставляется возможным…

–Ребята, расступитесь! – чеканя слова, принц голубых кровей склонился надо мной, в мгновения ока прижал к груди. В юношеских глазах промелькнул лукавый огонек, однако лицо осталось каменным. А потом осторожно поднял на руки, как поступают с невероятно хрупкой и ценной ношей, невзирая на сопротивление.

Дорога до медпункта кончается быстро. Двери раскрываются, приветствуя нечастых гостей.

Полненькая дама с фамилией Макдональд, в хлопковом халате приглушено желтого цвета с синей шапочкой для волос на голове не замечает нас, увлечена журналом.

Я вздрагиваю, когда перед глазами, приносятся больничная палата, мама, бизнесмен, братья и бои с Ромео и Монголом. Лихорадка завладевает каждым уголком тельца. В руках парня, я словно уменьшилась втрое.

В следующий миг, видя шкаф с ампулами, баночками, коробочками и шприцами с иглами, теряю самообладание. С размаху бью по сонной точке на плече парня, немного ближе к шее, не думая о последствиях.

***

В красках предстает последний вечер, когда мама, папа, и я были счастливой семье, глядя на нас нельзя было заподозрить, что дома целыми сутками стоят крики.

Мама отчитывает папу, он в отместку дымит сигарой, делая вид «меня не касается». Гертруда жестом просит потушить, суя пепельницу. Бессмысленная трата времени. Она сдается первой, снимает с вешалки плащ, громко хлопая дверью, уходит в гараж. Папа же берет инструменты и за считанные секунды из не огранённого алмаза создает поистине восхитительную бабочку на тонком ремешке.

Спустя пару часов мы ужинаем. Мама поглаживает новую подвеску, он же мурлычет, как кот, наевшийся до отвала. Вдруг, мама встает, словно на прощание, слегка поглаживает щеку папы, нежно целует, подмигивает, и пускается в пляс. Грей настороженный ее поведением, истошно шипит, дико мяукает.

Раздается звонок в дверь и на пороге возникает неизвестный мужчина.

Он выглядит как самозванец, которого без зазрений совести заласкала мама. В этот момент, между родителями что-то оборвалось, а между мной и женщиной, что даровала саму жизнь, возникла китайская стена.

***

–Она в порядке? – спрашивает обеспокоенный баритон – Да хватит мне нашатырь совать! – возмущается атлет, сидя напротив рабочего стола медсестры, спиной ко мне.

–Молодой человек, не распускайте руки, я лучше знаю!

Эй, вы тише, голова трещит! Трещит так, будто кирпичом приложили. Сотрясения для полного счастья мне только не хватало! Где…? Медкабинет, судя по вони. Сколько интересно я тут провалялась.

Глаза распахнулись не охотно. Веки отяжелели сразу. Но я все же рывком села. Зря! Виски загремели.

–Лежи – подбегая к краю кушетки, просит Эдвард. Я не подчиняюсь. Медсестре подавно.

Не маленькая, справлюсь.

Белену, туманящую взор игнорирую. Подчиняю онемевшие конечности. Встаю, и едва не падаю обратно. Боль становится сильнее. Плечо горит, как от прострела. Кожа под тату синеватого оттенка. Майки нет. Она мирно покоится на спинке стула.