Где Анна, там всегда спички, она носит их в домашнем фартуке. В доме две кухни: одна (главная, большая) внизу, вторая (крохотная) – на втором этаже дома, рядом с комнатой Анны. Запах спичек внуки обожают, а использованные щепки валяются везде, даже у алтаря. Анна чувствует себя сгоревшей спичкой, если никто не приходит к ней за помощью, а её сын никогда не просит её совета. Внуки – единственное, что держит её здесь. Быть нужной обществу – вот что ей необходимо, вовсе не религия, которая создаёт приятную иллюзию принадлежности к общине. А всех кормят байкой, что после смерти они попадут в рай. Тогда ей билет уже гарантирован. Или нет? Ведь она и чревоугодничала, и врала, а сейчас медленно себя убивает, помогая этому дому, хотя он и сам хорошо справляется. Ничего, станешь перегноем на этом огороде, поможешь вишням да огурцам, тоже польза внукам.
1:29, безумно хочу спать в отличие от Рудольфа, который подкрутил свои часы. Ферум – звать его господина. Но не думайте, что его полотно соткано только из металлической стружки. Картофель в мундире, зелёный лук, серый хлеб, пачка Нистры, может, Ляны, рюмки. Если отмотать на пару часов назад, то на этой же клеёнке с цветами расположилась как на лугу шланга, головной фонарь, телефон, который он всегда носит на поясе. А готовится он навестить детей. Ежедневный комплект: банка на пол литра или литр, которая не моется («Храниться то в холодильнике») и ложка, для вынимания соринок. Щётки стоят, зубы никто не чистит, они часть интерьера. Если на пару часов вперёд, то это банка с компотом, отец Р. не ложился спать без банки компота возле кровати и пусть Р. плохо его знает, всё же это он запомнил. У инженера даже ручки отстойные, оттого что он всё хранит в памяти. Поэтому Вили не любит, когда заканчиваются пасты, просить у отца нет смысла. Сам он пишет карандашами и строго печатными буквами, как с института приучился и как конспектировал книги Дейла Карнеги. В его моде всё с дырками, потрёпанное и годами проверенное, вот только оранжевый вовсе не радостный апельсин и не потому что Р. и на них экономит, отдавая предпочтение бесплатным абрикосам с деревьев, а потому что радуется в порядке исключения. Как на деревьях растёт черешня и остаётся только сорвать и съесть ягоду, так и он просто потреблял то, что готовили женские руки. С орехом сложнее, ещё расколоть нужно, ну так для этого теперь есть дети, которые сами просто разбивают кирпичом или камнем на земле ещё зелёные орехи. Это правда вкусно и чёрные руки этого стоят. Но всё же хочется, чтобы в доме хотя бы адекватная туалетная бумага была вместо жёстких страниц учебников по истории СССР. Собирание хлама под соусом рациональности, скупость под ризой экономии. Никакой воды из-под крана (только спец. приспособление), шампунь на кончик пальца, банки и козьи вымя не моются по этой же причине (экономия воды). Не назвать его взгляд непредсказуемым и таинственным, всегда ясно, что он намеревается делать, о чём думает и почти всегда это одно и то же, тем более, когда он тащит по асфальту орущую козу или идёт за шлангой. Он равно смотрит на своих детей, и на животных, так смотрит, когда обсуждает с другом бывшую жену. А глаза, вместо природного голубого всё серее.
Как только Сева научился устойчиво сидеть, он полюбил почву, точнее порпать и всегда заставлял маму или бабушку отмывать его всего. Ничего ему не нужно было, только дайте болото. Именно это занятие и было его счастьем. Но отец не любитель отмывать созданий, которые познают мир. И вот вновь один элемент, разбросанный на полу. Конструктор, для которого Вили не хватает усидчивости и любви, которая есть у её брата и позволяющая создавать маленькие шедевры. А что если шедевр разрушить? Взрослый бы нашёл себе допинг и способ пережить это, но ребёнок, для которого это единственное и самое любимое… Если Вили хочет сделать брату больно, она знает, что нужно уничтожить его изделия. Одиножды они затеяли игру, потому что Сева взял сестру на слабо, мол она не умеет хорошо прятать вещи. На кону её кукла, наподобие Барби, как принцесса, которую нужно спасти, голая. «Если я её найду, она моя!» и Вили приняла это условие. Сева умнее сестры, потому что играет в шахматы, для которых у неё также нет усидчивости, и в этот раз он легко предсказал, куда она спрячет куклу. Её креативность пока не пробуждалась, а она и не поймёт, как он так быстро догадался. Он сразу направился к её шкафу с одеждой и предвкушающий свой триумф, начал, как сквозь джунгли пробирается, выбрасывать одежду. На это Ви среагировала «Ты потом это складывать будешь!» и он согласился. И раз уж это не подействовало, а проигрывать она не любит, она окончательно разгребла одежду и вытащила обнажённую марионетку, крепко схватив: «Ладно, пожалею тебя, а то найти не можешь!» / «Я её нашёл! Я выиграл! Ты знала, что я её найду! Гони сюда!» и после этого по их традиции начинается спарринг. Вили не хотела отдавать ему куклу, боясь, что он её будет мучать, да ещё и на её глазах? Эта кукла – её собственность и значит, только она может её мучать. Эта леди повидала и закапывание в снегу, и связывание, но она всегда должна оставаться только её вещью. Сколько подвижных игр он любит и разделяет с сестрой, но ЛЕГО это Кремль в сравнении с коммуналкой.
Как бы сынишка не играл с отцом, он всё равно пешка, а не ферзь, которого ценит превыше всех. Компьютер во многом заменил ему телевизор, а встретил он своего лучшего друга в 10 лет. И пусть Сева старается зайти в Контр Страйк или ГТА, когда отца нет рядом, но игра так затягивает, что слух отказывается выдавать шаги отца. Теперь и за него получает пилюли, ибо «книжки лучше бы читал!» Экономщик великий + ненавистник нанотехнологий не будет покупать такую вещь, но вот грозиться раздолбать клавиатуру или монитор – по его части. Потом он также будет грозиться разбить их телефоны. Вместе с братом Вили только «Мадагаскар» смотрит и в ГТА играет, ей нравится давить людей автомобилем и катаной орудовать, но экрану не стать её наркотиком.
Жаркий день, их сверстники вовсю резвятся на улицах, подруги звали Вили присоединиться, а она сидит до боли на низкой табуретке возле козлятника в попытках прочесть. На самом деле в попытке угодить отцу своим чтением. Как и в школе, учитель приказывает «Громче! Мы не слышим! Громче!» только здесь вдобавок «читай чётко и выразительно!» А буквы расплываются, как грязь в казане с водой, в котором отец моет посуду. Она не вспомнит ни слова из этой книги, но, кажется, она про них. Теперь «Дети подземелья» – книга-враг. Вся книжная любовь, что годами прививала Анна внукам, испаряется в такой момент, её словно не было. Метод воспитания ненависти и только. И оттого, что отец научил ненавидеть книги, Вили ненавидит его, ибо в них она хочет найти ответы, которые не даёт родитель. Несправедливо: дети хоть и не любят его, но дарят ему подарки на каждый праздник, говорят ласковые слова, а он даже не пытается сделать любящий вид, хотя искренне радуется этим небрежным открыткам, даже если повезёт, слегка поцелует. Мы принимаем, что ты нас не любишь, что тут поделать, мы только рабочая сила, но хоть сделать вид, обмануть, как с Дедом Морозом.
Обложка Вили выдаёт её бедность, как ни в ком из одноклассников, выпас коз (а тут ещё запах), еда (всем детям в школу дают бутерброды, печенье, сладости, а у неё котлета из козлятины), стрижка под мальчика. Но никто и не подумал бы, что она столь красиво рисует. Во 2-м классе им задали задание – рисунок на произвольную тему. Она сидит перед окном, ни о чём не думая и вдруг рука сама начала рисовать всё, что видит и что не видит за окном. В итоге за несколько минут на листе оказалась весна, поразившая учительницу своей чистой детской любовью к природе. Карандаши так и хочется сломать, предатели, никакой насыщенности, но других не будет. Белый лист и карандаши – вот её природа, а выстраивать и компоновать цвета – её умиротворение. Каждый цвет – это история, личность, цвет можно не любить, это не означает не использовать в картине. Коричневый – цвет ФУ для неё, а почву рисовать необходимо. А любимый зелёный, вот его и больше остальных. Из одного рисунка родилась любовь сродни страсти к конструктору или компьютеру брата.
