За нашим столиком наступила полнейшая тишина. Он молчал. Я молчал. Сложно было что-то сказать, потому что слова не находились, они были все сожжены его речами. Мой собеседник сокрушил меня, лишив сил и возможности говорить. Парень внимательно на меня смотрел, а я старался отвести взгляд в сторону, потому что испытывал страх перед тем чувством свободы, которое воспевал мой рассказчик. Я был скован, окутан ужасом. Не понимаю, почему так сильно его слова влияли на меня, но они разрушали мои барьеры лжи, которые каждый человек строит в течение своей долгой и нелегкой жизни.

– Не бойтесь, сэр, – осторожно начал он, – не бойтесь своих эмоций, это естественно – что-то испытывать, это вовсе не так опасно, как говорят. Держать себя под контролем, давать словам сжигать вас изнутри – сэр, это просто недопустимо, ведь вы сгорите. Но, насколько мне известно, вы, сэр, не птица феникс, чтобы возродиться из пепла.

– Твои слова, подобно жидкому огню, выжигают изнутри. Хотя в них иногда даже нет логики, они цепляют так сильно, что я начинаю чувствовать все, чего ощущать не хотел бы. Ты способен создать такую сильную эмоциональную связь со своим собеседником, что меня это пугает. Я вторые сутки ощущаю себя странно, мне не по себе от всего. Наш разговор с тобой делает меня тонким, я таю, ты делаешь из меня что-то другое, другого меня…

– Это нормально – ощущать такое. Чем сильнее вы сопротивляетесь, сэр, тем сложнее вам осознавать все, что я говорю. Чтобы воспринимать, нужно быть открытым человеком, свободным от комплексов и общественных моралей и ценностей. И да, сэр, я не пытаюсь сделать из вас кого-то другого, я всего лишь честен с вами, не более и не менее, – он указал мне на мою тарелку с завтраком и задорно, легко, как ни в чем не бывало сказал: – Ваш завтрак уже остыл, а кофе требует кипятка. Официант!

– Да, что-то хотите заказать? – спросил тот.

– Пожалуйста, – вежливо начал парень, – не могли бы вы разогреть еду, а то этот уважаемый человек задумался и не заметил, как все остыло.

Официант забрал завтрак и унес на кухню разогревать. А я все сидел и думал, пытаясь отыскать тот самый правильный вопрос, который нужно задать. Но он все время от меня убегал.

– Допустим, все так. Но я не могу до конца понять одну простую вещь: то ли ты бежишь от чего-то, то ли пытаешься обрести свободу или…– и он снова не дал мне закончить. В тот момент я впервые был этому рад.

– Еще вчера, сэр, мне казалось – я знаю ответ на ваш вопрос, но сегодня, оглядываясь назад, – черт возьми, нет, я не знаю ответа. Совсем!..– огорченно сказал мой собеседник. – Иногда мне кажется, что если я буду убегать, то смогу ощутить свободу. Словно, обретя свободу, смогу получить исцеление, которое, возможно, однажды заслужу.

– Прости за нескромный вопрос, но на всякое путешествие нужны деньги. Где ты их берешь?

– Деньги? – задумавшись, спросил парень. Он скорчил странную и немного пугающую гримасу, которую я до этого ни разу не видел на его лице. – Деньги – это мусор, в них я не нуждаюсь.

– Если они мусор, может ли это значить, что у тебя есть наследство или какие‑никакие сбережения?

– Нет, сэр, вы неправильно поняли. В моем прошлом, не буду скрывать, и впрямь осталось много денег, но я ни монеты оттуда не потратил. Ведь все, что у меня есть, было или будет, я зарабатываю сам, как правило, непосредственно в городе. Например, в этом городке подрабатываю на хлебопекарне, недельная выручка оттуда позволяет мне приобрести билет на поезд в другой город, купить еду или одежду. Жилье, как правило, я просто отрабатываю или снимаю там, где совсем дешево. Хотя раньше любил красивую одежду, модную технику, роскошную обстановку в квартире. Но со временем понял, что мне уютнее в старых джинсах и кепи, чем в новомодных брюках и шляпе. Когда перестаешь ценить деньги, а используешь их лишь для жизненно важных целей, а именно: еда, жилье, проезд – жизнь приобретает новые краски, ярче и натуральней, чем вся та фальшь, видимая через «призму денег».

– Я не думаю, что ты там зарабатываешь достаточно, чтобы обеспечивать себя и финансировать свои поездки. В чем же тут дело? – я все еще недоумевал, в моей голове просто не укладывалось, как он все это проворачивает.

– Сэр, на этом свете есть еще добрые люди, готовые за простую помощь по дому разделять с тобой кров и ужин. К тому же последние месяцы я еду по теплым южным городам, где много фруктов и из-за жары особо кушать не хочется. Это позволяет экономить.

– Просто пойми меня правильно, парень: ты выглядишь лучше, чем половина этого замшелого города. Только не обижайся за такое сравнение. Но меня и впрямь это удивляет или даже поражает. Не знаю. Не могу точно определиться.

– Ура! – воскликнул парень. – Наконец вы, сэр, стали говорить открыто. Боже! Ох, возвращаясь к разговору о внешности, я считаю, что если ты не паришься о том, как выглядишь или тебя устраивает твой неопрятный вид, то тут даже дорогая одежда не поможет вместе с дорогим парфюмом. К тому же я слежу за личной гигиеной и чистотой своей одежды. Мне просто даже самому было бы мерзко находиться в обществе засранцев и голодранцев.

– Тут я с тобой солидарен, – и мне на глаза попались часы, висевшие на дальней стене в ресторанчике. – А мы с тобой засиделись. Уже почти половина одиннадцатого, – я тут же подскочил и потребовал счет у официанта, не став дожидаться, пока мой завтрак снова разогреют.

– Извините, мистер, – обескураженно ответил тот, – но ваш счет уже полностью оплачен. – Сказав это, он исчез на кухне.

– Это как? – удивился я.

– Я просто пришел сюда около семи часов утра и перемыл всю посуду, тем самым отработав наш с вами завтрак.

– У меня ведь есть деньги, зачем ты так поступил?

– Оплатите в следующий раз, так и быть, разрешаю, сэр! – в его голосе явно прозвучала легкая, еле ощутимая насмешка. Молодой человек встал из-за столика и направился к выходу. – Хорошего дня, сэр!

Он ушел. Но если еще вчера парень уходил из ресторанчика легкой походкой, то сегодня он казался немного загруженным, тяжелым, неказистым, словно на плечи ему свалилось много проблем, а сил их разрешить у него просто нет. Мне стало его жаль. Каждый наш разговор давался ему так же тяжело, как и мне, ведь он переживал все заново – и боль, и радость.

Как ни странно, собирался дождь, становилось прохладно на улице, что позволяло мне свободно гулять по городу, думать и, главное, не страдать от знойного солнца. И я гулял, я думал, я впервые начал писать. Это, видимо, было странно наблюдать со стороны, потому что я все время пересаживался с одной лавочки на другую. И записывал по слову или строчке в своем ежедневнике все, что удалось запомнить из наших разговоров. Излагать на бумаге чужие мысли оказалось невероятно сложно. И всю дорогу я сомневался, есть ли в них что-то ценное или нет?! Почему именно он, а не кто-то другой стал моим собеседником в этом городке? Какой властью он обладает, что заставил меня им заинтересоваться?

И чем больше я думал обо всем сказанном утром, тем сильнее ощущал себя простым человеком, начав разочаровываться в самом себе, в своей жизни, в своих литературных трудах. Мои книги больше не радовали. Ведь они превращались для меня в пепел, в череду страниц, наполненных бессмысленными буквами, столь же мертвыми, как камень, мимо которого я только что прошел.

Впервые я задумался о бездарности своих работ и о том, как много прибыли они мне принесли. Рейтинги моих книг были довольно высокие, продажи, собственно, тоже. Но что это могло значить? Неужели так много людей, настолько узко мыслящих, глупых и ничтожных. Почему в бездушных творениях люди видят величие, а в живом и настоящем не замечают простого? Все мы слепы, впервые Библия оказалась права.

Когда я вернулся в свою квартиру над ресторанчиком, в голове была лишь одна цель: сжечь все свои книги, привезенные с собой в чемодане, чтобы мои глаза их не видели. Найдя металлическое ведро, я сгреб туда все свои творения и поджег с помощью спичек. Мой маленький костер горел ясно, сильно, но молчаливо. Книги умерли давным-давно, огонь лишь стер память о них. Неужели этот парень так сильно на меня влияет? Почему? Кто же он? Настоящий друг? Сатана? Бог? Иисус? Иуда? Хотя, может, он просто обычный человек?