— Наверное, ему было полезно поговорить с тобой, — тихо сказал он Робби, слыша, как ревность пытается проникнуть в его слова.
— Ты был тем, что было хорошо для него, мистер Стивен. Ты! Но Дасти думал, что ничего этого не будет, не думал, что ему это позволено, — сказал Робби, обводя рукой закусочную, — это место такое, какое оно есть, и все такое.
Стивен посмотрел на свои руки и ничего не сказал. Он ничего не мог сказать. В этом месте глубоко укоренилось невежество. Он проиграл, Робби проиграл, а Дастин проиграл больше всех.
— Прости меня, мистер Стивен.
Стивен поднял на него глаза.
— За что?
Робби глубоко вздохнул.
— За то, что отнял его у тебя, — ответил он, выдыхая воздух. — Он никогда бы сюда не вернулся, если бы не я. А если бы он не вернулся, он бы… — Робби отрицательно покачал головой и замолчал.
— Робби, тебе не за что извиняться, — сказал Стивен. — Если уж на то пошло, то это я должен попросить прощения. — Он смотрел в окно и продолжал говорить, осознавая искренность своих слов:
— Он бы не вернулся со мной. Все это было просто мечтой. Ты его брат; он вернулся, потому что любил тебя, а не из чувства долга. Если бы он был еще... здесь, он бы рассердился, что я вообще приехал. — Стивен повернулся и посмотрел Робби прямо в глаза. — Я думаю, мы оба знаем, что это правда.
— Ну и пусть, — ответил Робби. — Но это бы не усмирило его настоящих чувств к тебе, мистер Стивен. Одно я всегда знал о Дасти: он умел сильно ненавидеть, но любил еще сильнее, и именно это двигало им, хотя он и не хотел признаваться в этом никому. Особенно поэтому он не хотел в этом признаваться.
Глава 7
Лондон
Раздался громкий и настойчивый стук в дверь квартиры. Стивен бросил взгляд на часы на ночном столике, и встал, понятия не имея, кто из его знакомых может быть настолько бесцеремонным, чтобы колотить в дверь в такую несусветную рань. Даже его соседи не позволяли себе такую бестактность. А в случае чрезвычайной ситуации, скорее, кричали во всю глотку.
Подойдя к двери, он посмотрел в глазок и замер.
Прошло уже несколько недель, как Дастин покинул его квартиру, сразу после первой совместно проведенной ночи. Уходя, тот выкрикивал чудовищные вещи, обвиняя его в том, что он совратил и растлил его. Стивен был абсолютно уничтожен. Но не только из-за скандального ухода Дастина, а потому, что он так сильно ошибся, доверившись, полагая, что это взаимно.
Он с самого начала чувствовал странную связь с Дастином. И впервые не смог облечь свои мысли в слова. Их общая ночь оставила ему единственный пустой лист в дневнике за десять лет. Тот факт, что большую часть ночи они провели в почти абсолютной тишине, растворяясь в безграничной и откровенной близости, только добавлял загадочности той пустоте и его влечению к этому парню.
Вздохнув, Стивен отомкнул замок и медленно открыл дверь, все еще не понимая, почему он добровольно готов ввязаться в возможный конфликт. Он видел через глазок, что Дастин не совсем в себе. Но от его взгляда не могло скрыться то, что по опущенному лицу Дастина текли слезы.
Около минуты он стоял, держась за дверь, выжидая, но Дастин, похоже не собирался отрывать глаза от пола. И все же решился протянуть к нему руку, но тут Дастин поднял на него взгляд, в котором через край выплескивалось отвращение к самому себе. Стивен встревожился, что если он попытается выразить толику сострадания, то Дастин отступит назад, отвернется и уйдет безвозвратно. Поэтому он дал тому выплакаться, пока они не отрывали друг от друга глаз; позволил ночи осушить слезы Дастина и удалить струпья из его израненного сердца.
«Тупой гребаный придурок», подумал Стивен про себя. Он понял, почему открыл дверь именно сейчас, ведь он уже был влюблен в этого парня, и это определенно не поддавалось объяснению. Каким образом потребности Дастина в ту первую ночь так быстро и внезапно заполнили столь глубокую нужду его собственной жизни?
В ту ночь, когда Стивен выполз из паба, он не стремился найти себе компанию. Их единственная ночь вместе прошла под поверхностью жизни, невидимая вещь, которую Стивен никак не мог уловить, и именно поэтому не смог описать словами. Может быть, именно из-за этого тогда Дастин и убежал; может быть, он тоже это почувствовал. А может быть, именно эта незримая вещь заставила его снова вернуться в квартиру Стивена. Может быть…
Но, в тоже время, Стивен понимал, что он не может направлять Дастина с этой незримой вещью; не может хранить ее для него и не может заставить исчезнуть все его несчастья. Он не знал, как помочь себе, так как же он мог помочь Дастину? Дастин должен был сам ухватить этот образ и сделать его своей реальностью. Но, иногда, такая простая задача бывает слишком сложной для некоторых людей…
— Дастин...
Лишь только его имя слетело с губ, Дастин рванулся к Стивену, развернул того лицом к стене и прижался сзади. Стивен услышал быстрый щелчок раскрывающегося ножа и внезапно подумал, что, возможно, смерть пришла за ним. И умрет он из-за своего одиночества и одиночества мужчины, чья душа изнывает от безжизненных песков боли и сожаления.
Когда острие ножа уперлось ему в спину и скользнуло вниз, разрезая легкие пижамные штаны, он перестал сопротивляться. Дастин был небольшого роста, но очень подтянутый и, учитывая его военную подготовку, Стивен знал, что ему не ровня. Он понимал это, а заодно к нему пришла мысль, что если ему предстояло умереть той ночью, то в его плоть должен войти нож. Тот выпотрошил бы его с первого же удара и продолжал бы проникать в тело. Стивен сразу же понял, что речь идет не о его смерти и не о неконтролируемой похоти. Это было что-то другое. Это были чьи-то чужие руки, некий призрак, который жил и дышал внутри мужчины, которого он касался и с которым занимался любовью в их первую ночь. Поэтому Стивен позволил воспользоваться своим телом, чтобы высвободить того демона, что привел Дастина к его двери и вложил этот смертоносный кусок стали в его карман.
Он услышал, как нож со стуком упал на пол, пока Дастин возился с собственными штанами. Протиснув колено между ног Стивена, плечом он крепко уперся тому в спину. Прижав Стивена к стене, Дастин полностью контролировал его.
Он еще сильнее раздвинул ноги Стивена, спустил свои штаны, плюнул на свой член, еще раз сплюнул в ладонь, чтобы слегка смазать задницу Стивена, а затем погрузился внутрь. В два удара он оказался по самую рукоять. Стивен взвизгнул от боли и горячей, ранее неизведанной похоти.
Никто и никогда не брал его так, никто и никогда не доминировал над ним так, как сейчас. Он вздрогнул, почувствовав очертания губ на своей спине и застонал, когда Дастин с каждым толчком впивался зубами в изгиб его шеи. Дастин не был большим, но и маленьким его нельзя было назвать; и Стивен, сам того не понимая, знал, что если бы у него хватило сил, то он подтянул бы Дастина еще ближе и впустил его в себя еще глубже и сильнее. Дастин поменял положение, обхватил Стивена, оторвав его бедра от стены и начал безжалостно вколачиваться в него. Стивен заскулил под силой его толчков, и это было все, что он мог сделать, не умоляя о большем.
Через несколько минут тело Дастина напряглось, его член набух, а погружение стало более лихорадочным. С последним стоном он затрясся, опустошая себя внутрь Стивена и, тяжело дыша, положил голову ему на спину.
Он прижался к нему на мгновение, крепко обхватив руками, затем зарыдал и упал на пол. Его отчаянные извинения, словно нежный шепот, прошли сквозь Стивена.
Всхлипнув, Стивен облокотился об стену, балансируя на грани собственного оргазма. Он не мог злиться на Дастина. Он уже видел, как тяжело тому было возвращаться в эту квартиру; увидел в ту же секунду, как открыл дверь и посмотрел в его лицо. Он видел, как Дастин злился на себя за то, что оказался здесь, как его воротило от обвинений, что он бросил Стивену, уходя в первый раз, и какое отвращение он испытывал к самому себе, осознавая, что он собирался сделать.