— Любовь крадет у тебя все, Mémé, и оставляет тебя ни с чем, — попытался объяснить он.

— Ты англичанин. Je n'aurais jamais permis à ta mère de télever en Angleterre. (прим.пер.: с французского - Я бы никогда не позволила твоей матери растить тебя в Англии). Все такое … désagréable (прим.пер.: с французского - невежественное). И глупАе.

Он взглянул на нее, и хотел было возразить, но не стал и просто пожал плечами. Он впервые приехал в Экс, когда ему было двенадцать лет, сразу после смерти родителей. И Колетт за все эти годы ни разу не упомянула о своей старой обиде на его мать, за то, что та предпочла англичанина в качестве мужа и Англию, чтобы растить там ребенка. Но, по мере того как, он становился старше, и лучше справлялся с обстоятельствами смерти родителей, она все чаще и чаще выражала свое недовольство.

— Английское проклятие, — объяснял он ей. — Мы уделяем нашему недовольству так много времени, забывая про единственное, что по-настоящему имеет значение, то, что длится вечно.

— Неужели любить настолько тяжело для тебя? — упрекнула его Колетт.

— Oui, Mémé. (прим.пер.: с французского - Да, бабушка ) Для мужчин, между мужчинами, да.

Она закрыла глаза и вздохнула.

— L'amour a une emprise sur la mort que la mort même ne peut ébranler. (прим.пер.: с французского - Любовь имеет власть над смертью, которую сама смерть не может поколебать.)

Он с любопытством посмотрел, ожидая пояснений.

Колетт закатила глаза.

— Даже смерть не может остановить истинную любовь, Стивен, даже смерть. Это не то, что можно объяснить. Это, как аксиома. Вы оба живы и все же оба страдаете. Почему?

Стивен покачал головой, ему нечего было сказать. Если бы он знал ответ, то не оказался бы в Эксе. Он устал и его раздирала боль; и, да… он должен был признать, что испытывал гнев. Но ответов у него не было.

Она схватила его за руку, как делала это в детстве, и раскрыла ладонь так, чтобы она была видна им обоим. Ей больше не нужно было произносить эти слова; он уже достаточно усвоил этот урок, когда Pépé (прим.пер.: с французского - дедушка) был еще жив.

Его дед, умерший за год до его родителей, обычно судил о человеке не только по его рукопожатию, но и по самой руке. Pépé верил, что даже самая хрупкая рука обладает силой созидать мир, и даже самая крепкая всегда таит в себе опасность быть разбитой вдребезги из-за своего сложного строения.

Pépé часто говорил о том, что рука человека может рассказать вам не только о его силе, но также о его слабости. Она (рука) могла бы привести вас во внутренний мир человека, туда, где все его демоны были заперты в клетке. Он также утверждал, что у каждого человека есть два лица. Одно вы можете видеть сердцем, другое вы чувствуете душой, и оба будут запечатлены в контурах его руки.

— Я не знаю, что делать, Mémé. Я, на самом деле, не знаю, — сказал ей Стивен. — Я люблю его, и я знаю, что он тоже любит меня, но это так... но для него это не то же самое. Для него то, что было, между нами, это воспоминание, как что-то, чем он может подпитывать себя. Я... не могу этого сделать. Я чувствую себя опустошенным без него. Я думал, что смогу забыть его к этому времени, но... — Стивен покачал головой.

Колетт вздохнула.

— Любовь меняет людей, Стивен, физически, изнутри. Вы, молодые люди, думаете, что все это у вас в голове, но это не так. Ты изменил его, и он изменил тебя. Я это чувствую — вот здесь. — сказала она, сжимая его руку. — Ты приехал сюда, чтобы сбежать, а он уехал домой, чтобы сбежать, но от чего? От любви? — многозначительно спросила она его.

— В твоих устах это звучит так нелепо, Mémé.

Она кивнула.

— Потому что это так, потому что ты поставил все это между вами, между собой и своим сердцем. И он делает то же самое. Это просто абсурд. Неважно, что думают люди, неважно, что они говорят, то, что у вас есть — это только между вами двумя, и все. А это значит, что только вы двое можете отказаться от этого. Ты понимаешь меня?

— Я понимаю, Mémé, но... — начал Стивен.

— Нет никаких «но». Если его сердце любит так же, как и твое, значит, то, что произошло между вами, находится только в ваших головах, и это можно преодолеть. Со временем сердце всегда побеждает.

— Mémé... — он так хотел, чтобы это было правдой, но она просто не понимала всей сложности.

— Тише, — сказала она, прерывая его спор. — Возьми. Я не могу смотреть, как ты страдаешь понапрасну. Езжай к нему, жди его, если это необходимо. Но не отказывайтесь от него из-за того, что думают другие. Это будет то, о чем вы оба будете сожалеть всю оставшуюся жизнь, и это абсурд.

Она протянула ему через стол билет на самолет, который он тут же отодвинул назад.

— А если я ошибаюсь, — спросил Стивен, — если его сердце не любит меня? Если все, что я говорю, это просто выдумки, и его чувства ко мне в том числе?

— Значит, его сердце никогда не любило тебя, — сказала Колетт. — Но неужели ты действительно думаешь, что это правда, что все, что ты мне рассказал, было просто твоими собственными иллюзиями?

Он покачал головой. Дастин сказал все, кроме тех трех слов, которые он хотел услышать больше всего. И он подумал, что единственная причина, по которой эти слова никогда не слетали с губ Дастина, заключалась в том, что он так сильно боялся, что кто-то ответит ему взаимностью и действительно будет любить его. Словно любовь станет его клеткой, в которой он будет заперт, как в своем собственном прошлом.

В конце концов, Колетт выиграла их спор, и он сел на самолет из аэропорта Шарль де Голль в Атланту. Там он взял напрокат машину, чей чертов руль оказался не на той стороне, и отправился в опасное путешествие в захолустный городок, который Дастин называл своим домом.

Глава 3

Закусочная

—Я приехал забрать его, — объяснил Стивен. — И тебя тоже, — добавил он через мгновение.

Лишь произнеся эти слова вслух, он понял, что это было правдой. Он прилетел не только для того, чтобы дать понять Дастину, как сильно его любит. Он приехал спасти Дастина от этого существования. Он приехал забрать Дастина и освободить его от всех добровольно наложенных оков, которые удерживали его в этом городе. У него была тайная надежда, что Робби поможет ему убедить Дастина последовать за своим счастьем, жить собственной жизнью и жертвовать ради них.

Неужели его мысли настолько эгоистичны и порочны? Неужели он действительно проделал весь этот путь, чтобы манипулировать умственно неполноценным человеком? Сделать из того соучастника своего плана: увезти от него единственного родственника, который по-настоящему заботился о нем? Но Робби уже однажды подрался с Дастином по той же причине. Он хотел, чтобы тот уехал. Поступил бы он так снова, если в итоге Дастин бы оставил его навсегда? Стивен слегка покачал головой, борясь с противоречивыми мыслями в своей голове.

— Это было бы круто, — отважился произнести Робби, подумав о поездке в Европу.

Стивен медленно кивнул в ответ на его заявление, слыша его, но также понимая всю никчемность этого утверждения. Дастин никогда бы не покинул Робби. Теперь Стивен понимал это, несмотря на всё, сказанное себе ранее.

Дастин не позволил бы Стивену увезти его даже с помощью Робби. И, даже если бы позволил, то Дастин сожалел бы об отъезде, не находил бы себе места и всегда бы ставил это в вину Стивену, особенно если бы с Робби что-то случилось в его отсутствие. В конце концов Стивен остался бы с двойной долей вины и сердцем, вдребезги разбитым так же, как после отъезда Дастина из Лондона.

Пока Стивен размышлял, Робби, казалось, собрался, и высказал свои блуждающие мысли:

— У тебя есть замки и все такое? — спросил он Стивена. — Представляешь меня в замке? Может, мы могли бы прихватить Дэнни с собой. Мы с ним играли бы в рыцарей и сражались с драконами… — Он вдруг остановился и подозрительно посмотрел на Стивена. — Подожди… у вас же есть поезда?