После того, как патрульная машина отъехала, Стивен с трудом открыл дверцу взятой напрокат машины и рухнул на сиденье, в голове у него роились противоречивые мысли, пока он не услышал голос Дастина.
— Ковбой, вставай!
Прозвучало так громко и уверенно, что он вздрогнул и посмотрел вверх. Никого. Вокруг него не было ни души. Он был совсем один. По-настоящему одинок. Весь последний год он жил в одиночестве на юге Франции, пытаясь убежать от своих собственных воспоминаний, и теперь они были всем, что у него осталось. Единственное, что у него осталось после восьми лучших месяцев его жизни. Единственные восемь месяцев его существования, когда он ощущал себя по-настоящему живым.
— Ковбой, вставай!
— Дастин?
Он огляделся вокруг, зная, что никого не увидит, но все же надеясь…
"Будь тверже", — отчитывал его Дастин. Весь мир — отстой. Путь ковбоя — это тяжелая жизнь и мучительная смерть. И, где-то между, надо найти любовь. Последнюю часть Стивен добавил сам к мантре Дастина, чтобы смягчить ее варварскую жестокость, потому что до того момента он думал, что жил достаточно тяжело. Он думал, что смерть родителей закалила его, наделила некоей черствостью, с помощью которой он мог жить дальше. Но, все же не настолько, потому что его сердце в этот момент разорвалось в клочья, потому что любовь Дастина и его смерть достигли той глубины, куда боль от смерти родителей не добиралась никогда.
— Ковбой, вставай, — сказал он себе вслух и, достав из сумки салфетку, вытер лицо. С каких пор, как он позволял избитым банальностям Дастина проникнуть в голову? Неужели он хочет начать все сначала, здесь и сейчас?
И о чем, черт возьми, он думал? Здание суда? Это было нелепо; он должен немедленно отправляться домой. Но «дом» больше не был его настоящим домом. Он бежал из Лондона, чтобы спрятаться от своих чувств, и убежал обратно во Францию. Из-за этого он считал себя слабаком и трусом, задаваясь вопросом, чувствует ли Колетт то же самое по отношению к нему. Но именно эти самые эмоции сейчас кипели в нем и грозили поглотить на этой грязной американской улице в этом грязном американском городе.
— Я никогда не прощу тебе этого, Колетт, — прошептал он, и слезы вновь хлынули из глаз.
— Ковбой, вставай, — снова услышал он.
— Да, я слышу тебя! Черт возьми, я тебя слышу! — крикнул он в никуда и снова вытер лицо. Он вышел из машины, захлопнул дверцу и зашагал в направлении здания суда, не обращая внимания ни на что, кроме места назначения и пытаясь контролировать себя на случай надвигающегося срыва.
По непонятным причинам, приближаясь к зданию суда, он успокоился. Привычный вид каменных колонн и гранитных барельефов на стенах немного ослабил его напряжение. Он быстро находил утешение в любой архитектуре, которая придавала официальным зданиям видимость спокойствия, и был благодарен за это.
Он как раз подошел к лестнице, когда из здания высыпала большая группа людей, их болтовня была обильно сдобрена южным диалектом и резкими выражениями. Он несколько раз уловил не только имя Робби, но и свое собственное.
«Этого не может быть», — подумал он. Либо шел еще один судебный процесс, либо какой-то другой парень по имени Стивен что-то натворил.
Но тот офицер... Он отбросил эти мысли в сторону.
Пробравшись сквозь растущую толпу, он поднялся по ступенькам и остановился у таблички в большом фойе, на которой было написано «Контрольно-пропускной пункт службы безопасности». Служба безопасности состояла из пенсионера, газеты и дубинки, которая, по-видимому, иногда использовалась для обыска подозрительных лиц. На случай, если кто-то пройдет мимо.
— Прошу прощения, — сказал он старику. — Где слушается дело Эрлов?
Охранник поднял голову, немного изумленный, немного испуганный.
— Иностранная пресса?
Ложь родилась быстрее, чем, Стивен думал, это возможно, и он был уверен, что она сойдет ему с рук, учитывая состояние, в котором он находился.
— «Таймс». Да.
Старик выпрямился, как будто ему предстояло стать героем этой выдуманной истории.
— Они только что прервались на обед, — объяснил старик, — но, если ты хочешь подождать... А, вот и они вернулись.
Стивен обернулся. Хотя они с Робби никогда не встречались, он узнал его. Робби был громадной и внушительной копией Дастина, достаточно массивной, и Стивен не сомневался, любой другой мужчина стушевался бы рядом с ним только из-за его огромного роста. Мускулистый, как бык, он обладал рыжеватыми волосами Дастина, кристально-голубыми глазами и невыразительным тонким носом. Он был на несколько дюймов выше Стивена и, рядом с Дастином возвышался бы, как каланча, но на его лице была улыбка искреннего простодушия и бесхитростности, чем Дастин никогда не обладал.
Он тихо позвал Робби по имени всего один раз. Вся процессия остановилась и уставилась на него. Робби поговорил с маленькой седовласой старушкой, а затем, отодвинув с дороги людей, вышел с сияющим лицом вперед.
— Мистер Стивен? — спросил он.
Стивен кивнул. Он все еще не мог говорить после новости, рассказанной ему полицейским. И все еще не понимал, почему он здесь и каких слов от него ждут.
Робби рванулся вперед и обнял Стивена, едва не сбив того с ног.
— Робби, — раздался мягкий укоризненный голос.
Робби оглянулся на старую женщину, с которой он только говорил. Стивен мгновенно понял, что это, должно быть, мисс Эмили, и выдохнул с облегчением, когда Робби с застенчивой улыбкой опустил его на землю.
— Простите, мистер Стивен, но я иногда волнуюсь, — сказал Робби. — Мисс Эмили нужно поговорить с некоторыми людьми, но она сказала, что я должен пойти к Мелвину и поесть. Хочешь пойти со мной? Это не так шикарно, как ты привык, но здесь до него рукой подать.
- Я... моя машина осталась на парковке, — только и смог ответить Стивен.
Робби похлопал его по плечу и развернул к выходу, толпа вокруг них расступилась и поспешила выйти наружу.
— Это просто вверх по улице. У меня тоже нет велосипеда, так что, похоже, нам обоим придется идти пешком.
— Будь уверен, как мне приятно наконец с тобой познакомиться, — сказал Робби, когда они вышли на солнечный свет.
Он продолжал болтать, пока они шли два квартала до закусочной Мелвина, но Стивен не мог его слышать. Он все еще пытался осознать тот факт, что Дастин мертв.
— Вот мы и пришли, — сказал Робби, распахнув для Стивена дверь в закусочную.
Глава 4
Закусочная
Стивен оглядел пластиковые столы в красную клетку, стойку с табуретами и зеленые виниловые кабинки. Здесь пахло кофе, печеными пирогами и жирной едой. Он посмотрел на Робби, понимая, что будет ненавидеть это место, и любое подобное этому, до конца своих дней.
—Ты знаешь, что Дасти мертв? — тихо спросил Робби, явно потрясенный тем, что о смерти Дасти Стивен узнал только сейчас.
—Да, — ответил Стивен с трудом. Он вытащил еще несколько салфеток из пачки и вытер лицо. Он безуспешно пытался не устраивать сцену, но слезы вновь потекли по щекам.
— Мне очень жаль, мистер Стивен. Я не хотел быть тем, кто сообщит тебе об этом. Только не после тех писем.
— Письма? — переспросил Стивен, глядя на него в замешательстве.
— Письма, которые ты писал Дасти.
— Ты их читал? — спросил Стивен, смущенный мыслью, что их близкие отношения были раскрыты. Он схватил еще несколько салфеток и вытер лицо, сложив их перед собой, словно маленькую стену. Неужели эти интимные подробности были использованы для того, чтобы очернить память Дастина? Неужели они прочитали его личные послания в суде только для того, чтобы подтвердить, что Дастин Эрл был грязным педиком и ему самое место на дне выгребной ямы этого маленького невежественного американского городка?
— Не-а, я не слишком умен, — сказал Робби, — но память у меня хорошая. Дасти обычно читал мне их после того, как я долго канючил. Ну, некоторые из них. Он сказал, что кое-что должно оставаться только между вами, и я уважал это. Они значили для него целый мир. Я же тебе говорил. Да? — Робби тихо рассмеялся. — Когда я бывал у него дома, он обычно носился с этими письмами, как будто пытался протащить проститутку в трейлер. Как можно не заметить конверты, такие красные и синие по краям? Он вытаскивал письмо, разрывал конверты на мелкие кусочки и смывал их, как будто они были уликой. А потом он тайком читал их по кусочкам, когда я уходил, — снова усмехнулся Робби. — Черт возьми, даже Дэнни заметил, что тот ведет себя очень странно, — добавил он.
