Целой и невредимой выйдя из дома Перси, Демельза проехала через деревню и вскоре была перед гнетущим серым зданием академии Строгтон. Это была исполинская викторианская постройка с торчащими над крышей островерхими башенками и зловещими горгульями, надзирающими за забетонированной игровой площадкой внизу. Там не было ни растений, ни цветов, а зеленели разве что сорняки, пробивающиеся сквозь трещины в покрытии. Девиз школы «Делай всё, что в твоих силах, но этого будет мало» был выписан витыми железными буквами в арке над воротами, служа постоянным напоминанием о строгости школьного режима.

У Демельзы сердце заныло от страха, едва она вошла в ворота. И какой анекдотичный «акт непокорства» станет сегодня причиной её изгнания в карцер? Ношение носков не того оттенка серого? Слишком громкое моргание? Хорошо ещё, она не пансионерка – только подумать, чтобы оставаться тут каждую ночь! Да она лучше будет спать в одном из свинарников фермы «Счастливые копытца».

Когда прозвенел утренний звонок, она пробилась сквозь вереницу одетых в коричневую форму учеников и пошла по запутанным школьным коридорам. Шкафы со спортивными наградами стояли вдоль стен, сплошь увешанных почётными грамотами; портреты преподавателей лохматых лет следили за порядком, будто они по-прежнему числились в штате.

Демельза как раз подходила к своему классу, когда позади по коридору разнеслись знакомые голоса.

– Посмотрите-ка, а вот и штатное чудило академии Строгтон!

– Как поживаешь сегодня, Бздемельза?

Демельза обернулась навстречу двум идентичным близнецам, девочки вышагивали к ней со стороны отведённого под пансион крыла, как гротескный двухголовый монстр. Каждая сжимала в руках папку, обклеенную золотыми звёздами «за достижения»: одна была аккуратно надписана «Пенелопа Оттолина Смитте», другая – «Персефона Корделия Смитте». Девочки были так похожи, что если бы не крохотная родинка на щеке Пенелопы, можно было подумать, уж не двоится ли у вас в глазах. Позади стояла Миранда Чоудхури – личный телохранитель и мускульная сила в поддержку их интеллекта, чьё атлетическое телосложение подошло бы скорее борцу в греко-римском стиле, чем школьнице.

«Отсохни ископаемые окаменелости, – мысленно простонала Демельза. – С утра пораньше столкнуться с жоподовольными Смитте. Этого мне только не хватало…»

– А сегодня ты принесла какое-нибудь из своих восхитительных изобретений, чтобы показать всем, а, Демельза? – продолжала Персефона, подкатывая поближе. – Ты же знаешь, как нам всем понравилась твоя презентация Голубеходной газонокосилки! НИКАК.

Она мерзко захихикала, и тут вступила Пенелопа и, отведя плечи назад, во всеуслышание провозгласила:

– О, ты, я вижу, опять не почистила туфли. Это уже второй раз за неделю, если я не ошибаюсь. Интересно, что на это скажет мадам Кардинал, хм?

Демельза уронила портфель на пол и подошла к девчонке.

– Ну, я уверена, ты непременно сообщишь ей об этом. Я знаю, ты только и рада побыть мерзкой маленькой ябедой!

Тёмные глаза Миранды округлились, и Демельза была уверена, что увидела, как в её губах притаилась улыбка.

– Могу тебе сообщить, что правильно говорить «дежурная по коридору», Демельза, – сказала Пенелопа. – Возможно, если бы ты не была такой чудной, и тебе тоже доверили бы важный титул. Не думаю, что «я в классе дурочка» считается.

Пенелопа захихикала, а Демельза почувствовала, как руки у неё в карманах сами собой сжались в кулаки.

– Ты за это заплатишь! – прошипела она и была уже готова броситься в бой, когда из класса вышла мадам Кардинал.

– Руки на инспекцию! – отрезала она, прищёлкнув в воздухе костлявыми пальцами. – Поживее, я не собираюсь ждать весь день. Упущенное время – это упущенная возможность научиться чему-то новому!

Все дети в коридоре тотчас вытянулись в струнку, и в наступившей полнейшей тишине мадам Кардинал приступила к скрупулёзному изучению абсолютно каждой пары ладоней.

Демельза с ужасом наблюдала за директрисой. Мадам взяла бразды правления лишь в прошлом году, но быстро последовала стопами своих авторитарных предшественников, держа себя строже любого сержанта. Она была невероятно высокой и невероятно тощей, ворот её серого платья был туго застёгнут под самым подбородком. Если не считать пары сиреневых вен на щеках, кожа у неё была бледной, как тело сырой устрицы, а нос заострённый, как вороний клюв. Но, пожалуй, самой яркой чертой её внешности была чёрная повязка, закрывавшая правый глаз. По слухам, она потеряла его, когда работала надзирательницей в тюрьме, но единственный ученик, которому хватило храбрости напрямик спросить об этом, в академии Строгтон больше не появился.

– Очень хорошо, Пенелопа, очень хорошо, Персефона, – сказала мадам Кардинал, поглядев на изящные, с ухоженными ноготками ручки близняшек. – Обрезанные и вычищенные ногти – именно то, что мне хочется видеть в обители знаний. Вот всем пример для подражания.

– Спасибо, мадам Кардинал, – хором проговорили близнецы тем мерзко-сладеньким тоном, который они приберегали специально для учителей. – Наша мамочка говорит, что чистоплотность – это почти благочестие.

Демельзу едва не стошнило. Как только эта парочка подлиз умудрялись вечно быть у мадам Кардинал на хорошем счету, хотя они были самыми жуткими живыми организмами на планете Земля? Может, однажды, когда она станет известным учёным, она сможет положить их под микроскоп и увидеть, какие именно отвратительные мутировавшие молекулы входили в их ДНК.

– А как ваши руки, мисс Клокс? – колко заметила мадам Кардинал, подойдя к Демельзе и вбурившись в неё сверху вниз единственным здоровым глазом. – Будет ли сегодня под вашими ногтями машинное масло? А как насчёт ожогов от паяльника?

Волна сдавленных смешков прокатилась по коридору, и Демельза вздохнула. Она знала, что её руки ни за что не подойдут под высокие требования учительницы, особенно после вчерашней изобретательской вечеринки. Она неохотно вытянула их вперёд, и мадам Кардинал с негодованием фыркнула.

– Позор! Я, наверное, уже миллион раз вам повторяла, что изобретать – неподходящее занятие для юной леди! – Слово «изобретать» она выплюнула с таким отвращением, словно речь шла о какой-то дурной привычке вроде поедания корочек, сковырнутых с ссадины.

– Но мадам Кардинал! – запротестовала Демельза, чувствуя, что кровь у неё вскипает, как жидкость в пробирке. – Великое множество вещей были изобретены юными леди. Доктор Джулиана Арджента, к примеру, получила более ста двадцати патентов на свои творения и…

– НЕ ДЕРЗИТЬ, девчонка! Твоя окаянная бабушка, возможно, мирится с подобными неортодоксальными занятиями, но уж я этого никак не потерплю!

Демельза чувствовала, как её распирает от ярости, огненной и взрывоопасной, как нитроглицерин.

– Не смейте так говорить о моей бабусе! – закричала она. – Она никакая не окаянная! Она чудесная! Вы её даже не знаете!

– Конечно же, я знаю… – Мадам Кардинал вдруг остановилась. – Я имею в виду… конечно же, она окаянная, раз воспитала такого беспутного ребёнка. – Она громко кашлянула и отвела взгляд. – В наказание за вашу дерзость, мисс Клокс, вы проведёте утро, помогая миссис Армстронг отчищать гимназические шкафчики от жевательной резинки. Вам понятно?

Демельза закаменела от гнева, но прикусила язык – бесполезно спорить с тем, чьи представления о мире застряли где-то в начале XIX века. Кроме того, в её наказании был один плюс: по крайней мере, она сможет провести это утро в размышлениях об устройстве ловушки. Планирование операции «Ночной шум» официально взяло старт.

В четыре часа прозвонил школьный звонок, и Демельза в мгновение ока выскочила из класса. Едва вылетев за ворота, она почувствовала, как обмякли плечи – день казался бесконечно долгим, и ей не терпелось оказаться у себя на чердаке и начать работу над ловушкой. Она решила построить простую клетку со спусковым механизмом, захлопывающим дверцу сразу, как только взломщик окажется внутри. В качестве приманки она собиралась оставить миску с тушёными бобами – в конце концов, кто устоит перед таким лакомством?