– Значит, Ломэкс полагает, что Этти наняла поджигателя, – задумчиво промолвил Пеллэм. – А как же то обстоятельство, что она сама едва не погибла при пожаре?
– Помощник окружного прокурора утверждает, будто Этти спешила добраться до своей квартиры, чтобы обеспечить себе алиби. Прямо за окном ее квартиры проходит пожарная лестница. Да вот только они с поджигателем напутали со временем. Кроме того, полиция считает, что Этти специально подстроила пожар к вашему приходу. Если бы все прошло как задумано, вы бы подтвердили, что она находилась у себя дома.
Пеллэм недоверчиво фыркнул:
– Этти не допустила бы, чтобы у меня с головы хоть волос упал.
– Так ведь вы пришли раньше назначенного времени, разве нет?
Пеллэм вынужден был согласиться:
– Да, на несколько минут… Но все упускают из виду одну важную деталь. Какой у Этти мог быть мотив?
– Ах мотив… – Бейли помолчал, приводя в порядок мысли. Допил залпом мартини и заказал еще одну порцию. – На этот раз налей до краев, Рози О’Грейди. Пусть эти большие оливки не вводят тебя в соблазн недолить. Так вот, мотив. На прошлой неделе Этти застраховала свое жилье на двадцать пять тысяч долларов.
Пригубив кофе, Пеллэм отодвинул чашку. Мерзкий вкус во рту лишь отчасти вызвало отвратительное пойло.
– Продолжайте.
– Это специальная страховка на объявленную стоимость. Когда-нибудь слышали о такой? То есть Этти платит высокие страховые взносы, но если квартира будет уничтожена, страховщик выдаст ей деньги независимо от того, стояла ли там чиппен-дейлская мебель или картонные коробки из-под апельсинов.
– Слишком уж очевидно. Купить страховку, а через неделю поджечь дом.
– Полиция просто обожает очевидные преступления, мистер Пеллэм. Как и присяжные. Жители Нью-Йорка терпеть не могут тонкие нюансы. Вот почему умным преступникам сходит с рук убийство. – Барменша принесла мартини, и Бейли зачарованно застыл, глядя на стакан, словно ребенок на рождественский подарок. – Помимо прочего, в делах об обмане страховых фирм и мошенничестве с социальными пособиями основные подозреваемые – женщины. Понимаете, если сгорает дом неработающей матери, получающей пособие, она перебирается в первые ряды очереди на улучшение жилья. Такое происходит сплошь и рядом. Брандмейстер увидел женщину, страховку и подозрительный пожар – оп, его дело сделано!
– Кто-то пытается подставить Этти. Черт побери, если действительно дело было в страховке, зачем поджигать все здание? Почему не ограничиться только своей квартирой?
– Не так подозрительно. К тому же наш пироманьяк старается причинить как можно больше ущерба. Этти просто случайно наткнулась именно на него. Вполне вероятно, она даже понятия не имела, что он собирается сделать.
Пеллэм, в прошлом киносценарист, частенько смотрел на жизнь как на последовательность сюжетов. И сейчас ему показалось, что в этом сюжете есть несколько дыр.
– Хорошо, агентство должно было прислать Этти страховой полис. Что она сказала, увидев его?
– Агентство утверждает, что Этти взяла бланк, заполнила его и прислала по почте. Затем договор переправили в центральное отделение. Ее экземпляр подписанного договора был выслан по почте за день до пожара, поэтому она его так и не получила.
– Значит, агент или клерк смогут подтвердить, что это была не Этти.
– Клерк опознал по фотографии Этти как женщину, которая брала бланк договора.
Пеллэм, всегда скептически относившийся к теории заговоров, почувствовал, что сейчас имеет дело с запутанным сюжетом, достойным фильма Оливера Стоуна.
– А что насчет страховой премии?
– Оплачена наличными.
– Ну, а что говорит сама Этти?
– Разумеется, все отрицает, – рассеянно бросил Бейли, словно с юридической точки зрения отрицание обвиняемого значило не больше, чем муха, разгуливающая по стойке бара. – Теперь давайте перейдем к делу. Официальное предъявление обвинений назначено на завтра. Помощник окружного прокурора просит перенести его на более поздний срок. Вы знаете, что такое официальное предъявление обвинений? Это процедура, в ходе которой обвиняемый должен…
– Я знаю, что это такое, – остановил его Пеллэм. – Каковы шансы добиться освобождения Этти под залог?
– На мой взгляд, сумма не должна быть слишком высокой. Я переговорю со знакомыми поручителями.[9] Поскольку Этти прикована к постели, риск не слишком велик. И ее обвиняют не в убийстве.
– Мистер Бейли… – начал Пеллэм.
Адвокат поднял руку:
– Пожалуйста, зовите меня Луисом.
Бейли прорычал свое имя, на мгновение превратившись в персонажа Деймона Раньона,[10] на которого ему явно хотелось походить.
– Вам уже приходилось заниматься такими делами? – спросил Пеллэм.
– А… – Откинув голову назад, Бейли похлопал себя по дряблому подбородку, после чего посмотрел Пеллэму прямо в глаза. Его взгляд стал осмысленным и сосредоточенным. – Я видел, что вы изучаете меня. Галстук, купленный на распродаже. Обтрепанные манжеты. Костюм, по которому плачет помойка. Вы обратили внимание на то, что ткань пиджака чуть отличается? Брюки я износил еще два года назад, поэтому пришлось купить другие. Я выбирал самые похожие. И, как человек воспитанный, вы ни словом не обмолвились по поводу моего исключительно «жидкого» обеда. – Вдруг он театральным жестом указал на правую руку. – Кольцо нью-йоркского юридического колледжа. Кстати, он не имеет никакого отношения к Государственному университету штата Нью-Йорк. Между ними огромная разница. Я учился по ночам, а днем работал в суде. Между прочим, закончил в числе лучших двадцати выпускников курса.
– Я не сомневаюсь в том, что вы великолепный юрист.
– Ох, бросьте, – презрительно фыркнул Бейли. – Ну и что с того? Нам с вами предстоит защищать интересы не аристократии из Ист-Сайда. И не богемы Сохо и Уэстчестера. Вот в этом случае вам бы действительно понадобился хороший адвокат. У нас дело обитательницы Адской Кухни. Этти Вашингтон бедна, она чернокожая, факты против нее, поэтому присяжные признают ее виновной еще до того, как прокурор закончит читать обвинительное заключение. И закон не имеет к этому никакого отношения.
– А что имеет?
– Шестеренки, – театральным шепотом произнес Бейли.
Пеллэм решил не разыгрывать из себя человека законопослушного и промолчал. Мимо медленно проехала машина, «БМВ»-кабриолет. Даже в баре было слышно буханье басов популярного рэпа. Пеллэм уже несколько раз слышал его по радио.
«Это мир белых людей, не надо быть слепым…»
Машина скрылась из виду.
– Шестеренки, – продолжал Бейли, гоняя оливку по стакану. – Я имею в виду вот что: знакомясь с Адской Кухней, в первую очередь необходимо уяснить, что здесь вас может убить кто угодно и по любой причине. Или вовсе без причины. Это аксиома. Так что же делать, чтобы остаться в живых? Ну, прежде всего вести себя так, чтобы убить тебя было трудно. Держаться подальше от темных переулков, не смотреть встречным прямо в глаза, одеваться скромно, на перекрестках держаться рядом с другими людьми, в пивных и барах вроде этого как бы случайно упоминать фамилии профсоюзных боссов или полицейских из управления Южного Манхэттена.
– А при чем тут Этти?
– Все – прокурор, полиция, пресса – идут по пути наименьшего сопротивления. А если что-то застрянет в шестеренках состряпанного ими дела, они начнут искать кого-нибудь еще. Найдут другого первоклассного подозреваемого. Это единственное, что мы можем сделать для Этти. Насыпать песку в шестеренки.
– В таком случае давайте дадим полиции другого подозреваемого. У кого мог быть мотив? У владельца здания, правильно? Он ведь тоже получит страховку.
– Возможно. Я загляну в земельный кадастр и выясню, как у владельца обстоят дела со страховкой.
– А кому еще могло прийти в голову сжечь жилой дом?
– Ну, во-первых, подростки устраивают поджоги просто ради забавы. В нашем городе это самая распространенная причина рукотворных пожаров. Причина номер два – месть. Такой-то спит с чьей-то женой. Ему под дверь подливается немного легковоспламеняющейся жидкости, и дело сделано. Нередко преступники прибегают к поджогам, чтобы замести следы других преступлений. В основном убийств с изнасилованием или краж со взломом. Далее, как я уже говорил, мошенничества с пособиями социального обеспечения. Потом пожары ради тщеславия – один сотрудник почты поджег свое отделение, а затем сам его и погасил. Стал героем… А здесь, в Адской Кухне, часто палят памятники истории. Город объявляет старые дома историческими достопримечательностями. Обычно если старое, обветшавшее здание перестает приносить доход, потому что стоимость технического обслуживания становится слишком высокой, владелец его сносит и на освободившемся месте строит новое, более прибыльное. Но памятник истории нельзя снести – он охраняется законом. И что тогда? Господи, спаси и помилуй – совершенно случайно происходит пожар. Какое совпадение! Теперь владелец вправе строить все, что ему заблагорассудится. Если, конечно, его не поймают за руку.
