Малачи одарил меня улыбкой, в которой сквозила неуверенность.

— Ты можешь называть меня как угодно, если это означает, что я могу прикасаться к тебе.

Он пальцами провёл по моей щеке.

— Хорошо, — мне пришлось оторвать взгляд от его губ. "Сосредоточься, Лила. Теперь это твоя работа". — Их видели примерно в шести кварталах отсюда, — выпалила я, указывая на Хоуп-Стрит.

Температура моего тела упала до медленного кипения.

— Так чего же хотят Мазикины? — спросила я Малачи, когда мы тронулись в путь. — Если бы мы это знали, то могли бы предсказать, что они здесь будут делать, верно?

— Сомневаюсь, что их желания столь сложны, — ответил он. — Во время моих допросов, все Мазикины, которых мы вылавливали в тёмном городе, говорили одно и то же: они хотят покинуть своё царство. Все до одного. Они считают свою родину тюрьмой.

— Думаешь, они пытаются переселить всё своё население? — Дрожь, пробежавшая по моему телу, была вызвана не холодом, но я всё равно обхватила себя руками. — Как ты думаешь, сколько их всего?

— Однажды я спросил Рафаэля. Он сказал, что первоначально их было только двое, так что вполне ясно, что они размножаются, и теперь их могут быть сотни тысяч. Может быть, миллион. И это было много лет назад. Больше он мне ничего не сказал.

— Хм. Он обычно такой общительный.

— И правда, — рассмеялся Малачи. Он искоса взглянул на меня, и его улыбка исчезла. — Лила, в тёмном городе они всё-таки были окружены городскими стенами. Но здесь...

— У них весь мир, — сказала я, и эта идея осела в мой желудок, словно камень. — Они могут разделиться и уехать куда угодно. Единственное, что мешает им украсть тела миллионов живых людей... это мы.

Малачи взял меня за руку, когда мы проходили мимо группы парней, выходящих из спортивного комплекса. Он провёл большим пальцем по моим пальцам, и мне пришлось заставить себя сосредоточиться на его словах, а не на его прикосновении.

— Возможно, у нас есть немного времени, — сказал он. — Мазикины как вьючные животные. Им нравится оставаться вместе. Только однажды за всё время моего пребывания в тёмном городе я обнаружил одновременно два гнезда, и то потому, что их население стало чересчур большим. Во всё остальное время они выбирали одно место, одну базу и действовали оттуда. Вполне вероятно, что они и здесь также поступят, пока не найдут самый быстрый способ увеличить свою численность. Как и мне, им есть чему поучиться.

Я сжала его руку, надеясь, что они не научатся этому так же быстро, как он.

— Так как, по-твоему, быстрее всего увеличить их численность?

— Пока не знаю, но Сил прошёл сквозь стену в тёмном городе, так что он будет отвечать за их решения здесь. А он, к сожалению, самый умный Мазикин из всех, кого я когда-либо встречал. Есть причина, по которой он является их лидером. Ибрам и Джури, скорее всего, также будут привлечены к работе в качестве исполнителей. Как группа, они будут нуждаться в пище, крове и безопасном месте для своих жертв. Они постараются сразу же устроить себе гнездо.

— Если их так много, то, как же они решают, кого привести, чтобы завладеть телами людей, которых они захватили? У тебя получилось это выяснить?

— Полагаю, что у них, в самом деле, есть некая система. — Он недоверчиво покачал головой. — Самые сильные Мазикины, и особенно их лидеры, побывали в нескольких человеческих телах, поэтому они довольно хорошо чувствуют себя в них. У некоторых из них даже развиваются предпочтения. Вспомни, например, Джури предпочитает восточноевропейских мужчин.

Он нахмурился, и его хватка на моей руке усилилась. Его конфликт с Джури вышел за рамки противостояния Стража и Мазикина. Это было что-то личное, и после того, что Джури пытался сделать со мной в тёмном городе, я подозревала, что Малачи с нетерпением ждал возможности снова сразиться с ним.

— Значит, у некоторых из них есть свои предпочтения, — сказала я, стремясь увести разговор подальше от Джури. — А как насчёт остальных?

— Мазикин, обитающий в своём первом человеческом теле, скорее всего, будет вести себя как животное, и чем слабее или старше тело, тем больше вероятность, что оно будет двигаться как Мазикин в своей истинной форме.

— Анна как-то говорила, что они больше похожи на животных, чем на людей.

Он кивнул.

— Чтобы вести себя как люди, они нуждаются в практике и целеустремлённости.

Вот почему на них обратили внимание. В дополнение к записям с камер наблюдения, на YouTube появилось, по крайней мере, одно видео с мобильного телефона.

— Думаю, нам на руку, что они пока ещё не натренировались в новых телах, и что некоторые из них ведут себя странно.

Мы оба остановились, когда какой-то парень перебежал улицу, неся на спине девушку. Его руки обвились вокруг её колен, а она обхватила руками его шею. Она поцеловала его в щёку и вскрикнула, смеясь, когда её шарф развернулся позади них, как знамя.

Малачи уставился на парочку.

— Даа, — тихо сказал он. — Странные.

Мы шли, обсуждая идеи, обходя кварталы, проходя мимо клубов и баров, поднимаясь по переполненной главной улице и спускаясь по узким жилым улочкам. Я подсчитала, сколько раз полиция города и кампуса проезжала мимо, задаваясь вопросом, что, по их мнению, они ищут. Ведь они понятия не имели с чем столкнулись на самом деле. Как бы я хотела оставить эту задачу им и отправиться в кино с Малачи.

Мой напарник-Страж, казалось, не был обременён такими мелочными мыслями. Он пригвождал каждого прохожего таким свирепым взглядом, что некоторые из них теснились к краю тротуара, проходя мимо. Он был идеальным Стражем, готовым ко всему, абсолютным профессионалом. Я старалась делать своё дело и оставаться бдительной, но по мере того, как тянулись часы, на нас с молчаливой жестокостью обрушивался поздний мартовский холод. Мои пальцы онемели, и я начала спотыкаться о разбитые, неровные кирпичные тротуары на западной стороне кампуса. Когда я потёрла руки и подула на них, пытаясь отогнать холод, Малачи сомкнул руку вокруг моей ладони и засунул её в карман своей толстовки.

— Надо было взять перчатки, — сказал он, прижимая мою ладонь к своему телу. — Твои пальцы как маленькие сосульки.

Я на секунду закрыла глаза, наслаждаясь этим странным, незнакомым ощущением, этим нежным прикосновением и тем, что оно означало: он беспокоится обо мне. А когда я открыла глаза, он смотрел на меня так пристально, что по моей коже пробежали электрические разряды жара.

— Я... должна была всё спланировать заранее, — пробормотала я.

Внезапно мне стало не по себе. Я не хотела быть здесь. И в кино уже не хотелось. Я хотела оказаться где-нибудь в уединение и уюте с Малачи, где я смогла бы исследовать этот безумный голод, и возможно, получить контроль над ним.

Потому что прямо сейчас я не контролировала себя. Малачи вопросительно вскинул брови, когда я вытащила руку из его кармана, а затем его глаза распахнулись, когда я скользнула пальцами под его рубашку. Мы оба резко выдохнули, стоило моей коже соприкоснуться с его кожей. Он склонил голову и закрыл глаза.

— Твоя рука такая холодная, — прошептал он, обхватывая за шею и притягивая к себе.

— Прости.

Я не сожалела, но я начала убирать руку.

— Не останавливайся.

Он уперся лбом в мой лоб.

— Малачи...

Моё сердце билось так быстро, что я с трудом успевала переводить дыхание.

— Лила. — Он обвил рукой мою талию. — Уже поздно, и здесь очень холодно. У нас завтра занятия в школе, и мы не заметили ничего подозрительного. Может быть, мы могли бы вернуться и ...

Он умолк, и мы оба отступили в сторону, уступая дорогу двум парням в дутых куртках и бейсболках, надетых задом наперёд, которые тащились к нам по тротуару. Повернувшись к Малачи, я услышала обрывки их оживленного разговора о "Ред Сокс"[1].

— Вернуться назад... и что? — спросила я, глядя на его приоткрытые губы. В дюйме или двух от меня. Но недостаточно близко.