Несмотря на то, что окна и трава снаружи были покрыты инеем, внутри приюта было жарко, как в аду, и пахло томатным супом, потом, мясом, ромом, подгоревшими тостами, сигаретами и немытыми телами. Когда мусорный бак рядом со мной начал переполняться бумажными тарелками и пластиковыми мисками, я воспользовалась возможностью подышать свежим воздухом.

— Я сейчас вернусь, — крикнула я Тиган, схватив огромный полиэтиленовый пакет и потащив его к заднему выходу.

Она рассеянно махнула рукой в мою сторону.

Я распахнула дверь, и порыв холодного воздуха встретил меня, я жадно вдохнула воздух.

И тут же уронила мусорный пакет.

Может быть, мне это только показалось? Может быть, это была какая-то странная галлюцинация после сумасшедшей перегрузки запахов в столовой?

Нет. Стоя на месте, я снова вдохнула, и запах однозначно присутствовал. Приторный, тошнотворный запах ладана. А он у меня ассоциировался только с одним: Мазикин.

Я сделала несколько шагов на заднюю парковку, моё дыхание затуманилось. Ветер вновь принёс этот запах, маня меня вперёд. Я обошла вокруг приюта, размышляя, не могли бы здесь быть Мазикин, пытающийся раздобыть миску супа или заманить новобранцев. Очередь голодных людей была уже за дверью, но запах был определённо слабее, так что я вернулась на стоянку, которая тянулась к ряду домов. Я обогнула мусорный контейнер и пошла по узкой улочке между домами, заваленной старыми покрышками, брошенными игрушками и мусорными баками. Запах становился всё сильнее, и моё сердце билось быстрее с каждым вдохом. Я повернула налево и прошла квартал вверх по улице, прежде чем поняла, что запах исчез, поэтому я побежала обратно тем же путём, которым пришла.

Я уже миновала переулок, который должен был привести меня обратно к приюту, когда из-за двух домов впереди, не более чем в десятке метров от меня, выскочил парень с сальными тёмными волосами и худым, заросшим щетиной лицом. Он был одет в мягкую фланелевую рубашку, на руки были натянуты митенки[7], и я мельком увидела грязные, зазубренные ногти как раз перед тем, как он повернулся спиной. Держа в руках промасленный бумажный пакет, он быстро зашагал по дороге прочь от меня. Я последовала за ним, принюхиваясь к воздуху, вероятно, выглядя немного сумасшедшей. К счастью, парень, казалось, не замечал меня, что я следовала за ним.

Я шла вверх по улице, квартал за кварталом, осматривая каждый боковой двор и окно на предмет движения, ища более подозрительных персонажей. Запах становился только сильнее, так что я знала, что иду в правильном направлении, даже если парень, за которым я следила, был обычным человеком с очень плохой гигиеной. В конце концов, улица упёрлась в пустырь, окаймлённый сетчатым забором. На другой стороне было кладбище, которое отделяло этот район от оживленного шоссе. Запах ладана был так силён, что у меня закружилась голова. Как раз в тот момент, когда я размышляла, не собирается ли этот парень перелезть через забор и срезать путь через кладбище, он вскарабкался по ступенькам огромного старого дома в колониальном стиле рядом с пустырём и нырнул внутрь, тихо закрыв за собой дверь. Я остановилась в нескольких домах от него, оценивая обстановку. Заколоченные окна. Граффити на тротуаре. Заброшенный? Вся улица казалась заброшенной, будто пагубное влияние съело её и выжило семьи и нормальных жителей в другое место. И действительно, к входной двери было приклеено объявление о выселении.

Это мог быть наркопритон. Или лаборатория мета. Или прибежище для кучки бездомных, сжигающих всё, что только можно найти, чтобы согреться. Или...

Это могло быть гнездо. 

Трясущимися пальцами, я достала из кармана телефон и написала Малачи адрес колониального дома. Я оказалась почти в десяти кварталах от приюта, но, может быть, он сможет уговорить Генри отвезти его сюда, и тогда мы вместе всё выясним.

Ожидая ответа, я прокралась на задний двор, желая понять, с чем мы имеем дело. Хотя большинство окон были заколочены досками, кое-где фанера сгнила и отвисла от подоконников. Несколько низких подвальных окон не были закрыты. Я легла на землю и заглянула в открытую раму, в которой всё ещё сидело несколько осколков стекла. Белое зимнее солнце светило достаточно высоко, помогая мне. Его лучи освещали открытую комнату, полную коробок и всякого хлама. Внутри ничего не двигалось. Я опустила руку к поясу, на который прикрепила нож перед тем, как мы покинули дом Стражей, по тихому настоянию Малачи.

Когда я встала, то услышала звук. Из глубины дома донеслось тихое мяуканье. Желая, чтобы моё сердце не билось так громко в ушах, я спустилась вниз по склону и обошла дом; затем я проползла мимо разбитых окон подвального помещения на другую сторону. В передней части дома всхлипывания стали громче, мучительные рыдания проникали сквозь стены и рассеивались, как дым в холодном воздухе. Я присела на корточки под заколоченным окном, откуда громче доносился шум.

— Я сказал, заткнись! — зарычал кто-то, глубоко и злобно.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — закричал голос. Голос был мужским, но молодым. И таким, таким напуганным. — Пожалуйста, отпусти меня. Я никому не скажу!

Затем он закричал, и этот звук пронзил меня, как лезвие ножа.

— Я сделаю это снова, если ты не заткнёшься, — прорычал похититель мальчика. — Мои братья и сёстры пытаются поспать наверху. Если ты их разбудишь, у меня будут неприятности.

Я стиснула зубы и отодвинулась от окна, снова вытащила телефон из кармана и побежала к задней части дома. На этот раз я позвонила Малачи. Почему его так долго нет? Гудок продолжался до тех пор, пока не перешёл на голосовую почту. Я позвонила Генри. То же самое. Я чуть было не позвонила Джиму, но потом поняла, что даже если он возьмёт трубку, то либо не сможет, либо не захочет помочь.

У меня был выбор. Я могла попытаться вытащить оттуда мальчика прямо сейчас, или же я могла вернуться в приют и попытаться собрать Стражей, которые, казалось, не могли управлять своими мобильными телефонами. А ещё я могла бы позвонить в полицию, но всё это приведет только к одному — Мазикины соскочат и найдут себе новый дом. Мы же не могли просто так истребить их на глазах у властей. Нам нужно было только, чтобы Мазикины остались на месте, чтобы мы смогли сжечь это место дотла вместе с ними внутри. Меньше всего нам хотелось обращать на себя внимание копов.

Мальчик снова закричал, и мною было принято решение.

Мазикин сказал, что его братья и сёстры спят наверху. Поскольку он был на первом этаже, то, должно быть, имел в виду, что они были на верхних этажах. Может быть, мне удастся проникнуть туда и освободить мальчика, не предупредив их о своём присутствии. Может быть, к тому времени, как я это сделаю, Малачи уже прибудет.

Я написала Тиган: "Скажи Малачи, чтобы он проверил свой телефон".

Затем я протиснулась через разбитое окно в задней части дома и спустилась в подвал, держа нож наготове. В затхлом воздухе пахло плесенью. Я подошла к двери в подвал и открыла её, предоставив себе быстрый путь к отступлению.

Лестница на второй этаж была шаткой, но проходимой, и мои ботинки не издали ни звука, пока я медленно поднималась наверх. Дверь на верхней ступеньке была распахнута настежь, и я, пригнувшись, высунула голову наружу, оглядывая тусклый коридор, освещённый лишь лучами света из нескольких окон, не заколоченных досками. Тишину нарушали только приглушённые всхлипывания парня, и я держалась поближе к стене, проходя мимо гостиной, битком набитой уродливыми диванами и рваными подушками, выставив напоказ их пушистые внутренности. Сброшенная одежда грудами лежала по краям комнаты. Кого-то вырвало прямо на ковёр, и вонь почти заглушила запах ладана и плесени.

Я замерла, услышав громкие шаги на лестнице, ведущей на второй этаж. Потолок надо мной заскрипел, а затем раздался тихий, улюлюкающий смех. Может быть, Мазикин поднялся наверх, чтобы присоединиться к своим братьям и сёстрам. К счастью для меня это означало, что мне не придётся искать способ убить его тихо, прежде чем я спасу мальчика. Через несколько мгновений смех затих, а скрип прекратился. Я продолжила своё медленное продвижение к передней части дома.