Сразу отметим, что в случае с национальными воинскими формированиями разбираться в истории каждого из них едва ли имеет смысл[329]. Их количество исчисляется многими десятками и даже сотнями[330], а исторический путь – зачастую лишь месяцами и неделями[331]. В конце данной главы в табличную форму сведены те из них, которые проходили по учету центральных органов военного управления, состояли на всех формах довольствия и включались в боевые расписания Красной армии. Такие критерии исторической легитимации национальных формирований представляются нам наиболее приемлемыми, поскольку именно здесь проходила граница со всевозможными партизанскими формированиями, не входившими в штат РККА.

Осенью 1917 г. Русская армия находилась в состоянии распада. Декрет о мире 26 октября (8 ноября) 1917 г. и особенно Декрет о сокращении численности армии от 10 (23) ноября 1917 г. сыграли в ее судьбе фатальную роль, сделав этот процесс уже необратимым. Новому советскому правительству пришлось приспосабливаться к обстоятельствам. В первые месяцы, примерно до конца 1917 г. большевики пытались сохранить старую армию, переформатировав ее под свои нужды. При этом весьма многочисленные национализированные воинские части стали для них отдельной проблемой.

После Октября 1917 г. национализация войск приобрела лавинообразный характер. Одна только мусульманизация пронизала почти всю армию. В декабре 1917 г. в Русской армии существовало 4 фронтовых, 13 армейских, 12 окружных, 98 гарнизонных, более 150 дивизионных мусульманских комитетов[332]. По инициативе мусульманских активистов и солдатских масс они возникали повсеместно – от Гельсингфорса и Петрограда до Читы и Владивостока. По сведениям упомянутого выше Всероссийского мусульманского военного шуро, к концу 1917 г. имелись следующие мусульманские части: Туземный конный корпус (бывшая Дикая дивизия), два Крымских конных полка, 1-й мусульманский стрелковый корпус на Румынском фронте, 1-й стрелковый мусульманский полк в Оренбурге, 2-й (144-й) мусульманский запасный полк в Уфе, Текинский полк. В Белебее организовался 6-й мусульманский стрелковый полк. В Симферополе был мусульманизирован 32-й пехотный запасный полк, мусульманизировался 95-й пехотный запасный полк. Это не полный список мусульманских формирований. Правда, часто желаемое выдавалось за действительное: большинство перечисленных частей и соединений только формировались, в лучшем случае имея лишь штабы; нередко они существовали лишь в проекте (как 1-й мусульманский корпус) либо, напротив, находились в стадии развала (как Туземный конный корпус).

Анархия, митинговщина, политизация солдатской массы немедленно превратились из главных союзников большевиков в разложении старой армии во врагов нового режима. Поэтому с первых дней захвата власти большевистским правительством вводились ограничения, призванные поставить предел дальнейшему развалу войск. Так, 15 (28) ноября 1917 г. Народный комиссариат по национальным делам (Наркомнац) своим постановлением допустил «свободную группировку воинов по национальному признаку в пределах той или иной военной единицы». Однако тут же оговаривалось, что «это не должно быть смешиваемо с самовольным уходом на родину выделившихся, таким образом, групп, каковой уход недопустим в условиях войны без согласия на то общего военного органа»[333]. 12 (25) ноября 1917 г. разъяснения по поводу национальных формирований дал нарком по иностранным делам Л.Д. Троцкий. В телеграфных переговорах он просил «не чинить» формированию национальных полков «никаких политических препятствий и ставить только те ограничения», которые вызывались фронтовой обстановкой.

В дальнейшем условия национализации ужесточались. 15 (28) ноября 1917 г. был издан приказ по армии № 12 Верховного главнокомандующего Н.В. Крыленко, в котором предлагалось формирование национальных полков допускать только после «референдума» и с учетом боевой обстановки. Национальные части должны были перестраиваться на единых принципах с «русской революционной армией». 5 (18) декабря нарковоен Н.И. Подвойский приказал «впредь до особого распоряжения не допускать в силу технических и стратегических условий национализацию частей». В эти дни Главковерх Н.В. Крыленко и его начальник штаба своими телеграммами воспретили дальнейшую национализацию армянских и мусульманских частей на Кавказском фронте и т. д. И подобных распоряжений было немало.

Но большевистскому руководству не удалось поставить под свой контроль большинство национализированных частей, уже составлявших ядро нарождавшихся национальных армий. Вне пределов досягаемости советской власти оказались войска, формировавшиеся на дальних окраинах бывшей империи, такие как грузинские, армянские или азербайджанские. Украинцев было невозможно удержать в российских губерниях: «Мы вынуждены были согласиться продолжать начатое еще при Керенском выделение в особые части и отъезд на Украину украинцев… С отъезжающих бралось выраженное в резолюции их общего собрания обязательство не поднимать оружия против советской власти»[334]. Но уже в январе 1918 г. большевистским частям пришлось вести бои с польскими и украинскими войсками, еще вчера являвшимися частью единой Русской армии. Таким образом, начавшаяся после Февральской революции национализация наглядно демонстрировала и олицетворяла безнадежную дезорганизацию и агонию старой армии, но одновременно дала первые ростки вооруженных сил новых государственных образований, возникших на обломках Российской империи.

Начавшей в январе 1918 г. формирование Красной армии национальные воинские части старой армии помогли мало. За единственным исключением, заслуживающим отдельного подробного упоминания. В первые месяцы революции, когда РККА еще комплектовалась на добровольческих началах (это продолжалось до конца июня 1918 г.), управлялась выборными командирами и фактически представляла собой нестройную партизанскую рать, надежной и едва ли не единственной опорой советской власти стали латышские стрелки, почти в полном составе перешедшие на советскую службу. Латышская стрелковая дивизия, возникшая еще при самодержавии, при Временном правительстве имела мощную большевистскую ячейку, господствовавшую и в руководящем органе съезда представителей латышских полков («Исколастрел»). Хотя до октября 1917 г. доля большевиков среди солдат-латышей была невысока, однако социально-демографические особенности личного состава латышских полков (до 85 % фабричных и сельскохозяйственных рабочих и безземельных крестьян при очень низком удельном весе безграмотных – не более 2 %) обеспечили сознательный переход латышских солдат под большевистские знамена. На выборах в Учредительное собрание среди латышских стрелков за большевиков проголосовало 96 % солдат.

Латышские полки, ведомые «Исколастрелом», сыграли важную роль в октябрьских событиях в Петрограде. Они способствовали захвату и удержанию власти большевиками. 5 (18) декабря 1917 г. все латышские части были объединены в один Латышский корпус, командиром которого был назначен бывший полковник И.И. Вацетис. Однако фактически корпус не был сформирован, поскольку уже в ноябре – декабре 1917 г. полки «были постепенно разбросаны по всей стране, исполняя в разных местах самые разнообразные задания», – вспоминал сам Вацетис[335].

13 апреля 1918 г., со второй попытки, латышские стрелки были объединены уже в составе формируемой Красной армии. На этот раз – в стрелковую дивизию с выборным командным составом (приказ наркомвоена № 263)[336]. 27 апреля 1918 г. решение наркомвоена было утверждено 1-й конференцией коммунистических фракций латышских стрелковых полков. В 1927 г. И.И. Вацетис вспоминал, что после подписания Брестского мира представители германского командования потребовали расформирования Латышского корпуса, как составной части старой армии. Формально выполнив это требование, фактически советские власти лишь сменили вывеску[337]. Так или иначе, Латышская дивизия стала первым пехотным соединением Красной армии. В то время как все прочие соединения и части Русской армии распались и исчезли с лица земли, латышское формирование не только сохранилось в организационном и кадровом отношении, но и нашло в себе силы провести под руководством выборных организаций «основательную чистку личного состава полков от случайного элемента, разного рода проходимцев, ничего общего не имевших с целями Красной армии»[338]. В РККА вступали латышские полки кристальной революционной чистоты.