Он не искал виноватых, не думал, что было бы, если бы всё сложилось иначе. Он знал одно — ему было что вспомнить, как бы сентиментально это ни звучало. Мягкий Паркеровский взгляд всё ещё маячил перед глазами, и Баки ничего не мог с этим поделать, как и со своей хорошей памятью, в которой отпечаталось всё: поцелуи, дыхание, прикосновения.

Пришлось резко затормозить. Баки едва не сбил какое-то животное, но оно пронеслось через дорогу и скрылось в незаметно подступившей к шоссе лесной полосе. Съехав на обочину, он вышел из машины и, стараясь не думать больше, чем нужно, пошёл в сторону базы. Часть пути по лесу и ещё полчаса по тропинкам, пролегающим через заросли шиповника.

Ещё полтора часа, потраченные на ненужные мысли и сомнения, но Баки старался, как мог, наполнить их чем-то по-настоящему важным. Его всё ещё заботило отсутствие отопления на базе, ведь с каждым днём на улице становилось всё холоднее. Об этом напоминал даже придорожный магазинчик, в котором царила рождественская атмосфера. На базе не было и нормальной кухни, поэтому приготовить человеческий обед он тоже не мог, и им с Питером приходилось питаться готовыми продуктами, для которых не нужно ничего, кроме кипятка. Наконец, его беспокоил не выходящий на связь Сэм, потому как он был единственной ниточкой, что связывала его со свободой.

Так или иначе любая мысль приводила его к Питеру. Он не привык отступать от плана миссии, даже когда всё идёт не так. Может это и есть причина, по которой его нынешняя жизнь крутится вокруг парня, который с ним не разговаривает. По-хорошему, забить бы и дело с концом, но ни совесть, ни бурлящие внутри сомнения не давали сделать ни шагу в этом направлении.

Эти полтора часа ощущались, как вечность, но, в конце концов, зелёные стены с отваливающейся краской окружили его. Проходя по коридору, Баки пытался придумать какую-нибудь красивую фразу-примирение и все остальное его не волновало. Весь путь до лаборатории он знал наизусть, так что найти нужную комнату, не отвлекаясь, для него не составляло труда.

Как обычно, наклонив голову и ссутулившись, он с порога пошёл в сторону стола, на котором они хранили свои скромные запасы. Придвинутые к стене три упаковки лапши скучали в одиночестве. Баки, недолго думая, стал выгружать покупки: недельный запас лапши и вяленого мяса, порционный кофе в пакетиках, две упаковки дешевого печенья и те самые пачки с мармеладными мишками. Взяв их, Баки развернулся и уже решил, что скажет, но к большому удивлению не нашёл Питера на обычном месте.

Он оглянулся по сторонам, заглянул под каждую кровать и даже позвал парня по имени, но никто не отозвался. Да куда черт возьми он мог подеваться? Недолго думая, Барнс начал прочёсывать базу, первым делом сходил в гараж, откуда они смотрели на звёзды, затем на то, что считалось когда-то кухней, прошёлся по спальням, но не нашёл никаких следов. Питер как будто испарился, исчез как человек-невидимка, не оставив после себя свидетелей.

Похоже, Баки всё-таки сделал что-то не так. Питер, видимо, выжидал, когда тот оставит его в одиночестве, чтобы сбежать. Но отчего он бежал? От самого Барнса или от этой жизни в тени?

В первый раз за всё время, проведенное с Питером, Баки волновался ни о том, что миссия провалена (да, по правде говоря, к черту эту миссию), а за Паркера, который мог вляпаться в неприятности где угодно и когда угодно. В нынешней ситуации, когда все знают о том, что он и есть Человек-паук — самый разыскиваемый супергерой, шансов быть незамеченным у него просто не осталось.

В порыве беспокойства Баки осматривал базу особенно тщательно, заглядывал за каждый угол, потому что помнил, какой он был в возрасте Питера: несносный, заносчивый и ненавидящий правила, а правил в их жизни было немало. И каждый раз заходя в новое помещение, он пытался встать на место Питера, пытался представить, как он мыслит, и предугадать его действия.

Следуя привычным для Питера путём, он добрался до общей душевой, из-за закрытой двери доносился какой-то скрежет. Баки бесцеремонно ворвался внутрь и наконец смог вздохнуть спокойно — Паркер стоял возле дальней стены и что-то ковырял отверткой. На шум открывающейся двери он только повернулся, кивнул, встретившись взглядом с Барнсом, и снова вернулся к чертовой отвертке, как будто Барнс был пустым местом, призраком, затерявшемся во времени, и, кажется, впервые это так сильно его взбесило.

Нет, ему нравилось быть тенью, но не рядом с Питером Паркером.

— Куколка, какого чёрта? — на повышенных тонах заговорил Баки. Злость вперемешку с облегчением — как новый уровень отчаяния — застилали разум. — Три дня молчания и непонятный побег, что я по-твоему должен думать?

Питер с виноватым взглядом уставился на него и даже попытался что-то сказать, но Баки не дал и слово вымолвить, продолжая ругаться. Он вообще не любил поднимать шум из-за какой-то ерунды, но сегодняшний повод посчитал достаточным для того, чтобы говорить громко и с возмущением. Как минимум, он имел на это право, и судя по тому, что Питер не пытался его заткнуть, был с ним полностью согласен.

— …Ты думаешь, это смешно? Или забавно? Слушай, если тебе не нравится моя компания, то просто скажи об этом Сэму, ладно? Он найдёт тебе компанию поприятнее. Правда, не думаю, что выбор велик, учитывая всю ту херь, которая творится в мире. А мне плевать. Но, блять, не смей больше заставлять меня волноваться за твою паучью задницу!

— С чего тебе волноваться обо мне? — чуть обиженно сказал Питер.

В голове пронеслась фраза из известного фильма. Баки имел большой опыт и прекрасно понимал схему работы ловушек. Питер ловит его на крючок, нарочно провоцирует, чтобы получить что-то взамен. И в том, что именно жаждет Питер, секрета нет. Он хотел, чтобы Баки говорил с ним честно, на равных. Он хотел откровенности, а может и простых объяснений, потому что запутался во всем происходящем. Он уже не знал, кто кого бережет, кто за кем следит и почему так важно не вылезать из этой клетки. Он бунтовал, как бунтуют все те, кто хочет познать жизнь со всех сторон. И это до смешного знакомо.

Наверное, поэтому Барнсу очень хотелось сделать что-нибудь глупое. Глупое даже по меркам Питера Паркера. Такое, чтобы нельзя было просто проигнорировать нелепый поступок и невозможно просто забыть и закрыть глаза. Несколько шагов в сторону Паркера, секундная пауза, и Баки, в обычное время старавшийся сохранить спокойствие, прижал Питера к стене, напугав до чёртиков.

Может быть, всё дело в силе, с которой Барнс сжал плечо Паркера, а может, в его испуганном, темном взгляде, но чувство вины накатило так неожиданно, что колени подгибались. Он никогда не обращался так с теми, кого любит, потому что прежде никто не давал повода. Питер был не как все — Питер не хотел догадываться и играть в прятки. Он хотел знать, хотел быть уверенным, хотел довериться полностью без причины.

Ослабив хватку, Баки дал слабину, и страх в глазах Питера рассеялся.

— Ты это нарочно, верно? — Баки всё ещё пытался держаться и строить из себя крутого парня. Но он уже забыл из-за чего так сильно разозлился. В конце концов, Питер был прав: зачем волноваться, если всё в порядке.

Питер не стал оправдываться. Он повёл себя в точности, как Баки и ожидал: как придурок. Влюбленный придурок.

— Ты такой сексуальный, когда злишься, — голос звучал тихо и томно, а полумрак общей душевой создавал идеальную атмосферу для признания. — Я по тебе с ума схожу.

— Я знаю, — коротко ответил Баки.

— Чёртов Хан Соло, — Питер рассмеялся, от былой обиды не осталось и следа.

— Это ещё кто? — Барнс нахмурился. Ему не нравилось возникшее из ниоткуда мужское имя.

— Герой одного фильма. Посмотрим вместе, когда всё это закончится.

— Опять фильмы? Ты умеешь просто разговаривать?

— Нет, но умею кое-что другое.

Рука Питера скользнула по плечу Баки, он надавил пальцами, и, словно подчиняясь силе притяжения, Барнс наклонился. Губы Питера — теплые, влажные, знакомые. И любимые с той самой ночи.