И треплет жесткие волосы Милко. Адмирал Бражич пытается увернуться, что не просто, смеется беззлобно. Встречает взгляд сестры - в нем, за напускной беззаботностью - сомнения, страх и беспокойство за него, Милко, на чьи плечи легла вдруг ответственность за судьбу целого мира. Он не подает вида, улыбается как можно беззаботнее, кивает в сторону стартовой площадки.
- Пора.
- Скажете пару слов, адмирал Бражич?
- Вот уж чего никогда не умел...
- Идем и не дрейфь: это - твои люди, они не страшнее Килен. Ну, разве что когда выпьют...
Они спускаются вниз, проходят через аварийный шлюз и ступают в залитую светом утробу стартовой площадки. Десятки типовых буксиров "Солярис", зависшие над площадкой на рельсовых направляющих, отсвечивают ярко-желтой краской, поверх которой кто-то грубо намалевал изображения двуглавых орлов на красных щитах. Их пилоты и обслуга стоят внизу - люди удивительно спокойны, их взгляды направлены на Милко.
Адмирал Бражич останавливается в дюжине шагов от толпы, нащупывает свою колоду карт в кармане. Почему-то это успокаивает.
- Однажды мне сказали: ты никогда не будешь летать, - Милко оглядывает лица своих людей, - из-за полученной в детстве травмы, тебе не выдержать боковых перегрузок. "Я могу попытаться", ответил я, "это невозможно", возразили мне. А через четыре года я получил высшую, пятую категорию допуска к полетам и сдал вступительный экзамен в Академию Космофлота. Мне говорили, что бесполезно выходить за стол финала планетарного чемпионата - новичку не победить игроков из первой пятерки, это невозможно. Но я все равно сел за стол и ушел с главным призом. Мне говорили, что Хадсон непобедим, противостоять "Альбиону" - абсурдно, победить в этом бою невозможно, но я нашел способ разгромить их.
Милко умолкает на мгновение и вынимает из кармана колоду. Смотрит на карты с каким-то непостижимым ожесточением, а потом поднимает взгляд, вновь вглядываясь в лица своих людей.
- Люди любят кидаться словом "невозможно", потому что это удобно. Но "невозможно" - не приговор. Не константа, не физический закон. "Невозможно" - это оправдание. Лени, слабости, нежеланию бороться, недостатку мотивации - без разницы. Мой дед, Йован Бражич, любил повторять: "главный талант мужчины - умение постоять за Отечество", другой мой предок говорил, что нет для мужчины ничего важнее защиты и процветания семьи. Но нельзя любить и бороться за Родину на тридцать процентов. Нельзя защищать тех, кто тебе дорог, наполовину. Нельзя просто сказать себе: ну, вот, я сделаю что-то как-то, формально и спустя рукава, а то, что не получится - просто невозможно. Нет! Всю жизнь я делал то, что другие считали невозможным лишь потому, что знал: для того, кто отдаст борьбе всего себя, всего до конца, невозможное станет возможным.
Милко расправляет плечи и начинает демонстративно тасовать карты.
- Время для оправданий закончилось. Сюда движется непобедимая сила, которую невозможно остановить - так говорят. Но за нашими спинами - все, ради чего мы живем, все, что мы любим, все, что нам дорого. И в предстоящем бою даже смерть не станет нам оправданием: сегодня, у наших рубежей, мы их остановим. Сделаем невозможное - возможным.
Он умолкает и ответом ему служит лишь блеск в глазах его людей. Кивнув и улыбнувшись криво, Милко командует, не повышая голоса:
- По машинам!
Грохот форменных ботинок по сорбционным решеткам консольных переходов взрывает тишину. Стартовая площадка наполняется шумом человеческих голосов, гулким эхом стартовых команд, шипением и лязгом гидравлики. Милко кивает Бранке - та усмехается в ответ, показывает весьма двусмысленных жест и идет к своему буксиру. Ему тоже пора. Милко подходит к своей машине, застегивает комбинезон, подключает с помощью техников дренаж и лезет в скафандр. Внутренний контур начинает подстраиваться под анатомию тела, ребята из поддержки закрывают люк на спине, подключают скафандр к системам жизнеобеспечения и микроклимата, отходят. Один показывает характерный жест руками, и лебедка поднимает скафандр вместе с блоками контроля и жизнеобеспечения в кокпит буксира. Милко привычно цепляет подошвами педали, защелкивает предохранительные захваты на поясе и между лопаток, подключает телеметрию и каналы связи. Весь обслуживающий персонал спешно покидает площадку, и пилоты в паре с операторами начинают предполетное тестирование - в автоматическом и ручном режиме параллельно. Наконец, датчики готовности светятся зеленым и знакомый голос дает добро на старт.
Свет гаснет, уступая место предупреждающей иллюминации. Машина наклоняется назад и уже через полминуты Милко видит лишь двери стартового шлюза. Опорные направляющие стыкуются с телескопическими рельсами и мощные гидравлические системы пропихивают многотонную машину внутрь зева стартового шлюза, тут же закрывая бронированные переборки.
- "Тито-первый", ключ на старт!
Автоматика разблокирует управление основной двигательной установкой, машина набирает тягу, выводя движки на рабочие значения. Внешние двери шлюза медленно раздвигаются в стороны и Милко видит звезды.
- Старт через десять. Девять...
Милко слушает обратный отсчет. Открывает и выбрасывает на плэйнскрин кокпита личный файл - отзываясь его командам, на матовой поверхности вспыхивает нарисованный от руки портрет Килен. Милко улыбается, сводит изображение в уголок, к самой раме кокпита и бросает сам себе тихо:
- Что ж, сыграем...
Отсчет заканчивается, и машина срывается с направляющих, проваливаясь в звездную бездну. Рядом, стартуют одна за другой десятки ее товарок, поднимаясь над портовыми конструкциями Светло настоящим роем светлячков.
- Обалдеть, - пробивается в эфир голос одной из диспетчеров, - вы когда-нибудь поднимали столько бортов одновременно?!
- Вся эскадра на крыле, - отзывается ей восхищенно мужской голос, - останемся живы - будет, что рассказать малым.
Они перебрасываются между собой еще несколькими фразами - Милко хочет одернуть, но, помедлив, оставляет как есть. Вместо этого, удостоверившись, что траектория ухода выбрана верно, включает автопилот и передает в канал:
