- Мы, то есть Международная Аэрокосмическая Организация, планируем пилотируемый полет на двенадцать световых лет. Большинством голосов Генеральная Ассамблея МАКО утвердила план, по которому менее чем через пять лет мы впервые в истории отправим человека за пределы Солнечной.

   - И причем здесь я?

   - Мы хотим, чтобы ты командовал экспедицией.

   А вот теперь мне смешно - до слез.

   - Ты шутишь? - спрашиваю я, вытирая глаза, - Посмотри на меня. Я семь лет не садился в кресло пилота. Я - невротик, я с антидепрессантов не слезаю. Я боюсь космоса, Огюст. Я никакой не герой, я просто списанный пилот-дальнобойщик с посттравматическим синдромом. В конечном счете, к моменту экспедиции мне будет уже за сорок - предпенсионный возраст.

   Но мой друг серьезен.

   - Николя, то, что я тебе сейчас расскажу - между нами. Это никто не озвучивает, но все понимают. После эпохи Гагарина, Леонова и Армстронга наша страна стала третьей космической державой планеты, но со времен Миттерана мы неуклонно катимся вниз. Посмотри, что происходит в мире. Что есть у нас? Телескопы "Тиссеран" и "Делиль" да шахты во внешних мирах? Что толку, если за последние пятьдесят лет мы не построили ни одного космического корабля?

   Огюст снова достает сигариллу, но не закуривает, а лишь крутит меж пальцев.

   - Мне неприятно об этом говорить, Николя, но мы проигрываем битву за космос. Нас вытесняют даже из тех областей, где мы традиционно были сильны, как никто другой. Японские спутники геологоразведки, бразильские зонды, иранские одноместные корабли... Еще десять-пятнадцать лет - и мы распрощаемся со статусом космической державы. Это будет катастрофа, Николя.

   - Мы все знали, что так будет. Мы уже тридцать лет не можем построить транзитный космодром. Как мы должны конкурировать с теми, кто запускает на орбиту грузы десятками тысяч тонн?

   - И что ты предлагаешь? - усмехается Огюст, - вырыть шахту для "атомной пушки" под Марселем? Нас "зеленые" с говном съедят.

   - Упорство невежд убьет их, а беспечность глупцов погубит их. Мой дед воевал в Алжире и Мали, - я чувствую легкое раздражение, - за сырье для передовой французской атомной энергетики, а мы зарыли собственное будущее, чтобы заткнуть глотки экологам-импотентам. На кого нам теперь обижаться?

   - Все не так просто, Николя.

   - Конечно, все еще проще! Правда в том, что ma chére France вообще не нужен космос и тем более не нужна экспансия за фронтир. Ей нужно выжить. Так что если вы хотите покорить звезды - пошлите роботов, они справятся лучше.

   Странно, меня переполняет глухое раздражение - давно не бывало.

   - Сколько людей сейчас в космосе? Пять сотен? А зачем? Почему эту работу не делают роботы? Мы оба знаем ответ: прикладное решение парадокса Моравека, при котором обезьяна в скафандре, приставленная к оборудованию за миллиарды, обходится дешевле бионических роботов. И, да: пропаганда. 'Пионеры космоса' и прочая чушь для дураков - развертывание очередной автоматической шахты с таким пафосом не обставишь, а снимать в павильоне больше не выходит. Так что лучше похороним еще пару пустых гробов - жертвенность плебсу тоже по вкусу. Мы не герои, мы - расходный материал, картинка с агитационного плаката по сходной цене. Ширма для бессмысленности бытия.

   - Николя. Ты герой Франции, герой всего человечества.

   - Почему я?

   - Потому что ты "последний великий француз". Тебя ведь так называют? У нас никого больше нет, Николя, ты единственный из французов, кто ходил на фронтир и единственный, кто забирался дальше орбиты Марса. Ты нужен Франции. Ты нужен Родине, Николя.

   - 'Доброе имя лучше большого богатства, и добрая слава лучше серебра и золота'... Как я мог забыть?

   - Ты - астропилот.

   - Я ассенизатор с почасовой оплатой. Не громко и не торжественно, зато по существу.

   - Ты лучший пилот Солнечной.

   - Это неправда. Даже когда я мог летать - был тот, кто лучше меня.

   - Да, я знаю, - кивает Огюст.

   Подходит к двери, выглядывает и зовет по имени. Меня бросает в дрожь: я не верю собственным глазам, но он реален. Заходит, пересекает комнату, встает напротив меня. Худой и жилистый, высокий и сильный, с побитой сединой, но все еще пышной шевелюрой и с неизменной НЛ-10 в руках. Я забываю, как дышать, а он стоит напротив, улыбается грустно и смотрит в глаза.

   - Здравствуй, дружище.

   Я уже знаю, что соглашусь.

   * * *

   ...Кажется, я спал все эти годы и вот в один прекрасный миг проснулся, чтобы снова уйти от ненавистных мне улиц родной Земли. Мне делают две операции - на глазах и позвоночнике, и уже через месяц я приступаю к тренировкам. Результаты повторного обследования оказываются удовлетворительными и меня зачисляют капитаном "Ариадны" - нового корабля-разведчика, отправляющегося в звездную бездну. Вскоре мы уже парим сквозь бесконечную пустоту космических трасс, пробираясь к самой периферии Солнечной. На путешествие уходит почти три года - ничтожный срок, но за это время я снова учусь жить и дышать. К концу нашего вояжа к Плутону я вновь почти люблю космос - давно забытое чувство.

   Со мной пара молодых инженеров - им едва за двадцать пять, они все на нервах, как молодые скакуны перед забегом. За три года они так и не смиряются с мыслью о предстоящем путешествии - и чем ближе дата старта, тем больше они волнуются. Связываются с Землей, штудируют учебники. Молодежь.

   Со мной Макото - старый добрый Макото, преданный сын своего народа. Он - настоящий герой своей страны, в его родной Йокогаме в его честь воздвигли монумент, его семья почитается, едва ли не как императорская. Он не может отступить: как настоящий самурай, он принимает вызов судьбы и смело шагает в неизвестность.