Тревога! - Закричал Абдула, и они оба бросились бегом в лагерь.

  На этот крик из шатров стали выскакивать воины, спросонья не понимая, в чем дело, но уже готовые к сражению. Не понятно было только, с кем сражаться? Тем не менее, сотенные выстроили свои сотни, и вот тогда, из темноты, окружавшей лагерь, полетели вражеские стрелы, вырывая из рядов десятки воинов.

  Всем рассредоточиться! - закричал Герион, - Оседлать лошадей!

  И в это время, из темноты, окружавшей лагерь, раздался топот копыт, и в ряды пеших кочевников ворвались, со страшным ревом, - Ура! - всадники с саблями наголо. Как волны цунами промчались они по лагерю, оставляя за собой смерть и разрушение, и, наконец, отхлынули в сторону леса, уводя с собой и лошадей кочевников. Воины Гериона, заняв круговую оборону, не смыкали глаз всю оставшуюся ночь, ожидая повторения атаки. Когда же рассвело, стал понятен урон, который нанес им враг своей ночной вылазкой. Из тысячи людей, в живых осталось только семьсот. А лошадей, только двадцать. Кстати, проводник тоже скрылся. Положение отряда было плачевным. До ближайших войск хана два дня пути, так что, нечего было и думать выйти из окружения без лошадей. А в том, что они окружены, Герион не сомневался. Во всяком случае, он бы действовал именно так, а после ночной атаки, у него не было оснований считать врага глупее себя. Вскоре эти подозрения подтвердились - в степи позади лагеря виднелись многочисленные вражеские всадники. Стоило солнцу немного подняться над горизонтом, как со стороны леса показалось несколько всадников, с белым флагом. За два полета стрелы от лагеря они остановились и стали размахивать флагом, приглашая противника на переговоры. По законам ведения войны того времени, надо было выслать парламентеров.

  Кого пошлешь? - спросил у Гериона сотенный Вардан.

  Сам поеду, - ответил Герион, - Пойдешь со мной, и возьми еще троих.

  Повернувшись к своим воинам, Вардан указал на трех ближних,

  Поедете с нами.

  Таким образом, и Аслан попал в число парламентеров.

  Оседлав, пять, из оставшихся двадцати, коней, кочевники выехали навстречу парламентерам. Не успели они преодолеть и половину отделявшего их расстояния, как Аслан подумал, что у него начались видения. Среди поджидающих их всадников он ясно различил своего тысячного Юлия и его старого слугу Саида. На всякий случай Аслан протер глаза, нет, это не наваждение, хотя этого никак не могло быть. По изменившемуся поведению своих сослуживцев, было ясно, что и они распознали своего бывшего командира. Но, каким образом Юлий оказался в стане врага, для Аслана было не понятно.

  Я тысячный Герион, - подъезжая к парламентерам, проговорил командир кочевников, - С кем имею честь вести переговоры, и что вы мне хотите сообщить?

  И он обратил свой взор на трех Кантцев, умышленно игнорируя своих соплеменников.

  Я барон Лаперус, командир отряда сопротивления, - наклонил голову здоровяк, сидевший на породистом гнедом скакуне, - Собственно, мы и не хотели вести с вами переговоры, но наши друзья, ваши соплеменники, - тут он указал рукой на Юлия и его слугу, - Уговорили нас не продолжать ночную атаку и пожалеть ваших воинов. Думаю, они хотят вам что-то сказать.

  Только тут Герион сделал вид, что увидел своих знакомых,

  Как? - Удивленно воскликнул он, - Это ты, Юлий? Я знал, что ты нерадивый солдат, но ты еще оказывается и предатель! А с предателями не разговаривают. Их просто убивают. И я клянусь, что убью тебя при первой же возможности.

  Ну, что ж, - спокойно ответил ему Юлий, - такая возможность тебе сегодня представится, если ты не побоишься выйти против меня на поединке. А теперь, я хочу кое-что сказать моим воинам, - и он посмотрел на сопровождавших Гериона кочевников. - Я водил вас в бой три года, и все вы знаете, какой я воин и какой полководец. Вы все знаете, что я преданно служил хану Тимурбеку. Но ответьте мне, за что мы воевали последние годы? Разве вам не надоела эта война? Разве вас не тянет домой, к своим родным? Можете не отвечать. Я отвечу за вас. Все последние годы мы воюем из-за непомерной жадности Тимурбека.

  Молчи, презренный! - воскликнул Герион и схватился за рукоять сабли, - Ханская власть - от Муна, и всякий, поднявший на нее руку - повинен смерти.

  Вот как? - поднял бровь Юлий, - Тогда давайте познакомимся. Я, Юлий, законный и единственный сын хана Улумбека, предательски убитого своим братом Абазетом, узурпировавшим власть, продавшим душу дьяволу, и против всех законов, сменившим свое имя на имя Тимурбек. Я обвиняю Тимурбека в черном колдовстве, предательстве, убийстве своего брата и захвате ханской власти. Перед богом и людьми клянусь отомстить за отца, вернуть ханскую власть законному наследнику и освободить свой народ от тирана.

  Он замолчал на несколько секунд, обвел глазами ошеломленных слушателей и добавил,

  Я любил вас, как своих воинов, теперь буду любить, как своих подданных. Как только я свергну узурпатора, всех, кто пойдет за мной ждет достойная награда, и самое главное, я верну вас всех домой. Эта война будет закончена.

  Все это ложь! - Крикнул Герион, в бешенстве выхватывая саблю из ножен.

  Держи себя в рамках, тысячный, - надменно бросил ему Юлий. - Свою правду я докажу тебе на поединке, здесь же, через час.

  Распрощавшись, всадники повернули коней и разъехались в разные стороны.

  Через час, к тому же месту, где произошла встреча парламентеров, с обеих сторон съехалось по двадцать человек. Еще несколько сотен зрителей наблюдали за этой встречей издалека. Как и было обещано, Герион и Юлий должны были встретиться на поединке. Ни один из воинов и не подумал уклониться от этого поединка, так как от результатов его зависело очень многое в их дальнейшей жизни. Тысячный Герион, пришедший на эту должность после Юлия, должен был показать своим воинам, что по праву занял это место, а для Юлия этот бой был единственным способом повести за собой своих бывших подчиненных. Встретившись на холме, секунданты определили оружие, которым будет вестись поединок, а именно: сабля, кинжал, и арапник, а также круглый щит. Разумеется, дуэль кочевников должна была проходить на конях. Справедливости ради, следовало заметить, что тут у Юлия имелось одно большое преимущество, ибо под ним находился его любимый конь, который понимал каждое малейшее движение своего седока. В то время как под Герионом был чужой конь, пусть хороший, но чужой, а для сынов степей это значило очень много. Тем не менее, Герион, не без оснований надеялся на победу в этом поединке. До сих пор, он не знал поражений, и очень много смельчаков, бросивших ему вызов, уже упокоились в сырой земле. Итак, поединщики, выхватив сабли из ножен, съехались на конях. Как и положено умелым бойцам, они подвели своих коней друг к другу левым боком. Это в общей битве, когда твоя конница проносится мимо неприятеля, да еще пешего, ты рубишь в упоении врага справа наотмашь, и он рядами падает, как трава под косой, а в бою с опытным поединщиком, осторожность, прежде всего. В течение нескольких минут, удары сыпались слева и справа, но все они, как правило, отбивались щитами, и изредка клинком сабли. При этом, казалось, что противники не знают усталости. И тут, усыпив бдительность Гериона одним и тем же приемом, Юлий неожиданно дернул за правый повод, уводя своего коня в сторону и разворачивая его задом к лошади противника. И в тот же миг конь Юлия ударил лошадь Гериона задними копытами. Удар был так силен и так ловок, что лошадь Гериона оступилась и упала на бок. Не смотря на это, тысячный ни на миг не потерял присутствия духа. Подобно кошке, он успел собраться и выпрыгнуть из седла. Но и Юлий был не последний человек в ратном деле. Не теряя ни секунды, он стал теснить противника, не дав тому возможности снова сесть на коня. В принципе, у всадника гораздо больше шансов в бою, по сравнению с пешим воином, так что положение Гериона было не завидное. Поэтому дальнейшие действия Юлия вызвали удивление, как в стане кочевников, так и среди его новых друзей. Он слез с коня и хлестнул его плеткой, отгоняя прочь от места поединка.