Кучер в восторг не пришёл, но кивнуть кивнул. И поехал искать постоялый двор. Спать оставалось всего ничего...
3.
Дом по Гороховой 10, впоследствии ставший известным как "дом усатой графини" или "дом пиковой дамы", был совершенно не нужен графу - подле него он лишь бричку остановил. Дождавшись момента, когда кучер, хлестнув усталую кобылу, свернул за угол, он схватил Анну за локоток и потащил через многочисленные подворотни на соседнюю улицу.
- К чему такая спешка? - спросила девушка, сильно запыхавшись.
- Потом всё объясню, - ответил граф, запыхавшись не менее её, но не от бега, а от опасений. Он опасался, что кто-нибудь, мучимый бессонницей и бдящий в ту пору у окна, а было около двух пополуночи, мог заметить их и запомнить.
- Нельзя ли было высадиться ближе к тому месту, где мы...
- Тс-с-с!.. - прервал спутницу Пётр Сергеевич. - Мы здесь инкогнито. Если кто-нибудь узнает, что невеста самого Юрия Петровича...
Тут граф, перейдя на тишайший шёпот, объяснил, почему приличным барышням, княжеским невестам не пристало ходить ночью по незнакомым подворотням. В конце добавил:
- Мы переночуем у жены моего друга, который сейчас находится в Москве по весьма важному правительственному поручению...
Барышня притихла. Казалось, она поверила и в эту ложь, по крайней мере, более вопросов не задавала.
Выйдя на Малую Морскую, заговорщики совершили легкую пробежку к дому номер девять и сразу же вошли в подъезд. Тот трёхэтажный особняк некогда принадлежал кому-то из московской знати, затем был продан за долги в казну, затем много раз перепродан и перестроен. Наконец, после смены очередного владельца, сделался доходным домом, причём, неофициальным. Официально, по бумагам, там должны были располагаться служебные конторы и прилегавшие к ним апартаменты представителей местных национальных общин, наиболее крупной и влиятельной из которых слыла немецкая.
Первые два этажа отличались роскошными дверьми из деревянного массива, украшенными инкрустацией и вензельными табличками. Между мраморными лестничными пролётами стояли мраморные же скамейки, сзади которых, в весьма живописных нишах с лепниной, помещались напольные вазы с искусственными цветами. Некогда цветы в тех вазах были натуральными, и меняли их чуть не каждый день.
Последний этаж, третий, выглядел скромнее, да и постояльцы тут менялись чаще, нежели насельники обох нижних, нарочито респектабельных покоев. Пётр Сергеевич и измученная фея добрались именно сюда, на самый верх и остановились, чтобы оглядеться и слегка перевести дух. За одной из дверей слышалась игра на пианино. Или на клавесине - граф не очень разбирался в инструментах. Согласно адресу, написанному рукой Фросеньки, именно та дверь и вела в квартиру самой последней и самой обожаемой наложницы капитана. Граф давно подозревал, что убогая контора владельца "салона любви", где последний переставился, выпив отравленного шампанского, была неким прикрытием, чисто для отвода глаз, а также для сокрытия истинных доходов. Основное лежбище, скорей всего, было именно здесь и выглядело оно, разумеется, иначе. За время пахоты на ниве сбора "розочек" для утех богатых "соловьёв", капитан вполне мог накопить деньжат на дорогущий модный интерьер, который, по многочисленным слухам, располагался также в самом центре города, недалеко от убогой официальной конторы. По тем же слухам, владелец "салона любви" менял в том секретном вертепе наложниц не реже двух раз в месяц. Последняя, Аглая, невероятная красотка и хитрюга, сумела задержаться там подольше. "Так знает она или нет, что хозяин умер?" - несколько раз подумалось графу, прежде чем музыка за дверью прекратилась.
На стук вышла Аглая, вся в чёрном. "Знает!" - успокоился Пётр Сергеевич.
Кружевная траурная шаль исключительно шла молодой хозяюшке вертепа, несказанно украшая её миленькое, почти юное, но в то же время серьёзное личико. Она, конечно же, узнала графа, ибо видела его в свой самый первый "рабочий день", когда и он явился туда же, в сводническую контору, в роли просителя. Тогда-то и пробежала между ними искра. И позже они пару раз пересекались, хотя и мельком.
"Хороша!" - сделал спонтанный вывод граф, в очередной раз поймав себя на мысли, что сравнивает чью-то кралю со своей ненаглядной Авдотьей. Мысль ту он с брезгливостью отверг, решив не дожидаться особого приглашения.
- Нам бы... комнату! - бойко сказал он и с нежностью обнял Анну за плечи.
Несколько секунд ветреница в трауре молчала, изучая их пронзительными, но чертовски обаятельными, вовсе даже не заплаканными, большими тёмно-изумрудными глазами. Затем вальяжно произнесла:
- Конечно-конечно! Я же вижу, как мадмуазель устала! Она хочет хорошенько выспаться, чтобы утром выглядеть неотразимо, да?
Схватив Анну за руку, она потащила её по длинному, почти не освещённому коридору, вдоль стен которого мерцали хорошо отполированные ручки совсем недавно выкрашенных дверей. Пётр Сергеевич шёл следом в полной уверенности, что хозяйке тихой любовной заводи не терпится избавиться от соперницы и поскорее заключить его в свои объятия. Граф, всегда имевший о себе самое высокое мнение, решил было, что потерявшая любовника дамочка, не найдя ни в ком другом утешения, теперь строила планы именно на него. А ему, признаться, страшно не хотелось отношений в ту минуту, несмотря на длительное воздержание.
4.
Дошли до маленькой, более скромной, чем все остальные, двери, находившейся в тупике. За той дверью обнаружилась крошечная спальня с одной-единственной небольшой кроватью, тумбой, ореховым комодом и бронзовым умывальником в углу. Судя по несмятым кружевам, запахам лаванды, руты и ещё чего-то непонятного, едва уловимого, то был типичный девичий будуар, принимавший гостей крайне редко.
- Располагайтесь, барышня! - скомандовала Аглая.
Фея-ангел, высвободившись из объятий Петра Сергеевича, послушно вошла в комнату.
- Ночная ваза под кроватью, она вам пригодится на тот случай, если я вас запру! - безапелляционно и слегка кокетливо произнесла хозяйка, зачем-то подмигнув Петру Сергеевичу.
