- Там побоище! Уже есть первая кровь!...
Городскому голове ничего не оставалось, как подняться, вынуть из-за ворота салфетку.
- Мне надлежит лично проверить ситуацию, иначе потом всю жизнь буду корить себя за чёрствость и отсутствие интереса к жизни горожан...
Не укоров совести боялся отец города, просто вспомнил, что примерно двести лет тому назад из окна ратуши был выброшен его далёкий предшественник, а также дюжина представителей городской власти. То была первая в истории Европы "дефенестрация", повлекшая за собой более тяжёлые события: начало Гуситских войн.
На формирование процессии ушло чуть больше часа. Шествие укрепили молодыми людьми из числа католиков, ярых приверженцев правящей династии Габсбургов. Однако битва завершилась победой голодранцев, то бишь протестантов, где-то раздобывших огромное количество оружия. И очередным выкидыванием из окон высокопоставленных особ: жертвами стали бургомистр, оба имперских наместника и писец.
В этот раз "дефенестрация" осуществлялась не из окон ратуши, а из окон канцелярии. К счастью, обошлось без рассыпания мозгов по булыжнику и без побиения ногами властных тел, ибо тела упали в кучу навоза. Дело житейское, пустяки, мелочь. Но большая война, всё-таки, началась. Самая продолжительная война семнадцатого века...
Так пан Губичка вошёл в историю. Но об этом ли он мечтал? Он мечтал стать всемирно известным певцом. И, буквально накануне, его приметили знатоки хорошей музыки, два богатых путешественника из Вены, заглянувшие в пивную по ошибке. Им кто-то рекомендовал таверну Счастного как вполне приличное заведение. Шум, просторечье и резкие запахи чуть было не выгнали новых гостей прочь, но сладкий голос певца удержал их. Австрийцы вошли, сели за один стол с простолюдинами, остались допоздна. Когда пивная начала пустеть, они заказали Губичке классический репертуар. Иржи знал его и исполнил. Один из незнакомцев подошёл к нему, пожал руку. Другой резво подбежал, обнял и поцеловал.
На следующий день трактир украсился клавиром, купленным гостями на местном музыкальном рынке. Немного погодя были присланы ещё подарки, даже деньги, что дало Губичке, выходцу из маленького городка, возможность переселиться из лачуги под холмом в комнату на холме, которую любезно предоставила ему семья потомственных музыкантов.
Не дожидаясь конца побоища и омерзительной "дефенестрации", Иржи снова помчался наверх по склону холма, но уже не в канцелярию, а к себе домой. Очутившись в узком переулке, он остановился, чтобы перевести дух. Сунул руку в карман, достал компенсацию за надорванную одежду. Он выдал её себе сам. Интересно, что раньше Губичка не воровал, даже малейшего намерения не имел. В куда больших потасовках приходилось ему участвовать, с куда большим уроном, но чтобы брать компенсацию за подпорченный внешний вид, брать её самовольно, тайком, из чужого кармана...
Теперь Иржи было стыдно. И не только за это. Много чего плохого насовершал он за последние два месяца, и каждый раз сокрушался. И чувствовал, что он тут совершенно ни при чём, что им руководила некая сила, которой он не мог сопротивляться.
3.
Последние два месяца пан Губичка не принадлежал сам себе, им владел некто Бехер-Стоцкий, который был скорее вороном, нежели мужчиной, и который имел свойство делаться невидимым. Он и заставил вокалиста выкрикнуть столь обидную для католического священника фразу. А ведь Иржи сам был католиком! Он предпочитал католиков протестантам, ибо первые не так строги. И против Габсбургов ничего не имел, он уважал их за любовь к роскоши, которая спасает от смертного греха уныния.
"Надо будет в ближайшие дни извиниться перед уважаемым падре", - подумал Иржи. Не ведая о том, что ни один из ближайших дней для него не наступит.
А пока что он стоял в своей комнате, перед венецианским зеркалом, обдумывая жизненные планы.
Наверное, нехорошо долго смотреться в зеркало. Скорей всего, это даже грех. Иржи, получая в подарок концертные костюмы, часто грешил в этом смысле. Однако сейчас он не видел в зеркале ничего кроме своей унылой рожи. В которую хотелось плюнуть. Затеял драку, лишился карьеры. Теперь начинай всё с нуля...
Вообще-то напрасно ругал себя Иржи Навратил, не так уж много он и проиграл на тот момент. Потеряв богатых покровителей, он вышел на гораздо более значительную птицу. Птицу в прямом смысле слова!
Бехер-Стоцкий числился вороном, хотя и не от самого рождения. До сорока лет он был человеком, очень маленького роста, сутулым, лысоватым, почти таким же невзрачным с виду, как Иржи. За что и полюбил последнего.
Двести лет назад Йозеф Бехер-Стоцкий тоже обожал смотреться в зеркало, ещё когда он был "просто Бехером". И очень любил фантазировать, кем бы он мог стать, будь он красивее, стройнее, выше ростом.
- Как глянешь на портреты всех этих учёных снобов - красавцы в дорогих очках, вихрастые, патластые, а если кто из них плешивый, то обязательно высокий. А ты на кого похож?! Уууу, пошлый коротышка... Так и будешь овощами торговать, до самой смерти, и никто тебя толком не похоронит...
В один из таких сеансов Бехер заметил в зеркале большого ворона - необычного, с кудрявым оперением. И даже голос его услышал.
- Стань моим другом, засранец, и я похороню тебя в лучшем виде!
Йозеф съёжился. Ворон продолжил издеваться.
- Ладно, я пошутил. Хотел бы ты стать красивым, Бехер?
- Да...
- А бессмертным?
- Ммммм...
Уклончивость ответа не смутила вопрошавшего. Он вылетел из зеркала, присел на подлокотник кресла, стал отряхиваться. В результате этих действий половина комнаты усеялась чёрными колечками перьев.
- Возьми одно перо! - скомандовал гость.
Йозеф наклонился, взял колечко.
- Положи в карман!
