А через два часа брюнетистый курьер с жиденькими накладными усиками стоял в чужой богато убранной гостиной в позе опытного следователя-гипнотизёра, залихватски подбоченившись и насупившись. В той гостиной, у столешницы с инкрустацией из слоновой кости и полудрагоценных камешков, сидел благородного вида юноша, чуть младше его возрастом, и строчил под диктовку любовные письма - одно длинней другого, на дорогущих вензельных листах сродни папирусам. Юноша был трепетен и бледен, а диктовавший "следователь" - не в меру свиреп и требователен.

   - Не понимаю, чему вас учат в институтах, письма невесте - и то написать не умеете! Дайте-ка сюда, я посмотрю, что вы в этот раз намарали...

   Юноша протянул Петру Сергеевичу очередной исписанный листок. Тот нервно выхватил его, стал рассматривать.

   - Я так и знал... Почерк снова чересчур уж ровный! Красиво написано, но... без души!

   - Я старался вложить все чувства, которые...

   - Все ваши старания пустыми оказались! Необходимо присустствие живой души! Живой! Душа, она либо присутствует, либо отсутствует! Разве уважающая себя дама откликнется на такое холодное, хотя и весьма учтивое, послание?!

   - Не понимаю... Погодите-погодите! Ведь она велела вам пригласить меня на бал?

   - Разумеется!

   - А где же послание от неё?

   Тут уж "следователь" перешёл к угрозам, по крайней мере, тон его стал зловещим:

   - Если вы не понимаете простых вещей, то и нечего свататься к глубокоранимым барышням!

   - Чего я не понимаю?

   - Того, что любая бумажка, любой документ, может испортить её репутацию, дискредитировать в глазах общества...

   - При чём тут... репутация?

   - А при том, что найди кто-нибудь её послание к вам, она будет немедленно отчислена из института...

   - Ах! - распунцовелся жених. - И что же теперь прикажете мне делать?..

   Пётр Сергеевич просто-таки озверел:

   - Как "что"?! Переписывать, доводить каллиграфию до естественного вида, а свои чувства приводить в порядок! Как минимум в порядок! Любовь не терпит слишком акуратного письма и нехлюйства в чувствах! Я тут, можно сказать, и своей репутацией рискую, а вы хотите поломать всё дело?!

   - Может быть, лучше воспользоваться сонетами?

   - Какими сонетами?

   - Шекспировскими...

   - Валяйте! Но учтите: заимствовать чужую душу - грех. На свидание пойдёт не Шекспир, а вы, так что вам не следовало бы уж так уж переводами увлекаться. Подключите собственную голову! И сердце!

   Сердце юноши не было каменным - он с новым прилежанием налёг на бумагу и перо.

   8.

   В таком безрадостном ключе и прошёл весь вечер. Писем было написано несметное количество, но лишь одно из них, последнее, удовлетворило диктовавшего. Следует отметить, что те письма, кои были забракованы, не последовали в мусорную корзину. Их после ухода гостя не обнаружили ни сам писавший, ни его домашние, ни прислуга. А грозный "следователь", вновь сменивший выражение лица на кроткое, помчался к Смольному - докладывать ситуацию. Там его, в дежурке привратника, поджидала барышня.

   - Неужели он мне так ничего и не написал?!

   - Никак нет! Его маменька всё время были под рукой, а при маменьке он сам не свой, смущается даже шёпотом говорить на любовные темы, не то, что бумажными документами себя дискредитировать...

   - Дискредитировать?!

   - Чш-ш-ш... Тише! Он завтра перед балом будет стоять у ворот во дворец и, пока не увидит вас, не войдёт туда...

   - Так он сказал?

   - Именно так-с, не волнуйтесь, всё, что обещано, будет исполнено в точности! Его слово - слово дворянина, а слово дворянина - закон!

   Впавшая было в уныние барышня вдруг озарилась воспоминанием: у неё ведь ещё нет подарка для жениха! Лицо её несколько оживилось:

   - Я должна приготовить ему такой подарок, который наполнит его сердце счастьем и благодарностью!

   У Петра Сергеевича не было сомнений насчёт того, откуда прибудет подарок, поэтому ночью он с особым вдохновением дежурил в так природнившемся ему флигеле. Лишь только барышня скрылась в деревянном ящике, он подождал немного, а затем стал приколачивать фанерный щит поверх зеркальной дверцы. Завершив работу, он набросил на шкаф огромный, старый, весь изъеденный молью ковёр.

   9.

   Упрятав фею-ангела в самодельную келью, Пётр Сергеевич менее всего заботился о далеко идущих последствиях. Его тревожил лишь текущий, едва начавшийся день - самый канун бала. Ежели кто-нибудь вдруг ненароком, в кои-то веки, забрёл бы в тот зловещий флигель и освободил пленницу, тогда у графа, конечно же, возникли бы непредвиденные обстоятельства. Но флигель служил преизряднейшим пугалом, туда забредать грозило ночными кошмарами, это уж как минимум, либо физическим исчезновением и невозвращением в этот мир.

   Дабы лишний раз перестраховаться, Пётр Сергеевич повесил на двери табличку "выкрашено" и даже изволил несколько раз мазнуть её вонючими белилами. А перед дверью выставил ограду, на которой тоже сделал пару устрашающих надписей. Для пущей гарантии попросил Архипа, коему заплатил, налил чарку и принёс еды из кухни, чтобы тот дежурил у флигеля целый день, до отбытия последней брички, увозящей старшеклассниц на бал.