А вслед за Шурочкой пропал и печник, которому было поручено основательно порыться среди той чуланной свалки и, во что бы то ни стало, найти пропажу. Многие барышни видели из окон дортуаров, как он входил во флигель, а вот выходящим его не видела ни одна. До самой ночи не возвращался печник, да и наутро нигде не появился. Кинулись к чулану - а дверь его, поди ж ты, оказалась запертой на ржавый висячий замок. Тот замок выглядел чуднО, да и вообще неизвестно откуда взялся. По всей физической видимости, его лет сто как не отпирали. С того света прислан был тот замок, не иначе, судачили барышни.

   Пётр Сергеевич не преминул рассказать о своих тогдашних страхах капитану, но тот лишь посмеялся:

   - Если будешь слушать всё, что люди говорят, пропадёшь. Запомни: верить сейчас никому нельзя, особливо тем, кто по деревням разъезжает, столичные сплетни разносит...

   - Запомню... - зло прищурившись, процедил проситель.

   И снова не почувствовал капитан ничего дурного, не заметил ни капли яда в тоне Петра Сергеевича.

   А Пётр Сергеевич был зол и рад одновременно. Приняли его в услужение, но с условием, что он будет не только клиентов завлекать для "салона любви", но и проявит личную смекалку. Заведение нуждалось в пополнении, требовались новые барышни, девицы чистые, ещё никем не пользованные, а дамочки лёгкого поведения, к которым относилась теперь уже и Фросенька, постепенно переводились в категорию малого спроса, с понижением в жаловании.

   - Непременно девственницы нужны? - удивился тайный граф. - Где же я их буду вам искать, чем заманивать? В городе ведь сеновалов нет...

   - А голова тебе на что дана? - гыкнул капитан. - Устройся в Смольный на любую должность, хоть на самую малоденежную!

   - Так вы из Смольного девиц желаете набирать?! Нешто такое возможно?

   Гиблое место на просмоленном берегу к тому времени славилось уже не столько привидениями, сколько жёсткими порядками, установленными для девиц: с родителями видеться только после получения особого разрешения, то бишь практически никогда, питаться чуть ли не водой и хлебом, изнурять себя учёбой до полусмерти, а вставать - чуть ли не с петухами! Холод в дортуарах был такой, что в Петропавловской крепости карцеры теплее.

   Богатым смолянкам жилось чуть получше, благодаря родительским деньгам, но правила выхода за пределы учреждения оставались равными для всех: только парами, только строем, да и то изредка. Ежедневные прогулки ограничивались пребыванием на институтском дворе, под надзором воспитательниц и немногочисленной прислуги.

   2.

   Когда-то, в самом начале, сразу после основания заведения, ещё в екатерининские времена, институтки чувствовали себя истинными барышнями, учёными и благородными. Тогда ещё такого воровства не было, воспитатели и прочая командная шушера не грели руки у императорского камелька, не воровали казённый харч и не издевались над подопечными, ибо тоже набирались из благородных. Но всё течёт, всё меняется. На дворе стоял 1830-й год! Не благородную, а казарменную жизнь вели теперь институтки. Впрочем, как и вся страна. Единственной отрадой для воспитанниц были регулярные императорские балы, на которые возлагались большие надежды: там можно было найти завидного жениха или покровительницу из числа фрейлин.

   О Смольном ходили разные слухи, всё больше таинственные, поэтому все молодые люди, все потенциальные женихи, душой непрерывно стремясь к нему, в то же самое время побаивались.

   Наблюдая настроение Петра Сергеевича, капитан, ухмылялся в прокуренные усы.

   - Понимаю, Смольный - не то место, где легко свататься, но тем ценней товар. Первые два месяца я буду приплачивать тебе, ибо могут появиться неожиданные расходы, но в положенный срок спрошу по всей строгости. И не думай, что удастся удрать с казёнными деньгами. Поймаю - задушу!

   Капитан был хлипкого телосложения, но при нём постоянно находились могучие туполобые слуги. Те задушат.

   - А можно для начала к месту присмотреться?

   - Можно, но за присмотр платить не буду. Чем скорее начнёшь работать, тем лучше для твоего же благополучия...

   Капитан снова зубоскально ухмыльнулся, а Пётр Сергеевич, поклонившись, направился к выходу.

   - Благодарствую за наставления-с!

   После этих слов он исчез за дверью.

   3.

   Домой, в полуподвальную лачугу, куда он перебрался ещё до родительских похорон, новоиспечённый зазывала шёл бодро, почти вприпрыжку, с непоколебимой верой в собственные силы. Он ведь собирался общаться с неопытными барышнями, на коих магия его голубых глаз должна была подействовать наверняка. Хитёр был Пётр Сергеевич, и на хитрость свою весьма рассчитывал. Перед тем как идти наниматься чернорабочим к девицам, он не только выкрасился в брюнета, но и усишки жиденькие приклеил. Потом сиплым голосочком пару слов сказал сам себе перед зеркалом - натурально получилось! Так и пошёл на встречу с главной дамой-распорядительницей...

   Затем начались рабочие будни. Работал тайный граф поначалу уборщиком на кухне, затем дворником и истопником одновременно. Временами, когда немоглось кому-то из штатных кучеров, выполнял и их работу, ибо знал в ней толк. Не зря же у него в поместье своя личная бричка была! Бричка была, а кучера не было. Пётр Сергеевич любил навещать зазноб в одиночку.

   Работая, Пётр Сергеевич параллельно присматривался к девицам. Для сбора сведений подружился со сторожем по имени Архип. Тот и показал ему на дверь чулана, за которой навсегда исчезли Шурочка и горемыка-печник.

   Наступил вечер, вернее, ночь, когда Пётр Сергеевич и сам, по примеру печника, решил наведаться в то страшное место. После всего пережитого в столице, мало что могло его испугать. Словом, пробрался он ближе к полуночи в тот хозяйственный флигель, спрятался за горой сломанных стульев и прочей хромой мебели, стал ждать. На колокольне Воскресенского собора, прозванного "Смольным", пробило полночь. Звук колокола был необычайно тихим. Али почудилось, что звонят?