8.

   Вместо того чтобы разбогатеть, родители Петра Сергеевича беднеть начали - лавка невыгодной оказалась. А кабы и выгодной была, то всё равно не знали бы помещики как с ней управиться, ведь в городской торговле наука и хватка особая требуются. Капитан божился, что научит торговать, да только его след простыл, адреса даже не осталось.

   Правда, Пётр Сергеевич очень скоро адрес тот выведал - через Фросеньку, которая случайно в их лавку заглянула, и не за лентами-кружевами, а за... ветошью для чистки пистолета! Пистолет ей был теперь зело нужен, так как капитан и её обмануть успел: обещал в благородное место пристроить, а пристроил в содержанки к одному развратному купцу. Да ещё и всю вину на неё свалил, мол, пьяная была, отдалась первому встречному!

   Постепенно вышло так: купец-развратник Фросеньку бросил, надоела она ему, и стала она работать на капитана. Весьма исправно работала. Он её, ещё раньше чем Болотниковых, из деревни выманил, отца заставил бросить. От неё-то капитан не сбегал, ибо нужна она была ему - в качестве девицы "по особым поручениям".

   После встречи с Фросенькой Пётр Сергеевич затаился, нарочно не стал адрес злодея родителям показывать - не счёл нужным! Ну, не хочет гость их бывший видеться, так пусть его. Затаиться-то затаился, но и пригорюнился изрядно, ибо почувствовал, что сердце его... каменеет. Но уже не от любви, а от ненависти к самому себе. Горько стало, что послушался дураков и купился на порожние обещания. Не умерли бы они с Дуней в деревне, выжили бы, земля всяко прокормит.

   Фросеньку он отговорил от отчаянного поступка, не велел пока мстить капитану, велел ждать более удобной оказии, для гораздо более изощрённой мести. Да и жаль было её отца-инвалида, добродушного служивого. Вдруг какую ошибку допустит дочка - не дождётся ведь калека её домой, и похоронить его будет некому.

   А своих родителей Пётр Сергеевич постепенно начал ненавидеть. Этих твердолобых простофиль ему было не жаль, ничуть не жаль, нисколечко, тем более что простофили сподобились угробить его союз с Авдотьей. Скрытая ненависть к родителям росла. И вот, в один прекрасный день надоело сыну неудачников наблюдать, как пустеет ящичек с деньгами в лавке, забрал он как-то вечерочком весь остаток из кассы и.... был таков! Отца с матерью такой поступок сына на тот свет загнал - оба умерли от удара, почти одновременно. А сынок, сняв на похищенные денежки подвальчик, купил себе два камзола, десяток кружевных рубах, туфли с перламутровыми пряжками да ещё много чего. А на оставшиеся купюры бумажку фальшивую выправил у нотариуса - назвался близким родственником генерала и потомственного дворянина Скобелева. При Николае Павловиче эдаких героев "пруд пруди" в России проживало, ибо времена были не менее военные и героические, чем при убиенном Павле Первом.

   Нотариус был выбран не случайный: именно он оформлял бумаги по продаже болотниковского имения. Пётр Сергеевич разыскал и его тоже, не одного лишь капитана. Отыскал, использовал в своих целях и... убил. Подсыпал в водку яду. А вся округа потом судачила: мол, пьяница был нотариус, вот сердце и не выдержало!..

   С кончиной нотариуса на руках Петра Сергеевича новая кровь появилась. И отцеубийцей он себя не считал. Не суди, да не судим будеши! Ежели дворцовым сыновьям вольно папашу шарфиком душить, а потом сразу на престол cадиться, в помазанники Божии записываться, то и ему подобное, хотя и менее пафосное, преступление простительно. Не взял бы он этих денег, так родители всё равно бы погибли - всё к тому шло давно. Погиб бы и он, а Дуня так и не узнала бы ничего, ждала бы, плакала. Не хотел он для жены такой судьбы. Он хотел пировать с ней при свечах - как это делают графы с графинями...

   Словом, хоронить себя Петру Сергеевичу было отнюдь не к спеху. Он защитился, как сумел, выжил и дальше жить надеялся. Вернуться к Авдотье надеялся, и не с пустыми руками. В столице ведь можно не только в коробейницких лавках зарабатывать. Но сначала надо было капитана навестить - по старой памяти, спросить дельного совета. Не у кого больше было спрашивать, как у губителя всей болотниковской семьи. Вынул новоявленный сирота из сокровенного местечка бумажку с адресом, тайно сходил в то место, разведал, что за промысел у капитана. Оказалось, что публичный дом, заштатный бордель, дом терпимости. Да не один, а несколько. Все давешние подозрения подтвердились в точности!

   ЧАСТЬ ПЯТАЯ

   " ДВА ЦВЕТНЫХ ПУЗЫРЬКА"

   1.

   Переломил себя Пётр Сергеевич, воспользовался адресом, пошёл на поклон к тому ироду, который семью его уничтожил. Прикинулся дурачком, поплакался про родителей, попросился в помощники, мол, некуда больше идти: в столице все чужие, а уехать не на что.

   Капитан сделал вид, что сразу не узнал просителя. Потом фальшиво заулыбался, достал из буфета початую бутылку водки, налил две рюмочки.

   - И кем же ты хочешь у меня работать?

   - Для начала... зазывалой!

   Капитан не усмотрел в прошении ничего дурного. Зазывалой, так зазывалой! Не забыл ещё, видать, в каком образе сам недавно выступал, пока дело своё главное не начал. К чему скрывать: зазывал он в столицу наивных помещиков, заставлял дешёво продавать имения, покупать невыгодные предприятия, а проценты с каждой сделки в кармашек клал. Но, как известно, и на старуху бывает проруха, и на всякого ловкача хватит мудрости у того, кто пожелает отомстить. Не так прост был проситель, сидящий перед капитаном, хотя и молод. Пётр Сергеевич хотел не только работу получить, но и отплатить обидчику.

   - А отчего ты раньше не воспользовался моим советом, данным тебе ещё в деревне? Почему не отправился в столицу заблаговременно, не устроился в Смольный истопником? Там аккурат место освободилось - печник куда-то делся. Я правильно тебе советовал, а ты упёрся: уж лучше буду родителям в лавке помогать!

   И действительно, Пётр Сергеевич вспомнил то предложение, но вспомнил также, почему не принял его. Причина была вовсе не в стремлении помогать родителям, а в том, что он успел наслушаться легенд про "гиблое место".

   Гиблым местом считался берег Невы, где сперва смолу варили для кораблей, потом выстроили монастырь Воскресения Христова - вокруг одноимённого храма, а позднее и женский институт туда определили. Ходили слухи, что в зданиях "монастырского института" кишмя кишели привидения. А однажды живой человек пропал, да не один, а целых двое. Вышеупомянутый печник не сбежал и не удавился, а пропал бесследно - в чулане хозяйственного флигеля, в ходе поисков пропавшей там ещё раньше ученицы. Та ученица-восьмилетка была из числа "кофейниц", из тех, коим полагалось носить кофейные, то бишь коричневые платьица, и звали её Шурочкой. Шурочка Воронина, ученица младших классов, была посажена в чулан за кражу хлеба на кухне. Её туда "на пару часиков" определили, для острастки, а когда немного погодя открыли дверь... Девочки там не оказалось!