И цель в жизни у Фросеньки была, в отличие от остальной деревенщины - она мечтала устроиться в столице. Ежели не замуж, то хотя бы в горничные пойти. Пётр Сергеевич всё это ей обещал, правда, сам долго не зная путей выполнения своих же собственных обещаний, но надежду всякий раз давал, при каждой встрече, чем заслужил несколько уроков стрельбы на пистолетах. У Фросенькиного отца, у героя наполеоновской войны, много трофейного оружия в избе хранилось.
А тут, опять же по хитрому сплетению особых обстоятельств, приехал к ним в деревню некий капитан. Будто бы из Петербурга, будто бы тоже герой войны с Наполеоном, будто бы весь в поисках друзей-однополчан. По его словам выходило, что "сам-то он, по счастливой случайности, богат и желает облагодетельствовать двойку-тройку, а то и десяток, своих сослуживцев, которые, скорей всего, неимоверно бедствуют". Многие верили этим россказням, особенно Фросенькин отец и родители Петра Сергеевича. Зародил в них капитан надежду - крепкую надежду на устройство обоих "неразумных чад" в столице.
Родители Петра Сергеевича со вздохами слушали его рассказы и не единожды молили пристроить сына. Хоть куда-нибудь, лишь бы в Санкт-Петербурге.
- Сказывают, будто в столичных лавках лишь ярославские приказчики в цене, - грустно приговаривал отец Петра Сергеевича, отхлёбывая из блюдца.
В этом месте гость возмущался:
- А нечто ваш отпрыск в приказчики-то пойдёт? Чай, не крепостной он, а помещицкий сынок! Я же вижу: и стать у него есть, и соображение в глазах светится! Ему подавай что-нибудь возвышенное, не иначе!
На то родители ничего не отвечали, только согласно крякали. И так всякий раз, во всякий приезд "сослуживца". Мол, оно-то, конечно, не к спеху, но ежели что...
Кому-кому, а Петру Сергеевичу действительно было не к спеху. К двадцати годам он успел переспать со всеми девками села и округи, стал подбираться к соседним деревням, ночи по две, по три к ряду пропадать неведомо где. При богатых родителях его и в армию-то не забрили, продолжал гулять.
7.
Девки от Петра Сергеевича "сатанели", души в нём не чаяли - он их завораживал не хуже самой сильной ворожеи, гипнотизировал взглядом. Не было у него чёрного глаза, но зато был маленький, голубенький, пронзительный - чисто бриллиантик! От этого насквозь прожигающего взгляда они и столбенели.
Родители нисколько не отчаивались, мол, пущай дитё радуется жизни, пока мы живы. Но один-то раз пришлось им поволноваться. А всё потому, что встретил болотнянин судьбу свою, и не в Санкт-Петербурге, как они мечтали, а недалеко от их поместья, в лесу, при переходе из деревни в деревню, от одного сеновала к другому.
Встретилась Петру Сергеевичу на лесной тропинке девка чёрной масти, которая от его взгляда не остолбенела. Он сам от её чёрных глаз окаменел и вслух подумал: "Моя!"
Встретились они с Дуняшей, то бишь с Авдотьей Кочкиной, на сочном лугу, который странным образом располагался меж двумя высохшими болотами и назывался Праздничным. Дуня врял ли слышала его слова, так как находилась далеко, за пятьсот саженей, но понять, что сказал суженый, поняла, подбежала к нему, стала целовать...
Растворились они друг в друге, а когда узнали имена, тут уж оба воскликлнули:
- Мой!..
- Моя!..
А луг ночной был светлым и ярким, куда ярче снов и полуночных грёз, в которых они до этого часто виделись, но как бы издали, не разглядывая лиц друг друга. И пели им лесные нимфы, и плясали им русалки, примчавшиеся с ещё не высохших болот, и завидовали им все волшебные невидимые твари, завидовали...
- Ты пошто своё болото бросил? - кокетливо спросила Дуня. - Али разонравилось?
- Сама знаешь почему, не притворяйся, я всю жизнь искал тебя и вот... нашёл... А болото мне уже не нужно, не вспоминай его...
Авдотья ласково улыбнулась.
- В округе много о тебе толкуют. Хороший ты, добрый... И болото твоё хорошее было, зря ты о нём так... А я своё болото уважаю, оно меня в люди вывело, с тобой вот познакомило. Меня на кочке после рождения нашли, оттого я и Кочкина. А родителей у меня никогда не было - добрые люди подобрали, вырастили... Избу построили...
Так Авдотья-болотнянка стала женой, хотя и незаконной, Петру Сергеевичу. Других помещицкому отпрыску уже не надо было. Вот и выходило, что женат он - их с Дуней повенчали родные, хоть и давно высохшие, болота. На Праздничном, на Венчальном лугу повенчали!
Стал будущий граф наведываться только к молодой своей жене, другие избы и сеновалы стороной обходить. Её дом стал и его домом. У родителей он себя дома более не ощущал.
Когда Авдотья понесла, родители Петра Сергеевича за голову схватились. Они уж было собрались имение продавать, в Санкт-Петербург переселяться, а сын им:
- Продавайте имение, ежели хотите, а у меня теперь тут своя семья! И имение своё есть, правда, небольшое - изба да двор с несколькими курами. Отправляйтесь в Петербург без меня, можете Фросеньку с собой взять вместо дочери, тем более что обещал я ей найти место в столице!
Убитые таким ответом, кинулись родители в ноги к капитану, в очередной его приезд, а тот и говорит им:
- Хитростью надо парня из деревни выуживать. Скажите, что он должен сам на свою семью зарабатывать, коль уж обзавёлся, а для этого ему надо непременно ехать в столицу. А жена незаконная никуда не денется, дождётся, если любит. Поедемте, поедемте, нечего раздумывать! Вместе карьеру будем делать вашему сыну, помогу чем смогу. У меня на Невском проспекте знакомый французишка есть - аккурат намылился свою лавку продавать и во Францию, на родину ехать. Недорого продаст, я посодействую, чтобы с вас взял недорого!..
В общем, уговорили они, все втроём, Петра Сергеевича. А частый гость, то бишь капитан, обещавший устроить все дела в столице, обещание своё не выполнил: бросил их ещё в самом начале, ещё когда они на все деньги, вырученные от продажи имения, лавку на Невском приехали покупать. Бывший частый гость не встретил их в условленном месте, оставил на произвол судьбы, исчез бесследно. Пришлось горемыкам на скорую руку убогую мелочную лавчонку на окраине столицы брать - и на неё-то едва хватило! А уж чтобы на Невском проспекте обосноваться - на такую цель в десять раз больше требовалось средств, да и не русскими, а французскими деньгами, и шельмец лже-капитан об этом прекрасно ведал. Как выяснилось позже, он с продажи имения Болотниковых громадную комиссию получил!
