Ответ был дерзким.
- Грудь не дам смотреть!
- Дашь!
Холщовый карлик, приблизившись вплотную, разорвал на груди непокорного царского слуги верх камзола. Для этого ему пришлось подпрыгнуть. Дорогие пуговицы, оторвавшись, с металлическим перезвоном покатились по выложенному полудрагоценными камнями полу. Возница кинулся было собирать их, но толстячок остановил его. Он вынул из кармана балахона несколько золотых монет.
- Купишь новые, а эти мне самому сгодятся...
- Зачем?
- Не твоего ума дело.
Кучер неуклюже запахнул камзол, прикрыл верхнюю часть его шейным платком, спрятал монеты в карман. Затем, подумав, снял платок, сунул его в карман, вновь распахнулся.
- А грудь-то смотреть будете?
- Я уже всё увидел. Знак лунника на месте.
Он вынул из кармана зеркальце, поднёс Адели. Только сейчас она заметила у себя под правой ключицей светлое родимое пятно, розовато-сиреневое, похожее на звёздочку. Или... Пожалуй, больше похожее на цветок.
- Почему я никогда не видела это пятно?
- Наверное, ты редко смотришься в зеркало.
"Вот оно что, - подумала Адель. - Вот какой цветок подарил отец матери..."
- Ты - Адель, дочь моего лучшего друга и соседа, младшего болотного владыки, - сказал коротышка. - Он мне из Целау весть присылал о тебе.
- Какую?
- Что ты, рано или поздно, будешь навещать эти края. Он ведь провидец, да ещё какой! Всегда лучше меня всё знает...
Возница поправил одежду
- Так вам нужен был не царь, а я?
- Оба нужны, но ты, пожалуй, больше. О нашем с тобой разговоре - ни-ни...
Когда Адель вернулась к карете, Петр успел уже задремать - крепко устал. Даже как тронулись с места, не почувствовал. А когда проснулся утром, весело спросил:
- Ты хоть знаешь, Антоний, кому в нос вчера вечером дал?
- Кому?
- Шведскому королю!
Адель заржала, не хуже кобылицы.
- А не скажешь ли мне, зачем пузатый коротышка задержал тебя?
- Ему понравились мои пуговицы, срезал, гадёныш, а вместо них выдал эти жалкие монеты.
Адель вынула из кармана золотые. Тут уж и Пётр заржал.
Со стороны всё это смотрелось как идиллия. Тут можно было бы вполне предположить грядущую крепкую дружбу. Но всё испортил Алексашка Меншиков. Сам будучи из простых, он сильно завидовал "Антонию" - как бы тот не перебёг ему дорогу и не сделался главным фаворитом. Затеял интригу. Результатом той интриги стало выяснение пола кучера.
- Говорю тебе, мин херц, этот кучер - баба, - ежедневно наседал на государя Алексашка.
Царь, прекрасно зная пол своего кучера, отшучивался.
Меншиков, не терял надежды избавиться от соперницы, следил за ней неустанно. Это было легко, Адель не знала его в лицо, даже не ведала о его существовании. Иногда, прогуливаясь одна, в самых разных местах, она беседовала со встречными, не утруждая себя акцентом. Ей нравилось говорить на разных языках.
- Мин херц, эта баба прекрасно говорит по-русски, без малейшего акцента, да ещё и иностранных языков у неё пропасть. Не иначе, как шпионка...
Добил-таки государя наушник, избавился от Адели. Девушку переправили в монастырь, в один из тех, что располагались на шведских территориях близ Весёлого острова, тоже пока ещё шведского.
Петру бы погоревать в такой ситуации, да некогда ему было проявлять сентименты. Крепко наказывать зело смышлёную девицу тоже не хотелось. Все его помыслы были заняты юным шведским королём. И подписанным кровью контрактом.
12.
При первой же военной оказии узрел Пётр снова того юнца, что хитростью заманил его в подземелье. Шведский король изображал грозного противника, да и русскому царю пришлось делать то же самое - согласно контракту. По контракту надо было целых двадцать лет поляков мучить, немцев обижать и прочих всяких там - земли у них отбирать. Владыкина тяга зело помогала земли притягивать.
Бои шли легко, без особых усилий. Нет, героизм, конечно, был. И слёзы были. Мазепиных слёз Петру было очень жаль, очень. Не известили его, что ли, шведы о контракте? Хотя, кто его, такого старого, будет нянчить, всё равно не дожил бы до конца войны. То ли дело шведский юноша - геройски памятник заслужил, хоть и потерпел поражение.
В центре Стокгольма до сих пор стоит тот памятник. Шведы очень благодарны Карлу Двенадцатому, избавившему их от лишней головной боли - от обязанности тягу регулировать. А невежды думают, что они просто любят всех сопляков и неудачников, что слишком добрые они, шведы.
Те же самые невежды, а может, уже и другие, более поздние, удивляются, зачем было строить Петропавловскую крепость на Весёлом острове, когда крепость Ниеншанц уже давно готовая была.
Такая бесхозяйственность была результатом... кхм... коллективного правления!
Да, Пётр Первый правил не сам, не в одиночку, а со своими братьями. С четырьмя братьями-близнецами. Их, в общей сложности, было пятеро. Пятеро! И не все они были одинакового роста.