Литмир - Электронная Библиотека

– Чего гадать, управимся – и обратно. Они к тому времени осоловеют. Глядишь, что-нибудь интересненькое и узнаем. – Чита, чертыхнувшись, пошатнулся и устоял, только схватившись за плечо друга. Из-под ног с писком разбежались крысы.

– Совсем ошалели, серые. – Леонид проводил грызунов лучом фонарика. – Под ноги лезут.

– Или мы им дорожку перешли, – предположил Штык, – это как посмотреть.

Глава 2. Побег

– Якорь, твои вернулись! Ну-ка, молодежь, давай штрафную!

Шах плеснул в складной металлический стаканчик водки и протянул Николаю.

– Игорь, куда! Никаких штрафных, они и так проштрафились. – Дед перехватил стаканчик и опрокинул содержимое в себя. Бросил следом кусочек сушеного гриба. Поморщился, протолкнув водку в пищевод одним глотком. Секунду спустя сладко зажмурился.

– Да ладно тебе, за встречу! – Шах пьяно икнул и снова наполнил стаканчик.

– Им-то чего за нашу встречу пить? – Волков вновь попытался сцапать стаканчик, но меднобородый увернулся и осушил его одним махом.

– Нельзя, значит, нельзя, – слегка качаясь, он по-детски пожал плечами. – Якорь такой, скажет – как отрежет. Поэтому мы его так и прозвали. Он слова на ветер не бросает. И за слово твердо держится, как корабль за якорь.

– На службе во флоте? – спросил Штык.

– Не, флот – это когда было, – протянул бородач, – мы тогда не были знакомы. Когда Альянсу служили, тогда погремухи друг другу и дали.

– Альянсу? – в один голос переспросили Леонид и Николай.

– Штирлиц хренов. Мюллера на тебя нет. – Дед отобрал у приятеля бутылку. Водки в бутылке, явно добытой на поверхности, оставалось на самом донышке.

Шах протянул ему свой стаканчик, но Якорь отрицательно помотал головой.

– Хватит, уже за языком не следишь.

– А я что? Я ничего. – Речь Деда, словно ушат холодной воды, вылитый за шиворот, отрезвила торговца и привела его в чувство. – Всегда, как выпью, настроение у меня ностальгическое.

– Ты не рассказывал про Альянс, – осторожно начал Чита.

– Нечего рассказывать, – отрезал тот. – Я после Катастрофы на Выборгской спасся. Как жизнь устаканилась, стала пресной и предсказуемой, приключений захотелось. Короче, ушел в наемники на заработки. Приморцам служил. Вот и вся история.

– Почему не говорил? – поинтересовался Штык.

– Ни к чему. Смутное времечко было, крови много. Мне – душу бередить, вам – лишние думки в голову грузить. Это со стороны кажется – романтика, а на деле грязь и кровь. Лучше бы на Выборгской сидел. Хозяйством бы обзавелся, женился. Да ну его, если бы да кабы…

Он махнул рукой. Засобирался, толкнул успевшего задремать Шаха. Тот принялся собирать свой баул.

– Клювом не щелкать, – велел перед уходом Дед, – день сегодня важный. С поста не отлучаться. На станцию не соваться. Свадьба на три часа назначена. Все, мужики, бдите.

– Ни хрена себе. – Николай смотрел вслед удаляющемуся Якорю. – Дед наемником был…

– Сказал, что жалеет.

– Перед нами сожаление разыгрывает, типа, воспитывает. Чтобы мы со станции никуда не рванули. Уверен – выпади ему шанс прожить жизнь заново, он бы ничего не поменял.

– А что бы ты изменил в своей? – Леонид внимательно посмотрел на приятеля.

– Ушел бы в диггеры, – уверенно ответил Штык. – Или в наемники. Не хочу я так жить. До беззубой старости на ферме пахать, не разгибаясь, да в дозоры ходить, челноков встречать. Байки их слушать про то, как на других станциях живут, представлять это все и не иметь ни малейшего понятия, как там все на самом деле. Это тебе книжек хватает, а у меня, может, воображение плохое. Я хочу своими глазами увидеть метро, узнать, как живут слепцы на Проспекте Просвещения, хочу услышать пение ангелов с Пионерской, заглянуть в разлом между Владимирской и Пушкинской. В нем, говорят, огонь горит…

– Врут, мне рассказывали про разлом…

– Мне тоже много чего рассказывали. Мы только и делаем, что рассказываем друг другу байки и сплетни. Этот тому рассказал, тот – другому, третий додумал, четвертый присочинил. Это не жизнь. Как тот супчик из пакетика. Знаешь, почему он не портится, а похлебка скисает за пару дней? Потому что ненастоящий это супчик, видимость одна. И насыщения от него нет. Ничего там нет, и портиться нечему.

– Штык, ты чего завелся?

– Ты спросил, я ответил.

– Никто же тебя не держит на станции. Хочешь – в диггеры попробуй. Ладно, у нас их нет, но на Площади две бригады на поверхность ходят. Попросись в обучение. Хочешь, с Дедом вместе поговорим? У него связи.

– Пойдешь со мной? – Николай взял друга за грудки и притянул к себе. – Пойдем вместе? К этим диггерам, а?

– Я… – Леонид попятился. – Я не могу… у меня мамка болеет, сам знаешь.

– Мамка болеет, – Штык разом сник, отпустил друга, расправил скомканную куртку, – а у меня батя совсем плохой стал. Просыпаюсь ночью – его в палатке нет. Искать бросился, а он в туннель ушел спать. От кашля задыхается и кровью харкает. Я стал расспрашивать. Оказалось, каждую ночь, если я не в дозоре, как кашель пробирает, он уходит в туннель, чтобы не мешать. Доконала его лучевая. Не уйду я никуда. Но и книжки твои читать не буду, – непоследовательно добавил он, покосился на мешок с песком, на котором рядом с масляной лампой лежала открытая книга. Пнул мешок, но тот покорно принял удар, едва вздрогнув. – К черту такой супчик. Лучше голодным остаться.

После этих слов Николай принялся ходить взад-вперед, погруженный в тяжелые раздумья. Чита попытался вновь завязать разговор, но Штык делал вид, что не замечает попыток друга. Тогда Леонид оставил его в покое, и, привычно усевшись на свое ложе, сложенное из нескольких набитых песком мешков, ржавого прогнившего ведра и пары отшлифованных штанами дозорных досок, взял в руки книгу.

В слабом свете масляной лампы видна была обложка, на которой был изображен мужчина в камуфляжных штанах. Лицо его было разрисовано краской, длинные черные волосы перехвачены красной лентой. Мужчина красовался голым мускулистым торсом, испещренным шрамами. В руках он сжимал гранатомет. Над его головой нависла ядовито-красная надпись: «Рэмбо. Первая кровь». Спустя пару минут дозорный забыл все и вся, погрузившись в чтение с головой.

На станции стали загораться костры, используемые в качестве единственного источника освещения. Народ просыпался. Стали складывать и убирать палатки, оставляя лишь ряд с края платформы, предназначенный для дневного отдыха сменившихся дежурных.

Через несколько часов, после завтрака, закипела работа: забегала ребятня, выполняя мелкие посильные поручения; потянулись дежурные на ферму и кухню, на которой, в честь предстоящего торжества, предстояло работать в несколько смен. Бригада рабочих скрылась в подстанционных помещениях, прилегающих к ферме, чтобы выяснить, откуда в них взялась вода, откачать ее и по возможности устранить причину протечки.

Мимо блокпоста прошли девушки и парни, направляясь в запертый санузел. Штык отдал им ключ. Молодежь принялась набирать воду в ведра для разных нужд. Девчонки беззлобно подтрунивали над наказанными дозорными. Мол, не танцевать вам с нами на свадьбе дочери коменданта. Парни, которых по малолетству еще не ставили в дозоры, с плохо скрываемой завистью поглядывали на оружие дежурных. Оружия на Выборгской было немного, потому даже старенькая вертикалка Леонида вызывала у них восхищение.

Чита, зачитавшись, среагировал, только когда Штык больно ткнул его кулаком в плечо.

– Ты чего? – спросил Леонид недовольно.

– Я подвеску Шаху так и не отдал. Глянь за туннелем, смотаюсь на станцию быстренько.

– С ума сошел? Дед увидит – шкуру спустит.

– Не увидит. Шах уже, наверное, торговать начал. У меня все равно на подвеску не хватит. Может, продаст кому. Если не веганцы, так наши купят. Хоть на станции останется, а там как-нибудь и перекуплю.

– Давай только быстро, – согласился Чита, – и по сторонам смотри, на командира не напорись.

6
{"b":"720186","o":1}