– Помнишь, Дед рассказывал, когда они на флоте в учениях участвовали, по их кораблю подлодка должна была отстреляться?

– Когда подводники накосячили, и торпеда не под килем прошла, а брюхо кораблю вспорола?

– Да. Дед говорил, они сообразили, что корабль тонет, только когда крысы в воду стали прыгать. Все, что были на корабле, повылезали изо всех щелей и сиганули в воду.

– Я читал про такое. Если крысы бегут с корабля, значит, замечают мелкие трещины и прочие признаки скорой гибели судна.

– Вот и я об этом, – Николай навис над присевшим товарищем, просканировал туннель стволом «Ублюдка», изготовленного умельцами с Техноложки, – если крысы бегут из метро, значит, чувствуют скорую погибель.

– Чью? – не понял Чита.

Штык помедлил с ответом, прошелся до двери санузла. Друг шел следом.

– Погибель метро. – Николай проверил замок, брякнув им о дверь, развернулся, встретившись взглядом с Леонидом. – Это все не вечно. Мы очень неплохо обустроились. Иногда слушаю рассказы Деда про то, как все случилось, и не верю. Кажется, всегда так было – метро наш дом, наша крепость, а поверхность никогда нам не принадлежала. Думаешь так, и все вроде бы нормально. А как вспомнишь, что было по-другому, что мы там жили, наверху, а не твари – тошно становится. Если мы так легко целый мир просрали, то и метро просрем.

По растерянному выражению лица Читы было понятно, что Штык застал его врасплох. И Леонид, способный заговорить зубы, ловко переключить внимание собеседника и незаметно сменить тему разговора, не нашелся что сказать.

– Движение в основном туннеле. Прошли к посту, – отчеканил Николай, поднимая автомат так, чтобы прицельная планка находилась на уровне глаз.

Чита развернулся на пятках и тут же присел, привалившись к стене. «Ублюдок» Штыка навис над его головой, готовый в любой момент осветить узкое ответвление туннеля вспышками выстрелов. Леонид словно бы прирос к стене. Упор на одно колено, второе служит опорой руке, на которой лежит цевье. Левое плечо – продолжение стены. Правое – продолжение приклада старенького «Фермера».

В книгах, которые читал Леонид, говорилось, что оружие должно быть продолжением руки. Дед Яков учил, что это человек должен быть продолжением оружия. В момент выстрела хороший стрелок перестает существовать. Его глаза становятся прорезью на прицельной планке, палец – частью спускового крючка, руки и плечи – неподвижными сошками.

Хороший стрелок, такой как Дед, поднимая оружие, не думает о том, что его могут убить. Он сосредоточен на дыхании и думает только о том, какую стоит взять поправку, если выстрел предстоит сделать на большом расстоянии, или о том, как избежать рикошета, если предстоит стрелять в упор, да еще и в туннеле.

Леонид был плохим стрелком. Он не умел отключаться от происходящего и концентрироваться на выстреле, как Дед. Пожалуй, если бы Якова укусила крыса, которая вцепилась в щиколотку Чите, он просто смахнул бы ее, а то и вовсе не заметил бы до тех пор, пока не оторвал бы взгляд от прицела.

Ощутив резкую боль в ноге от укуса, Леонид дернулся всем телом, рефлекторно вдавливая спусковой крючок. «Фермер» взбрыкнул коротким стволом, плюнув огнем и дробью. Черный силуэт в туннеле качнулся в такт выстрелу и исчез за углом.

– Твою мать, Чита! – Штык с размаху пнул виновницу происшествия, на этот раз удачно. – Охрана станции! Не стрелять!

Живой снаряд, издав пронзительный писк, пролетел по высокой дуге, ударился о стену и шмякнулся на пол.

Некоторое время ничего не происходило. Противник никак себя не проявлял, а охранники вглядывались в темноту. Затем из-за угла прилетела граната, которую вошедший в азарт Штык пнул еще сноровистее, чем крысу. Впрочем, противник кидал гранату с задержкой, так что та сработала, не успев отлететь далеко.

– Шоковая! – успел выкрикнуть Николай, зажмурившись. Белая вспышка обожгла глаза даже сквозь сомкнутые веки. Леонид, среагировавший на предупреждение, сумел сохранить ориентацию в пространстве. Вслепую нащупав спусковой крючок, он выстрелил в сторону противника, истратив второй заряд дроби. Штык не рискнул стрелять наугад, опасаясь рикошета.

В следующий момент их сбили с ног, отобрали оружие и принялись бить.

Чита, сгруппировавшись и прикрыв голову руками, подумал, что их бьют не зло – не торопясь, выбирая место для удара, и вроде как несерьезно. Значит, они никого не убили. Это хорошо, возможно, их оставят в живых.

Николай, скрючившись, защищая, в первую очередь, пах, тоже решил, что их бьют вполсилы. Скорее чтобы наказать, нежели чтобы расправиться. Похоже, друг промазал.

– Хватит. Поднять на ноги, оружие забрать, руки связать. – Человек, раздававший распоряжения, навис над дозорными высокой тенью.

Зрение у Штыка стало восстанавливаться, когда их с Читой доволокли до блокпоста. Бесплотные тени приобрели объем и резкость. Сейчас Николай уже мог разглядеть семерых бойцов, облюбовавших их таможню.

Рослые, широкоплечие, у всех одинаковая экипировка: черные форменные штаны, куртки из плотной ткани, высокие берцы. Поверх курток – бронежилеты и незаношенные, будто бы даже новенькие, разгрузки. На головах – шлемы. На лицах – черные маски с прорезями для рта и глаз.

По вооружению бойцов можно было понять, что они – не просто любители прошвырнуться по туннелям от станции до станции. И даже не наемники, сбившиеся в отряд по какой-либо надобности. Тех, даже если и нарядить их в одинаковую форму, выдаст привычка держаться независимо и обособленно.

На Выборгскую наведались профессионалы. Чужаки выглядели так, будто лишний раз и не почешутся, если на то не будет соответствующей команды. Прикрывали друг друга столь слаженно, будто были марионетками, управляемыми одним кукловодом.

Тот выделялся на фоне остальных облегченной экипировкой – отсутствием рюкзака за спиной, а также полупустой разгрузкой. И был на две головы выше подчиненных, будто бы и впрямь возвышался над ними, чтобы держать невидимые нити, потянув за которые, можно было привести в действие отлаженный боевой механизм из шести отлично подогнанных друг к другу шестеренок.

– Что делать будем? – подал голос оклемавшийся Леонид.

Один из бойцов, судя по порванной разгрузке – тот самый, которого они угостили дробью, склонился над ним и засунул ему в рот кусок ветоши. После этого толкнул ногой в плечо, отчего Леонид, который не мог опереться на руки, стянутые пластиковым хомутом за спиной, опрокинулся на бок. Тогда Штык, собиравшийся было ответить другу, захлопнул рот и состроил придурковатую гримасу, по его мнению, отлично выражающую позицию «моя хата с краю».

Боец, уронивший Читу, оценивающе взглянул на Николая. Тот потупил взгляд и прикинулся сущим идиотом, разве что слюну не пустил. Не сработало. Рот ему затыкать не стали, но пинок в плечо и его опрокинул в неудобную позицию. Теперь обзор закрывали мешки с песком, используемые на таможне в качестве баррикады.

Ориентироваться в происходящем Штык мог только по звукам. Звуков же было не так уж много. Легкое шарканье ботинок по бетону, да слабые, явно наигранные постанывания Читы. Решив ничего не предпринимать, Николай закрыл глаза, давая им отдых.

Отряд явно не собирался сидеть в засаде, поджидая разводящих, и не планировал атаковать станцию. Чужаки дожидались, пока их обнаружит кто-нибудь из местных.

– Что здесь происходит? – Знакомый голос заставил Штыка встрепенуться. Леонид вмиг перестал стонать. – Яков Волков, заместитель начальника охраны.

– Вот и мне хотелось бы это знать. – Речь кукловода лилась, словно мед, тягучий и приторно-сладкий. – Почему нас обстреляли ваши люди? Сильно сомневаюсь, что это местный свадебный обычай.

– Так-с. – Голос Деда прозвучал резче, чем выстрел. – Николай, докладывай.

Успев смекнуть, кем являются чужаки, раз им известно про свадьбу, и с какой целью они прибыли на станцию, Штык поведал о случившемся, умолчав про инцидент с гранатой. Ни к чему лишние разборки, раз уж сами накосячили.