Я громко всхлипнула и прижалась лицом к его ладони.

– Стёп, прости меня, – выдавила, борясь со слезами. – Я такая свинья бессовестная. Злилась на тебя и…

– Да ладно, – он легко щёлкнул меня по носу и поднялся, чтобы заглянуть под крышку гриля и перевернуть чудовищно вкусно пахнущее мясо. – Во-первых, нынче не прощёное воскресенье. А во-вторых, забыли… И кстати, ты мне так и не сказала, как зовут того самоубийцу, который осмелился покататься за чужой счёт.

– А? – я сглотнула, оторвавшись от созерцания истекающего соком мяса, и посмотрела на брата.

– Говорю, как зовут того придурка, что умудрился порвать на тебе свой аркан? – улыбнулся уголком рта, а в глазах плещется чёрное море. Чёрное-чёрное, как самая страшная безлунная полночь. Ой, как всё-таки я разумно поступила, что не назвала Стёпке имя Диметриуша!

– Да какая теперь разница-то? – я поспешно отвела взгляд. – Это не связано с тем, из-за чего от меня… фонит. Дядя Вася сказал…

– Мария! – ох, как же я не люблю, когда Стёпка включает этот приказной тон. – Я не спрашиваю у тебя, что сказал дядя Вася. Я спрашиваю, как зовут придурка.

Я надулась, отказываясь отвечать. Как же. Вот так вот я ему всё и рассказала. Чтобы он завтра же загремел в тюрьму за избиение императорского наследничка? Нетушки. Уж с чем – с чем, а с Диметриушем Бьёри я сама разберусь, без посторонней помощи.

– Так, мне всё понятно, – осознав, что запугать меня не удастся, Стёпка хлопнул в ладоши и, резко поднявшись, вышел в кухню.

– Что тебе понятно? – я сбросила с себя мягкий клетчатый плед и посеменила следом.

– Я догадался – это Ракитский. Точно он. Больше некому.

– Стёпа!

– Даже к лучшему. Он мне ещё со школьных времён не нравится.

– Стёп, да не он это! Честное слово.

– Значит кто-то из его дружков, – заявил мой братец и выудил из выдвижного ящика кухонного стола штопор. – Вино будешь?

– Буду. Да с чего ты взял, что кто-то из дружков?

– С того, – отмахнулся от меня Стэфан и потянул пробку из бутылки. – Что там Чапай про фон говорил? Предлагал выждать недельку?

– Угу, – говорить о Василии Ивановиче сейчас не хотелось, поэтому я попыталась вернуть Стёпку в русло прежней беседы. – Стёп, не надо никому ничего отрывать, а?

– Разберёмся, – он взял в одну руку два бокала на высоких ножках, перехватил бутылку за горлышко и, обхватив пальцами свободной руки моё запястье, предложил:

– Значит, план таков. Сейчас мы поедим. Поэкспериментируем с твоим энергетическим запасом – хочется самому посмотреть, насколько прав Базиль, а потом я попрошу тебя сделать для меня одну вещь.

– Какую вещь?

– Я же сказал, потом, – щёлкнул меня по носу Стёпка. – Кстати, я тебе говорил, что твой Чапай в моей школе несколько предметов преподавал?

Я поняла, что говорить о делах и проблемах во время еды брат не собирается, и тоже махнула на них рукой.

Где-то визгливо залаяла какая-то беспородная Моська. Её пронзительный лай немедленно подхватил, судя по голосу, грузный и не менее беспородный Барбос. Тузик рыкнул пару раз для острастки, а затем в концерт вступил суетливый и непоседливый Багет, или Рэкс, или даже Кинг косматый, с прошлогодним репейником на тугом тёплом боку. Он торопливо выскочил из будки, пробежал до середины своего двора и остановился, навострив левое ухо и вылавливая из какофонии ночных собачьих песен какой-то слышимый только ему сигнал. А затем задрал свою неблагородную морду к жёлтому диску майской луны и, пару раз рыкнув, протяжно завыл.

– Мля, о чём я думаю? – проворчал Диметриуш Бьёри и засунул голову под подушку.

Хозяйка постелила ему в пуне, предупредив, чтобы в дом и не думал соваться, даже если вдруг комары будут мешать спать.

– Хоть бы предупредила, ведьма, что эти кровососы тут размером с собаку, – проворчал Димон, вспоминая свой последний разговор с Василисой. О том, что он имеет дело с ведьмой по сути, а не по характеру, он догадался только после того, как не смог следом за хозяйкой взойти на крыльцо её дома. Протянул руку и обжёгся о невидимую преграду, по мощности не уступавшую той, что накрывала детскую комнату в Императорском дворце.

– А я-то думал, откуда у Маши полынь и интересные, но неожиданные познания о малиновом варенье, – проворчал Димон, глядя на довольную Василису. – Из бабушкиных запасов, не иначе.

Женщина загадочно улыбнулась и спрятала весело блеснувшие глаза за веером ресниц.

– Прости, демон, – проговорила она, пожав одним плечом, – но впускать тебя в дом я не стану даже в обмен на кровь.

– Будто я дал бы вам свою кровь, – ворчливо ответил Бьёри, а женщина рассмеялась, тряхнув рыжей гривой волос:

– Ой, не зарекайся!.. Побудь в саду, я сейчас принесу тебе постель. В пуне поспишь, всё равно в таком состоянии тебе ехать никуда нельзя.

А состояние у Диметриуша было действительно дивное. С одной стороны, ему было легко и весело, как после пары-тройки бутылок хорошего пива. С другой – в голове шумело, а ноги подкашивались так, словно выпил Димон не один стакан остро пахнущей мятой настойки, а, как минимум, пол-литра мятной водки.

– А что ты хотел? – дёрнула тоненькой бровью Василиса, когда он пожаловался ей на своё состояние. – У тебя внутри, считай, всё перепуталось, перемешалось, завязалось в узелки, как маленькие клубочки в корзине для вязания. И сейчас стабилизатором все эти магические нитки размотает сначала до изначального состояния, как матушка Природа создала, а потом смотает в то состояние, которое твоему мозгу более привычно. Так что, терпи, казак – атаманом будешь.

– Долго терпеть-то? – борясь с головокружением, Димон облокотился одной рукой о шероховатую стену пуни и, полуопустив веки, следил за тем, как Василиса готовит ему постель в ворохе ароматного сена.

– Может, час. Может, ночь. Может, сутки… Всё индивидуально… Ведро я тебе у входа поставлю. Это на случай, если станет тошнить. Для прочих нужд за сараем найдёшь специальный домик для незваных гостей.

Диметриуш не возражал – не вслух – будь он на месте симпатичной ведьмы, он бы вместо того, чтобы стелить постель человеку, испортившему единственной внучке жизнь, рыл бы за этой самой пуней могилу. Очень-очень глубокую. Василиса же выслушала его объяснения, задала пару уточняющих вопросов, а затем легко поднялась из-за стола, чтобы сходить за обещанным стабилизатором.

– Это не из большого сочувствия и человеколюбия, – уточнила она, протягивая Димону стакан с зеленоватой жидкостью. – Да ты и не человек, уж если на то пошло. Но я обещала.

Бьёри потянулся через стол, чтобы взять напиток, но женщина отвела в сторону руку со стаканом и произнесла:

– Я вообще в бескорыстие и человеколюбие верю слабо. По возрасту мне не положено во всю эту дребедень верить. Так что предупреждаю сразу: забудь о том, что я стану свою Машу убеждать тебе поверить.

– Да я же…

– Пока в твоём предложении я вижу плюсы только для тебя, – она, наконец, позволила взять стакан и, внимательно следя за тем, как Диметриуш сначала осторожно принюхивается, а затем пьёт, добавила:

– Впрочем, об этом мы поговорим, когда стабилизатор тебе мозги на место поставит.

– Да всё нормально у меня с мозгами, – возмутился Диметриуш, а женщина только усмехнулась и пошла в дом за постельными принадлежностями.

И вот теперь внук Императора, наследник престола Империи демонов лежал в деревянном сарайчике, засунув голову под подушку, и потихоньку начинал понимать, что имела в виду Василиса, когда советовала подождать, пока у Димона мозги на место встанут.

Во-первых, было стыдно. И не только за безумный концерт с раздеванием, но, в первую очередь, за нахальную самоуверенность. Во-вторых, тоже было стыдно. За излишнюю доверчивость. Чем он думал, когда после событий в Машиной квартире садился за стол с родной бабкой юной мстительницы? Куда смотрели его глаза, когда он из её рук брал непонятную бурду мятного вкуса? Откуда в нём была такая уверенность, что Василиса не напоит его всё той же полынью? Почему он безропотно, словно жертвенный ягнёнок последовал за ней в этот сарайчик? Почему не вызвал кого-нибудь из своих, чтобы его перевезли в более надёжное место? Разве так поступает начальник СБ Управления транспортом?