– Знаешь, что ты натворил, матросик? – спросил он сквозь сжатые до скрипа зубы.

Арчибальд и сам все видел. Он попал в затылок.

В библиотеке Яма всегда чувствовал себя уверенно, как зверек в обжитой норке, однако сейчас зверька как будто выкуривали. Стены из необработанных булыжников не внушали былой защиты, наоборот, воплощали собой непоколебимость судьбы.

– Я изгнан? В чем я виноват? – Яма нахмурился, вспоминая недавние события. Никаких проступков на ум не приходило, в последнее время все шло своим чередом: ремонт крыш после весны, заготовка дров, работа в библиотеке, занятия в обители путников.

Староста Ирвинг, глядя в лицо юноше, сказал:

– Нет. Но пришло время тебе выйти в мир.

– Другой жизни я не знаю и знать не хочу. Когда-то вы спасли меня и дали приют, а теперь отправляете обратно! Я не понимаю, какой в этом прок.

– Если что-то не понимаешь, то что нужно сделать?

– Понять, – Яма улыбнулся своей странной улыбкой, подвернув губы внутрь и прижав их зубами.

– Именно. Таков простой искренний подход к любому делу.

– Вы сказали, что так будет лучше для меня.

– Посмотри на стеллаж, – сказал Ирвинг, махнув рукой в сторону стены, – все книги ты уже прочел, в нашем скромном селении больше нет. Да и мне тебя учить нечему – основы учения ты знаешь, а мудрость придет только с опытом. У тебя выдающиеся способности, тут их тебе не развить… но вообще-то не обольщайся, – староста увидел, что Яма готов спорить, – все это не ради тебя.

Яма выдохнул и промолчал. Воспоминания о большом мире отзывались болью и страхом, но что-то в последней фразе старосты заставило юношу отвлечься от мрачных мыслей и прислушаться.

– Даже не ради деревни. Мы добровольные изгои, отказавшиеся от суеты городов, но это не значит, что нам плевать на мир и на других людей…

– Мне не плевать, я их ненавижу! – вырвалось у Ямы, и он тут же смутился недостойного путника поведения.

– Я знаю, – коротко кивнул Ирвинг, – в твоем задании это пригодится.

Яма захлопал глазами.

– Ты ненавидишь зло и подлость в людях так же сильно, как любишь учение о Пути. Это твой внутренний стержень, и он поможет тебе остаться самим собой там, куда я прошу тебя отправиться.

Этот день начинался хорошо, как и любой летний день в селении путников. Лето в горах Вестмонд всегда немного задерживается, и когда наконец-то наступают теплые ночи, на склонах в кедровых и сосновых рощах поспевает земляника и холодные реки перестают пить снег, тогда хочется безмятежно гулять по долине и жечь ночные костры. В такое время даже обучение в обители путников теряет свою притягательность, а любимая библиотечная комната кажется после яркого солнца темным склепом и навевает болезненные детские воспоминания о пересохшем колодце.

Потому Яма после всех дел по хозяйству и ремонту, отработав свой хлеб, предпочитал в летние дни бродить в одиночестве по склонам и полянам. Односельчане старались ему не мешать и не приглашали на совместные гуляния – он всегда отказывался, и они давно смирились. Проведя в деревне детство и юношество, Яма за десять лет так и не прижился здесь по-настоящему, как экзотическое растение не разрастается на овощной грядке.

Сегодня после дневных работ Яма отправился к заводи искупаться перед обедом. Холодная вода взбодрила утомленное на жаре тело и освежила рассудок. Яма плавал и нырял до самого дна, пока мышцы не заныли, грозя судорогой, только тогда он вышел на берег и приступил к энергичным упражнениям под теплым солнцем на прохладном ветре. Несмотря на постоянные практики, подорванное в детстве здоровье не вернулось полностью: тело стало сильным и жилистым, но сохранило пугающую худобу, при которой каждый сустав выделялся, как у скелета, а длинные черные волосы оставались редкими и тусклыми.

Отправленный за ним Дариан – просто Дарри до тех пор, пока не достигнет двенадцати лет, – застал Яму за растяжкой мышц и сказал, что староста Ирвинг ждет в библиотеке. Первая мысль была радостной – может быть, привезли новые книги? Но Дарри догадку опроверг, а на дальнейшие расспросы пожал плечами, мол, староста читал почту и запоздалые городские газеты, а потом стал хмурым и велел позвать Яму. Никогда не случалось такого, чтобы учитель звал в библиотеку посреди дня, когда не было назначено ни занятий, ни работ, и Яма уже тогда ощутил, что в мире что-то переменилось. Случилось как будто что-то незначительное, но многообещающее, как далекий гром за горизонтом.

Дело действительно оказалось в газетах. Раз в сезон в селение приезжал почтальон из Вертхайма – самого южного города Баргена, ближайшего к горам Вестмонд, в которых находилось селение путников. Староста выписывал всю доступную для их глухомани периодику, в том числе вертхаймский еженедельник "Граница" и государственную ежемесячную газету "Слово Хельдена", которая рассылалась по всему Баргену. Почтальон привозил сразу целую пачку газет, напечатанных за три месяца, и так односельчане, пусть с опозданием, знакомились со всеми событиями большого мира. Староста Ирвинг по обыкновению сначала пролистывал все газеты и потом растягивал чтение на пару месяцев. Сегодня он обнаружил, что в официальных газетах появилась новая постоянная рубрика, посвященная Культу баалов, причем вели ее внештатные журналисты – министранты и пресвитеры приходов культа. Естественно, статьи пропагандировали баализм и рекламировали принадлежащие культу заведения. Едва Яма пришел в библиотеку, староста ознакомил его с несколькими статьями и начал этот разговор.

Теперь староста Ирвинг отправлял его неведомо куда.

– Что я должен сделать? – напряженно спросил Яма, догадываясь, что все оборачивается хуже, чем он предполагал.

– В последнее время Культ баалов распространился по всему Сандаруму, разве что в Эпимахии клеттов он не прижился да севернее Думмтрола. Их учение притворяется развитием личности, но на деле потворствует низменной сути человека. Баализм меняет людей и все общество. Не смотри на меня так, я отвечаю на твой вопрос. Будем откровенны: учение о Пути предано забвению, знание истины рассыпалось на разрозненные по всему миру осколки, настоящих путников почти не осталось. И хоть наше селение насчитывает всего пару сотен людей, но я в нем – хранитель Пути, а не только староста, и это большая ответственность. – Ирвинг умолк, а потом громко спросил: – А кто ты?

– Я путник, – ответил Яма шепотом.

– Да. И у тебя тоже есть обязанности. Мы должны внести посильный вклад. – Голос хранителя стал серьезным, слова наполняли тишину каменной хижины, как строки летописи заполняют чистый свиток. – Я поручаю тебе покинуть горы Вестмонд и узнать о Культе баалов все. Кто ими в действительности руководит, как построена их идеология, какие у них цели, откуда они вообще появились. Отправишься на север в Барген или на юго-запад в Луарцию – решать тебе, однако лучший способ собрать сведения – сделать это изнутри. Тебе придется вступить в их культ.

Яма тяжело вздохнул и закрыл исхудалое лицо руками. Староста верно подметил, что Яма не людей ненавидит, а то, какими гадами они становятся. При таком раскладе большой мир не кажется таким уж гнусным. Проблема в том, что именно баалисты воплощали в себе то, что ненавидел и старался избегать Яма. Злобные, жадные, самодовольные, наглые, лживые твари – вот какими они становились в погоне за своими идеалами. Идолопоклонники, обожествившие свои страсти и назвавшие их баалами. На их общество придется променять процветающую деревню с трудолюбивыми образованными жителями. А пасторальные пейзажи каменных и бревенчатых хижин среди рощ и чистых речек в горной долине сменятся вонючими городами с промышленным смогом… ради чего? Что-то гулко ударилось о деревянную столешницу прямо перед ним. Он вздрогнул и открыл глаза, брови поползли вверх.

– Возьми мой посох, – сказал хранитель Ирвинг, – его называют железным, но он не ржавеет. Он тяжеловат, но сделает тебя сильнее, а в стычках, которых, боюсь, тебе не избежать, им можно остановить клинок или сломать кости. – Хранитель задумчиво покивал, будто припоминая что-то.