– Может, нам послышалось всё, – предположила Тоня, – а даже, если и нет, то как мы проберёмся через проходную? Там ведь этот…задумчивый…

– Ничего, – отозвался Алик, – что-нибудь придумаем. Во-первых, можно притвориться, что нас отпустили.

– Э, не, смеёшься? Ты ж сам видел, скольких они за нами прислали. Думаешь, это спроста?

– Думаю, кто-то просто заинтересован в нашем побеге.

Тоня недоверчиво хмыкнула, в этот момент на лестничную клетку, где скрывались ребята, поднялся военный; видимо, это, как раз, он сперва громко и слышно стучал сапогами, потом перешёл на осторожный шаг, которым и прокрался сюда, чтобы заметить сбежавших, его слова «вот вы где» были хорошим тому подтверждением.

– Ну всё, – с каким-то даже мрачным злорадством заключила Тоня, и шагнула вслед за обречённо выступившим из укрытия братом. Но тут оба они увидели, что перед ними отнюдь не блюститель закона, а, скорее, даже наоборот. Знакомая жуткая улыбка из- под шляпы, тонкие полупрозрачные пальцы и плащ в тонкую складку; господин Кумар слегка поклонился и, ни слова не говоря, взял, как и давеча, Алика с Тоней за руки; ребята не противились, возможно, тут сказалось семилетнее проживание в округе, ложившееся отпечатком некоторой обречённой покорности на любой, пусть даже, и самый вольнолюбивый характер; возможно, причина была и не в том. Однако, ни Алик, ни Тоня, не выказали своих чувств ни словом, ни жестом, даже когда стены здания и вся его обстановка словно сгинули, подёрнувшись туманом, а таинственный спутник их обрёл осязаемые черты человека.

Они миновали дворик с воротами таким же беспрепятственным способом, как и здание жандармерии, прошли несколько улочек, свернули на площадь; людей там было уже немного, в основном, мастера, не обретшие учеников и от того устало-удручённые, рядом с ними – голодные, судя по заискивающим движениям, псы и бедняки. Но, вот, позади осталась и площадь; мощёная улочка, погружённая в орешник, мокрая от дождя, но не мрачная, вывела путников к бульвару, оттуда по спуску сошли они в Балку, кажется, в ту самую, где располагалась жандармерия, но с другой, более приветливой стороны, отсюда даже открывался вид на детинец вокруг древнейшей части города, с флажками и кусочком серого неба над ним.

Тоня и Алик с интересом оглядели словно потемневшие от дождя стены, вдохнули запах чего-то тяжёлого и сырого, будто земляной вал, и каждому вспомнилась далёкая степь, около которой и прошло не менее далёкое теперь детство… Господин Кумар тоже огляделся, затем выпустил руки ребят, словно ненароком, и снова обрёл облик дымчатый и непонятный, на что Тоня задумчиво заметила:

– И с чего вдруг меняться постоянно? Были бы всегда на одно лицо, вам бы и жилось полегче, а то – вон какой тощий, аж светитесь. Хотя, возможно, это положено так…

Кумар вздрогнул, странно поглядел на Тоню, но ничего не сказал; Алик поинтересовался:

– И что теперь? Может, объясните хоть что-то?

– С вашего позволения, я это уже пытался делать, – рассеянно отозвался Кумар, всё глядя отчего-то в сторону детинца, и будто пребывая в сомнении. Пальцы его то касались плаща, то подбородка, лицо было вдумчиво-строго, почти до тоски. «Ещё немного, и мне его стает жаль», – шепнула Алику Тоня. Тот пожал плечами и так же тихо ответил: «Не думаю, чтобы он в этом нуждался, видишь? Смотри. Да нет, не туда, в тот конец дороги, ну!.. – Он осторожно развернул сестру в нужную сторону: оттуда, чуть не вприпрыжку через лужицы, спешило нечто стройное, судя по всему, молоденькое и прекрасное. По мере его продвижения становилось понятно, что оно- скорее девушка, чем юноша, естество имеет подобное Кумаровому, преисполнено некоторых понятных надежд и верно, от того, выглядит ещё привлекательнее. Ребята молча наблюдали, как девушка приблизилась к Кумару со спины, – ведь он глядел в другую сторону, – шутливо прикрыла ему глаза обеими руками и спросила довольно приятным, хоть и немного туманным, голосом:

– Угадай-ка, кто тут, а?

Вместо ответа Кумар бережно спустил её руки до своих и, перецеловав каждый пальчик, сказал:

– Тамина, я всё сделал, как ты просила…

– Влюблённый дурачок, – тут же дала свою оценку Тоня, хоть и тихо, но явно с расчётом, что расслышат и оба тумана; Алик даже не пытался её остановить, понимая, что в подобных вопросах любые доводы безнадёжны, но кое-что показалось ему необычным, даже странным, и, нахмурившись, он продолжил слушать внимательно, с опущенной головой и прикрытыми глазами.

– Это…это то, что надо? – Тамина произнесла это, обернувшись к ребятам, и Тоня ответила взглядом как можно более независимым и едким, но, как назло, в лицо ей девушка не посмотрела, тут же, словно рассеянно, обернулась к другу и, с явным неудовольствием в голосе, сообщила:

– Кажется, это немного измождённые представители вида… я же тебе говорила, как ты слушал?

– Я слушал внимательно, – чуть не покаянным тоном ответствовал Кумар, – но если ты считаешь…

– Я считаю, что ты никогда меня не слышишь, – оборвала его Тамина с едва сдерживаемой досадой и прибавила шёпотом чуть не яростным, хоть и не лишённым ноток чарующей приятности, которая, видимо, особо нравилась Кумару:

– Допустим, Тропомесу такое богатство подойдёт. Допустим. Но нам, в нашем деле… – Зыркнув в этот момент на молчавшего Алика, удивляясь его выдержке, Тоня подумала, что сама, однако, таковой не обладает, и, выступив вперёд, почти содрогаясь от возмущения, громко заявила:

– Позвольте поинтересоваться, уважаемая Тамина, о ком это вы сейчас, простите, беседуете?

Тамина поглядела на Кумара с видом немого удивления, было ощущение, будто перед ней, только что, по крайней мере, заговорили камни и виноват в том был, как это ни странно, всё тот же Кумар; от него она и ждала объяснений, приподняв, словно артистка, правую бровь и насмешливо-изящно склонив головку.

Но Кумар медлил, словно оторопев от внезапного укора и не понимая, что сказать, за него это поспешила сделать Тоня, отстраняя предупреждающий Аликов жест и сердито улыбаясь:

– Вы говорили о нас, уважаемая Тамина, но мы не вещи, а люди, хоть и лишённые другими людьми некоторых прав. Хотелось бы вам напомнить, что в подобном положении по отношению к закону находитесь и вы, и вы- даже более, посему давайте-ка общаться на равных…и… – Алик с мысленной усмешкой отметил, как нелегко даётся Тоне официальная речь; явно выдохшись под конец, она вдруг примолкла и, уже без запала, даже с каким-то странным, почти отчаянным равнодушием, завершила:

– А вообще…говорите, о чём хотите, какая мне разница? Алик, пойдём? – И, не дожидаясь, будто даже боясь ответа, ухватила брата за руку и спешно потянула за собой, в сторону, противоположную, как ей казалось, жандармерии. Алик наполнил было ей, что идти им некуда, но, увлёкшись какой-то своей, фантастической целью, Тоня редко воспринимала возражения, и он это знал, догадывался и о дальнейшем направлении событий; по крайней мере, возникновение Кумара прямо по ходу их движения, было воспринято Аликом, как закономерность; возможно, в глубине души и Тоня предвидела нечто подобное, потому что нисколько не удивилась, только угрюмо предложила:

– Может, объяснитесь, господин Кумар? Пока нет рядом вашей уважаемой Тамины.