Утро началось с кашля и больного горла. Возможно, даже температуры, так что с кровати я встала с камнем вместо головы и сердца.
Не было горячей воды, домашние вернулись с дачи и орали на кухне, но сути спора я не слышала.
Настроение было на нуле. Хотелось кого-нибудь убить.
— Я тебя ненавижу! — Орала красная от злости Алина, стоя напротив такой же красной и разъяренной матери. Я тут уже десять минут сижу, хрустя беконом, и наслаждаюсь зрелищем. Просто отрада для моих ушей. А потерянный Коля, которому завтрак не шел, огромными глазищами смотрел на старших, не зная, что делать, и вид имел такой, будто сейчас расплачется. Красота!
— О, прекрасно! А я ненавижу тебя! — Для Алины такие слова матери были ударом, и сестра, что до этого держала руки на уровне груди, сжав кулаки, будто защищалась от чего-то, сейчас эти самые руки обессиленно опустила, словно мать задела ее за самую корку.
— А я ненавижу вас всех, — между делом вставила я, отправляя в рот очередной кусочек вяленого мяса. Вкуснота.
Головы родственниц резко метнулись в мою сторону, волосы хлестнули их по лицу, и они уставились на меня во все глаза. Будто я только что раскрыла им тайну мироздания. А я продолжала беззаботно поглощать завтрак, чтобы в следующую секунду уже схватить рюкзак, накинуть пальто и выскочить на улицу.
Где стояла стена шквального дождя.
Да блядь.
В школу я пришла мокрая, как та мышь из церкви, и настроение было настолько поганым, что хотелось просто сесть за свою парту, забиться под крыло к Соболю и обсудить вчерашний ебаный день, потому что мы еще не обговорили появление вчерашней дамы-мадамы, преследование и прочие неувязки. Еще вчера я раз сто сказала, как я ебала такую клишированность сюжета и «Моя жизнь, Соболюша, не ебучий фанфик для таких приключений».
Но моим фантазиям не суждено было сбыться, потому что за моей партой, на моем ебучем месте, рядом с моим, блядь, Соболем, сидела какая-то коротко стриженная прилизанная сука. Остановилась на месте, как вкопанная, смотря на эту ласкающуюся парочку, что мило щебетала и хихикала между собой.
— Семейная, блядь, идиллия. — Мой голос разносится по классу, и гомон резко прекращается — одноклассники ждут хлеба и зрелищ. Ну, блядь, щас я вам устрою кары, блядь, небесные. — Я стесняюсь спросить, что за клише из девчачьих грёз и фанфиков вы тут собрали?
— О, Вишня, привет! Познакомься, это Аня — она из моей старой школы! Представляешь, перевелась сегодня!
— Ох, ты ж мой радостный и восторженный щеночек.
— Да, я перевелась сюда специально ради Соболюши! — Моей недовольной рожи, казалось, никто не замел, скорее даже не хотели замечать.
— Да, прикинь! — Он улыбается радостно и весело. Казалось, счастливее Соболя сейчас не было никого на свете. Даже рядом со мной он не был таким счастливым. Так, блядь, я не поняла. Он что, любит этот мелкий брелок для ключей? Хотя про кого я говорю «мелкий». Сама — тумбочка на ножках.
— Прикидываю, — мрачно выдаю я, и за окном разверзается гром. — А теперь съебали нахуй с моего места.
— Вишня? — Он кажется потерянным, будто не ожидал от меня такого, но у меня сейчас абсолютно не было желания играться с ними.
— Нахуй, я сказала.
— Вишня, да что такое? — Соболь не понимал, что не так, поэтому и вел себя, как еблан конченный.
— Хуишня. — Говорю спокойно, сжимая кулаки максимально сильно, впиваясь в кожу ногтями, раздирая её в кровь. — Я скоро заебусь повторять «моя жизнь — не ебучий фанфик», а фраза «да блядь» у меня уже на перманентном репите. Поэтому, Соболь, с этого момента мы друг друга не знаем, а ты берешь свой брелок для ключей и, — набрав в грудь побольше воздуха, заорала на весь класс, — съебали с моего места!
С моей агрессией, когда она на своем пике, справиться достаточно тяжело, да и не при всем классе, поэтому Соболев, собрав свою сумку, берет за руку блондинистый Брелочек и уходит, бросая на меня странные взгляды.
— Соболь, — кидаю я в его сторону, наконец-то оказываясь на своем законном месте. Одна, — если однажды встретив тебя на улице, мой брат разобьёт тебе ебало — не спрашивай «почему».
И я замолкаю на следующие пару часов, полностью погрузившись в свой мрачный мирок, поливая ядом всё живое, что пыталось со мной контактировать.
Настроение было таким, что хотелось поджечь себя и бегать по школе, убивая все живое.
Просто ебучий случай.
Ненавижу все это. Я была настолько зла, что была готова расплакаться прямо на месте.
Таким образом об меня ноги еще не вытирали!
Я брела по коридору, прижимая учебники к груди и топя себя всё глубже и глубже в жалости к самой себе, когда мой лоб врезался в чужой подбородок, а перед глазами мелькнули редкие жиденькие волосики.
— Да блядь. — Сказала даже без особого энтузиазма. Просто по инерции. Уже даже для себя.
— Проваливай отсюда! — эта мелюзга, что была чуть выше меня самой, попыталась выбросить руку вперед, чтобы толкнуть меня в плечо. Но я легко увернулась, продолжая с интересом ее слушать. — Он теперь мой.
— Как меня все достало! — И я просто разворачиваюсь и ухожу подальше, потому что сил моих больше нет. А Брелочек продолжает орать мне что-то в след. Что-то похожее на угрозы. — Солнышко, ты же понимаешь, что все, что ты говоришь, слышит только моя жопа? — И она давится своими же словами, а я, уже с чуть приподнятым настроением, направилась в тренажерный зал недалеко от школы.
Пора наконец-то начинать тренировать раздвигать ноги не только в постели.
В зале было ужасно тяжело, но злость и ярость, что бурлили в душе, заставляли меня и дальше наворачивать километры на беговой дорожке, приседать со штангой весом чуть больше моего, и молотить грушу с остервенелой мощью.
— Я, блядь, вам не игрушка! — Кулак врезается в перчатку инструктора, и он делает небольшой шаг назад под моим напором и едва заметно довольно хмыкает. — Я вам, блядь, не девочка «на поебаться»! — Еще один удар, и я приседаю для контратаки и выкидываю ногу вперед, делая подсечку. — Доведите меня, и я устрою вам всем кары, блядь, библейские!
— Воу, золотце, у тебя такой горячий нрав. — Он улыбается, показывая клыки, и протягивает руку, чтобы я помогла ему подняться.
— Золотце — когда не ценят, солнышко — когда не светит, заюшка — когда есть что на уши вешать, крошка — на столе, а рыбка — только к пиву, так что выключай. — Я хмурюсь и снимаю перчатки, чтобы кинуть их в парня лет девятнадцати.
— Что ж, достойно, — хмыкает он, и от этого ужасно знакомого выражения лица захотелось по этому лицу еще разок съездить. — Не хочешь выпить сегодня?
— Ты же в курсе, что мне нет восемнадцати? — Я чуть приподнимаю бровь, намекая на неплохую статейку. На педофилию уже не тянет, но на изнасилование — вполне.
— Ну, во-первых, милая, я ни слова не говорил об алкоголе, во-вторых, о сексе тоже не шло речи, и в-третьих — семнадцать тебе-то есть. — И голубоглазая прелесть подмигивает мне, светя своими клыками. Ух, какая зая. Что ж, я знаю, кто скрасит мне этот вечерок.
Вопреки всем моим ожиданиям, Стас, тренер, даже не думал как-то ко мне приставать. Более того, в своей квартире он усадил меня на один край дивана, сам сел на другом, а между нами лежали пиццы, ведра с жареной курицей и еще много всяких сладостей. Он был прав, на секса намека и не было, и я была этому пиздец как рада, потому что даже на секунду представив, что меня коснется кто-то, кто не Ваня, меня передергивало.
Но в остальном — это был просто прекрасный день, и я откровенно кайфовала от общества невероятно умного парня со схожими интересами и взглядами на жизнь, потому что мы одинаково яростно ненавидели своих родителей, которые полностью разочаровались в нас. Только меня в спорт пихали, как кошку в воду, а его, наоборот, пытались отдать в музыкальное. Он тоже изгой — в семье потомственных музыкантов родился хуев спортсмен. Кто бы знал. Кто бы ожидал.
Поэтому со Стасичкой мы просидели до поздней ночи, и я даже попробовала сигареты! Это было из ряда вон, потому что в моей до ужаса правильной семье даже на причастии в церкви вино не пили. А уж об остальном не шло даже речи, поэтому, когда дым от моей первой сигареты заполнил легкие, я почти закашляла, но удержалась. А дальше уже все пошло как по маслу.
