Пошли уже третьи сутки со дня выхода из Дербента. Ближе к обеду высланный вперед всадник, подняв левую руку, подал предостерегающий знак. Сидимер всем приказал остановиться. Вернувшись к отряду, всадник доложил:
– Сидимер, слева прямо на нас идут вооруженные конники. Я насчитал человек двадцать. Что будем делать?
Вскоре показались и сами конники. И оказалось их не двадцать, а все полсотни.
– Рассредоточьтесь! – приказал Сидимер. – Аюна, ты встань в стороне. В случае чего будешь стрелять. Но их много, если что, придется делать ноги. Нам погибать никак нельзя, донесение отца, во что бы то ни стало, надо довести до эмира. Однако посмотрим, может, все обойдется.
Вот конный отряд тоже остановился. От него отделился один всадник и, на ходу что-то доставая из-за пазухи, рысцой стал приближаться к отряду Сидимера. А достал он… белый платок. Фу, слава Всевышнему!
– Бдительности не терять! – все же насторожил Сидимер всех.
Переговорщик подъехал ближе и остановился на расстоянии выстрела лука.
– Вы кто такие?! – крикнул он на языке руссов.
Аюна перевела вопрос брату.
– Ответь: мы мирные болгары, возвращаемся домой с Кавказа, – велел Сидимер. – Спроси, они кто такие? Что руссы – я понял, только откуда они?
– Мы – отряд дальнего разъезда Киевской Руси, – сообщил переговорщик. – Кто у вас старший? Княжич Изяслав желает поговорить с ним.
– Пусть выходит на середину. Я подойду с толмачом, – даже не посоветовавшись с остальными, тут же согласился Сидимер. Да и что советоваться. Требовалось любыми возможностями разойтись мирно. В последние годы болгары с руссами жили не в ладах. Те постоянно совершали набеги на болгарские города, а Ошель так вообще полностью порушили и сожгли. Болгары старались не оставаться в долгу, отвечали встречными набегами. Правда, стычки происходили все больше с владимирскими, ростовскими, суздальскими, муромскими руссами. А с киевлянами вроде бы давно не сталкивались, хотя и они раньше добирались даже до богатого города Булгара, чтобы нажиться.
Спешившись, Сидимер обратился к Аюне:
– Сестричка, придется тебе идти со мной. Ты лук-то оставь на седле так, чтобы в случае чего быстренько достать. Наладила? Теперь пошли.
Из отряда руссов тоже отделился отличающийся от других богатыми доспехами воин, довольно-таки молодой высокий блондин, не спеша, вышагивая с достоинством, направился навстречу им. Поздоровались.
– Я Изяслав, сын великого князя Киевского Мстислава Романовича Старого, – представился русс. – Возглавляю дозорный отряд. Вы кто будете, откуда и куда едете?
– Я Сидимер, сын болгарского купца Мамука, – назвал себя и Сидимер, пронзительно глядя в синие глаза княжича. Бывая с отцом в разных странах и с кем только не встречаясь, в свои неполные три десятка лет он научился внутренним чутьем почти безошибочно определять, как к нему относится собеседник. Этот княжич вроде бы настроен вполне дружелюбно. – Мы едем с берегов Хазарского моря в Булгар, чтобы сообщить о подходе по Адылу каравана отца с товарами, чтобы его люди встретили груз без промедления.
– Ну и ладно, – улыбнулся Изяслав, почему-то глядя не на Сидимера, а на Аюну. – Я не хочу причинить вам зла. И остановил лишь узнать, не заметили ли вы в наших степях что-либо подозрительное?
Чьи тут степи – поди разберись, кто только по ним не гуляет наравне с ветром. Хорошо, пусть будут киевских руссов. Главное, разойтись мирно. Похоже, дело к этому и идет. Вон с какой лучезарной улыбкой смотрит княжич на сестренку… А она? Она, обычно смелая и неприступная, вдруг зарделась так, что даже ее смуглая кожа выдает, как порозовели ее щечки… Ну да ладно. Что же ему сказать-то? Может… А что? От этого болгарам точно хуже не станет.
– Видеть мы, княжич, сами никого не видели, – молвил Сидимер. – Но в Дербенте нам сказывали, что мимо них через Кавказ прошли два монгольских тумена. И продолжают проходить еще. Они будто бы накапливают силы в Кырыме и в прибрежье Саксинского моря. А еще в Дербенте ходят слухи, будто бы люди ширваншаха взяли в полон нескольких монголов и те рассказали, что будто бы силы эти накапливаются для нападения на руссов. Каких – не спрашивал. Да я и не ведаю, какие руссы ближе к Кырыму…
Аюна краешком глаза взглянула на брата. С чего это он приврал насчет пленных монголов? Она сама была с отцом у ширваншаха, тот ни о чем таком не говорил. Наоборот, сказал, что монголы захватили в плен его переговорщиков. Но слова брата Аюна перевела в точности. Изяслав все-таки успел заметить некоторое смущение девушки, переспросил:
– Это точно или предположение?
– Я же сказал, что это слова пленных монголов, – хмыкнул Сидимер. – А уж точно они сказали или нет, выдали тайну или вводили в заблуждение – не мне судить.
– Ясно… Что ж, езжайте дальше с миром, – попрощался Изяслав. Уже отойдя на несколько шагов, вдруг обернулся и обратился к Аюне: – Девушка-красавица, а ты так и не назвала свое имя. Как тебя зовут-то? Может, где еще свидимся…
– Аюна я. А свидимся или нет – это как Тура предпишет. Или Аллах. Или ваш Христос, – ответила Аюна с улыбкой.
Изяслав тоже широко улыбнулся в ответ и долго так стоял, глядя вслед удаляющимся болгарам. Те вскоре как бы растворились в необъятных просторах великой степи. Где хотели чувствовать себя хозяевами многие страны, многие народы, многие люди. А сама она, степь безбрежная, уже беззаботно расцвела нежной весенней зеленью. Хотя и зеленью-то все это можно назвать весьма условно, ибо в нее вкраплены тысячи и тысячи разнокрасочных растений: анютины глазки, багульники, бубенчики, васильки, гвоздики, герани, донники, зверобои, клевера, колокольчики, люпины, лютики, мать-и мачехи, медуницы, ромашки, тысячелистники, тюльпаны, фиалки, шалфеи… Да разве упомнишь названия всех! Эти благоухающие просторы понятия не имели, что какие-то двуногие существа, обитающие на них, могут воевать не на жизнь, а на смерть, чтобы обладать ими. Зачем? Всем же хватает места на земле.
…Через трое суток Сидимер, по пути разузнав, где сейчас находится эмир, встретился с ним в Ошеле. Оказалось, Челбир лично контролировал восстановление города, разрушенного в одна тысяча двести двадцатом году войском Владимирского князя Юрия Всеволодовича, которым командовал его брат Святослав. Через год после этой бойни между Владимирским княжеством и Серебряной Болгарией было подписано перемирие на шесть лет. Челбир решил воспользоваться этим периодом и заново отстроить очень важный торговый центр на правобережье Адыла. Заодно укрепить город так, чтобы ему не были опасны набеги руссов. Хотя, возможно, с ними в дальнейшем вообще удастся жить мирно. И болгары, и руссы знали, что с востока на них надвигается огромная опасность в лице тьмы безжалостных монголов, так что скоро им, возможно, будет не до распрей между собой. Подтверждением этих мыслей для Челбира стало и донесение купца Мамута, которое доставил его сын Сидимер. Да, монголы, безусловно, хотят завоевать его страну. Стычки между военными отрядами обеих сторон на восточных рубежах уже случались, и не раз. Похоже, предводитель монголов Чингисхан пока прощупывал силу и решимость болгар. И, видимо, поняв, что напрямую через Уральские горы и башкортские степи на их земли не прорваться, он решил предпринять обходной маневр.
Выслушав Сидимера, эмир тут же приказал ему как можно бастрее добраться до Булгара и передать приказ улугбеку, то есть главе города и иля-провинции хану Ильхаму немедленно явиться к нему в Биляр. Сам тоже не стал мешкать: отдав последние указания строителям, тут же отправился в столицу. Хан Ильхам человек гордый, не любил, когда им командуют. Но он также знал, что эмир относится к нему с почтением. И раз он приказывает, а не просит, и не просто прибыть, а незамедлительно, значит, случилось что-то важное. И улугбек немедля засобирался в путь.
Уже через день Ильхам, рослый, широкоплечий мужчина с длинными черными, но уже седеющими волосами, вошел в шатер эмира. Там они, оставшись без посторонних глаз, совещались долго, даже обед попросили подать прямо на рабочий стол. Вечером Челбир лично проводил хана до ожидавшей его сотни личных джандаров, называвшейся по-болгарски сербю, то есть «сто тел». Резко погрузневший за последние годы эмир передвигался медленно, стараясь не качнуться, а все же держался, не пользовался даже тростью.
