– Соберите стрелы и продолжайте обстрел, – как ни в чем не бывало приказал Кубрат. – И сделайте не по пять, а по пятнадцать выстрелов.
После этих выстрелов он даже не стал слушать доклад сыновей, приказал собрать стрелы и повторить действие. И так – несколько раз. И вдруг! В какой-то момент верх камня медленно повело набок, он тихонько-тихонько сполз и глухо рухнул в высокую траву. Затем кусок помельче, еще другой… Могучий камень развалился! Сразу на несколько частей! Сыновья Кубрата не поверили своим глазам, подбежав, начали осматривать осколки, стараясь найти следы внутренних пустот. Оказалось, камень был цельным, никаких слабых мест в породе не замечалось.
– Вот это да-а!
– Стрелой – камень!
– Такую глыбу разрушили! – воскликнули сыновья.
– Ну как, поняли, в чем смысл моего приказа? – обратился к ним Кубрат.
– Да! – хором ответили сыновья.
– Теперь послушайте, – вдруг посерьезнев, приступил к главному Кубрат. – Скоро каном Болгарии вместо меня станет Батбаян. Вы, Котраг, Аспарух, Кубер, Альцек, помогите ему во всем. Если все станете действовать как один, подставляя плечо кану и друг другу, если продолжите крепить дружбу с Византией, не будет в мире равных Великой Болгарии стран. Если же кто-то из вас в силу себялюбия и надменности, – тут Кубрат многозначительно посмотрел на Котрага и Аспаруха, – пойдет на раскол, то погубит не только себя, а всю нашу страну… Теперь пошли трапезничать. Вижу, повара уже нажарили баранов на вертеле, расставили на столах всякие яства. Специально к этому дню я велел доставить из Константинополя лучшие греческие вина…
Кан не спеша начал подниматься на холм. Шедшие позади сыновья видели, как нелегко даются ему шаги. Да, погрузнел отец, что тут кажешь. А ведь могуч был старик, могу-уч! Где силой, где хитростью сумел освободиться от власти Хазарского каганата, объединив многочисленные родственные племена в один народ, создал Великую Болгарию. Настолько великую, что теперь она довлеет над всеми соседними странами.
На полпути к шатрам кан остановился – то ли передохнуть, то ли специально, чтобы сделать еще одно завещание.
– Еще вот что, дети мои, – сказал он, отдышавшись. – Похороните меня не близ столицы, а в степи, в самом центре, в самом сердце моей страны**. И по традициям
народной веры. Я уже приготовил себе нижнюю белую рубаху седре. Из одного куска хлопчатобумажной ткани с девятью швами и поясом, сплетенным из 72 нитей белой овечьей шерсти. В общем, все так, как велит Заратустра. Хотя сам я христианин, да и вы тоже. Мало того, все знают, что я не только принял христианство, а еще императором Византии Ираклием Первым удостоен титула патрикия. И все же похороните меня по нашим традициям, ибо народ наш великий все еще придерживается их. Да и не можно кочевников быстро окрестить. Для этого надобно везде понастроить храмы божии… Можем ли мы сейчас тратиться на это? Думаю, это сделаете позже вы, когда болгарские племена станут оседлыми, когда рубежи нашей империи станут отчетливыми и постоянными…
…За столом Кубрат вел себя так, словно он здесь не хозяин, а простой гость, нечаянно попавший на пир знати. Он почти ничего не говорил, кроме как слов типа «подай», «налей», которыми обращался к слугам. Пил и ел из простой краснолаковой посуды, пренебрегая серебряными мисками и золотыми кубками. Вскоре и вовсе ушел в свой белый шатер, пожелав оставшимся продолжить пиршество и попросив не обращать на него внимания.
…Через месяц Кубрат решил проехаться по стране, чтобы воочию увидеть и понять, какой она стала, как в ней живут разные племена. Из этой поездки он в Фанагорию уже не вернулся. Наверное, само провидение подсказало ему оказаться в день смерти в самом центре созданной им Великой Болгарии…
Как и завещал Кубрат, власть в Великой Болгарии перешла к Батбаяну. Однако править оставленной отцом страной ему пришлось недолго. Не прошло и двух лет, как братья стали проявлять недовольство его главенством. Нет, они не оспаривали завещание отца, не требовали от Батбаяна оставить канский престол. Каждый из них желал создать свою орду, считая, что их племена сильны настолько, что способны существовать как отдельные государства. Разладом между братьями не преминули воспользоваться хазары – извечные соперники и враги болгар. Их натиск усиливался с каждым годом. Уже через пару лет болгары с трудом удерживали воинственных соседей, все чаще уступая им в стычках пока местного масштаба. Через три года после кончины отца братья дрогнули. Первым увел свое племя подальше от горячих мест, на правый берег Дона, Котраг. Вслед за ним увел свою орду и Аспарух, аж на Дунай. Кубер и Альцек решили держаться вместе. Они ушли в Паннонию, к аварам. Только не все племена смогли отправиться в дальний путь. Ведь на новых местах болгар никто не ожидал с распростертыми объятиями. Там им еще предстояло завоевать свое место под солнцем. Не у всех племен хватало сил на это, потому многие остались на своих коренных землях, несмотря на все усиливающееся давление хазар. Батбаян, чувствуя свою ответственность, как кана, за весь народ, не решился бросить их. Только судьба оставшихся племен была предрешена – они стали вассалами Хазарского каганата.
Отход болгарских племен друг от друга на этом не закончился. Много ли, мало ли прошло времени, одна из орд, большей частью состоявшая из кутригурских кланов, совершила большой переход и осела в районе средней Волги и Камы.
Так не стало Великой Болгарии.
Но болгарский народ, разбросанный, разобщенный, был еще жив.
___
** Предполагаемая могила Кубрата находится близ дер. Перещепино Полтавской области Украины.
Глава первая
Баранья битва
1
Ранняя весна одна тысяча двести двадцать третьего года.
Корабли Мамута шли уже пятые сутки. Несмотря на непостоянство этого времени года, все эти дни погода над Хазарским морем стояла спокойная, почти штилевая. Лишь в ночное время слегка поддувало с востока, но при боковом ветре ход кораблей ускорялся слабо. Мамут в эти дни не раз клял себя за то, что несколько лет назад купил бастард-галеры – корабли с широкой округленной кормой. Они, конечно, вместительны, каждая может брать на борт до шестисот кантаров* груза, но слишком уж медлительны, ползут, как объевшиеся черепахи. «Надо было купить узкие, скоростные и маневренные галеры-зензилы, – думал про себя Мамут. – Тогда мы бы покинули эти опасные места намного шустрее». Хотя кто мог предположить, что за время его поездки в странах Востока и Кавказа грянут такие немыслимые события… Но вот прошли сутки, прошли вторые… За караваном никто не гнался. Похоже, у монголов вообще не было кораблей. Ну, конечно. Откуда они могут быть у степняков? Их корабль – верблюд. Осознание того, что погони, может, и не было, постепенно успокаивало. Только все равно бодриться не приходилось. Ведь опасность еще не миновала, она могла прийти и с берега, причем в самом неожиданном месте. Как знал Мамут, монгольские тумены прошли уже по Азербайджану. Вдруг они остановились где-то рядом на побережье? Заметят торговые суда и заставят местных мореходов пуститься в погоню за ними…
Не сомкнувший глаз четверо суток, Мамут в очередную ночь не выдержал, оставив на мостике за себя старшего сына Сидимера, прямо на палубе присел на какой-то ящик и, прислонившись спиной к борту, задремал. Очнулся он от того, что кто-то настойчиво тормошил его. Еще не успев глаза продрать, услышал звонкий голос:
– Отец, подходим к Дербенту!
Это была его пятнадцатилетняя дочь Аюна. С некоторых пор она сопровождала отца в поездках наравне с братьями. Точнее сказать, после преждевременной смерти матери. Мамут понимал, что неправильно это – брать в дальние поездки с собой дочь, ибо они часто сопряжены с опасностью. И вообще, женщина на корабле не к добру. Только Аюна еще девочка, пятнадцать ей исполнилось уже в пути. Зато она неплохо знала несколько языков – родной болгарский, арабский, фарси, славянский. Еще на некоторых, схожих с ними, могла худо-бедно изъясняться. Просто чудо какое-то! Побудет она немного среди какого-либо народа, глядишь – уже начинает кумекать по-ихнему. Где найдешь такого толмача? К тому же Аюна сильная, ловкая девчушка, отличный стрелок, по этой части давала фору обоим братьям. Дома, в Булгаре, она все свободное время проводила не на игрищах и посиделках, как другие ее сверстницы, а в лагере амазярок*, где самых способных девушек обучали военному делу.
