– Трубач! Подай сигнал смолянам! Быстрее! – приказал Мстислав Удатный.

Сигнальщик затрубил на своем большом рожке частыми гудками. Но проходило время, из рощи никто не показывался. А появись сейчас дружина Всеволода Мстиславовича, на поле боя все бы переменилось. Только где она, эта дружина? Сколько ни трубил сигнальщик Мстислава Удатного, никто из рощи так и не появился.

Между тем Субэдэй сумел окончательно расчленить войско руссов, после чего пошла настоящая рубка, в которой конные монголы с их вооружением имели явное преимущество. В такой ситуации никто и ничто уже не могло удерживать дружины, ратники союзного войска в панике подались кто куда, лишь бы спастись. Но разве от коня, пусть даже небольшого монгольского, удерешь? Лишь часть галицких и волынских дружин сумели с боями добраться до Славутича, где оставались их ладьи и лодки. Они быстро начали в них погружаться. Тут кто-то из воевод увидел своего князя, спросил у него:

– Мстислав Мстиславович, что делать с остальными ладьями? Нас тут немного, нам хватит и трети судов. Другие оставим? Может, люди еще подойдут?

– Рубите все лишние ладьи! Все до единой! – приказал Мстислав Удатный. – Иначе монголы могут погнаться за нами и по воде.

Уже отплыв на версту, галичане увидели, как к берегу подбегало еще несколько сот русских ратников. Еще издали заметив, во что превращены оставшиеся ладьи, они заорали благим матом вперемешку с проклятиями вслед удиравшим без них сотоварищам, от отчаяния безысходно грозя им кулаками. Но вот сзади них показались монгольские всадники. Началась очередная рубка. А быстрое течение Славутича относило Мстислава и остатки его дружины все дальше…

…Черниговцы отступали на север под непрерывными атаками противника, потеряв при этом своего князя и его сына. За их отступлением наблюдал из своего лагеря великий князь Киевский Мстислав Романович. Но выступить на помощь собратьям он не решился. А как им помочь? Дружины действовали разрозненно, никто из князей друг друга не слушал и не подчинялся даже Удатному. Если бы они дрались сообща, разве могло такое происходить? Даже на глаз было видно, насколько больше на поле боя руссов по сравнению с монголами. Только ведь у страха глаза велики… Единственное, что смогли сделать киевляне, это зазывать пробегающих поблизости ратников в свой лагерь. Многие воспользовались этой возможностью. А нукеры Джэбэ продолжали гнаться за руссами по степи вплоть до Славутича. Это уже было похоже на игру в кошки-мышки.

Оказавшиеся в лагере дружинники и ополченцы, попав под единое начало великого князя Мстислава Киевского, несколько пришли в себя и стали дружно защищаться. Как ни наскакивали монголы, преодолеть даже легкие укрепления руссов с ходу у них не получилось. Тогда Субэдэй приказал двум ханам – нойонам Тсугиру и Теши организовать приступ на лагерь по всем правилам. Однако воины Мстислава дрались так самоотверженно и отчаянно, что нукерам никак не удавалось проникнуть в него. Так в боях прошел день, другой. Только лагерь не крепость. Тут нет ни запасов еды, ни источников воды. И на третий день начались переговоры. Субэдэй прислал к Мстиславу Романовичу лидера бродников*, некоего Плоскыню, который хорошо владел русским языком.

Уже второй день, как нагрянувшие откуда-то плотные облака ушли. Все небо, насколько хватало глаз, сверкало удивительной голубизной. Получившее волю солнце не жалело себя и жарило по-южному крепко. Хотя в шатре было еще душнее, чем на улице, Мстислав пригласил переговорщика туда – подальше от сторонних глаз и ушей.

После положенных в таких случаях приветствий Плоскыня не сразу перешел к делу.

– О, великий князь! Вы тут за простым частоколом и обыкновенными повозками держитесь уже третий день. Почему же ваши сотоварищи не стали воевать так же яростно? – вопросил он, и тут же извинился: – Прости, ежели вопрос мой оказался неуместным. Но у меня душа болит за вас.

Мстислав ничего не ответил, лишь нахмурил густые седые брови и, чуть наклонив голову, посмотрел на переговорщика исподлобья долгим изучающим взглядом. Плоскыня не выдержал, отвел глаза, хмыкнул неопределенно:

– М-да, конечно… – И взялся за дело, которое ему поручили. – Уважаемый великий князь Мстислав Романович, бахадур Субэдэй просил передать, что он требует сдаться, чтобы не проливать лишней крови. Он обещает, что если руссы сложат оружие, никто из них не будет убит, а вас, князей и воевод, и вовсе отпустят домой. Правда, за выкуп. Что скажешь?

Мстислав грузно встал, прошелся назад-вперед, остановился перед переговорщиком:

– Ты… Как тебя? Плоскыня, точно передал слова Субэдэя?

Переговорщик тоже встал, выпрямился.

– Точно, великий князь. Я хорошо владею и русским, и татарским, и монгольским, не мог ошибиться. Так что мне передать бахадуру и нойону? А то они собираются просто сжечь ваш лагерь и на этом завершить сражение.

Что на это скажешь? Мстислав уже видел, насколько далеко стреляют монгольские лучники. Видать, у них есть какие-то особенные луки, которые, возможно, с дальнего расстояния точно и не попадают, но достигают его лагеря беспрепятственно. Если прилетит туча таких стрел, да не простых, а подожженных, его легкие сооружения ничто не спасет от огня. Да и воды уже не осталось. Совсем не осталось. Не то, что тушить пожар, даже пить…

– Передай, что мне надо переговорить с другими князьями и воеводами. Одному мне такой вопрос не решить. Ответ дадим через час. Если поднимем белый флаг, значит, мы согласны на ваши условия, – сквозь зубы процедил Мстислав Старый.

Хотя в душе он понимал, что иного выхода у них нет, просто тянул время, как мог…

…К Субэдэю прискакал Кукуджу, не слезая с коня, с ходу доложил:

– Бахадур, руссы подняли белый флаг!

Сыновья, все трое, прилюдно никогда не называли Субэдэя отцом.

Субэдэй и сам видел белое пятно над лагерем руссов.

– Передай Тсугиру и Теши, пусть принимают пленных, – приказал он. – И пусть доставят их во-он на ту ложбину, где мы их особенно сильно побили. Ибо только там их место.

Кукуджу ускакал, словно тут его и не было.

Плененных руссов монголы разделили на две группы. В одну, меньшую, они отсортировали молодых и на вид более здоровых мужчин. Основную же массу согнали вниз, в ложбину. Близко к ним, на расстояние не более двухсот саженей, подвели отдельной группой князей и воевод. Их поместили на небольшой возвышенности, невдалеке от места, где расположился командный состав монгольской армии. Тут Субэдэй отделился от группы высших офицеров и в сопровождении нескольких гвардейцев подъехал к русским князьям.

– Как, хорошо вам видно своих людей? – обратился он к ним. Выискав глазами Мстислава Старого, крикнул ему в лицо: – Ну, так смотри, великий князь, смотри, что с ними сейчас будет! И вспоминай, как ты поступил с моим посольством, которое я отправил к тебе с предложением о мире!

Мстислав Романович и без его напоминания глядел на своих ратников до боли в глазах. Он высматривал среди них своих сыновей. Вернее, младшего сына Изяслава. Старшего, Всеволода, среди плененных не было и не могло быть, он с частью киевской дружины участвовал в сражении. Может, лежит теперь убитый или раненый на поле брани, а может, успел отступить вместе с другими. А Изяслав постоянно находился рядом с отцом и был пленен. Только в какой он группе? Заметить знакомого человека, пусть и родного сына, в многотысячной толпе непросто. Потому Мстислав сначала прощупал глазами меньшую группу. И увидел Изяслава! Он, видно, из-за жары снял доспехи и ничем от других, таких же молодых и здоровых ратников, не выделялся. Потому, значит, его и не оказалось среди князей и воевод. Хоть и заныло сердце Мстислава, увидевшего сына среди пленных, в то же время немного и отлегло на душе. Князь понимал, что ту группу монголы отделили не случайно, скорее всего, они их, молодых и здоровых, заберут с собой, то ли в рабство, то ли на продажу. Значит, у Изяслава пока есть шансы остаться в живых.