— Он потом все равно не вспомнит дорогу.
— Ричи…
— Тебе придется мне довериться, даже если ты этого не хочешь.
Больше спорить я не мог. Ричи первым переступил порог комнаты и протянул мне руку. Я вцепился в холодную кожу куртки и пошел за ним.
— Я вернусь за тобой. И все будет нормально. Просто немного подожди.
Я не стал говорить ему, что я жду и так уже черт знает сколько времени. Сколько я уже здесь? Почти полгода? Несколько месяцев? Ричи тянул меня за собой, и я не мог ослушаться.
Быстро и незаметно мы спустились вниз, обратно в подвал, миновав коридоры и комнату с решеткой. Во рту мерзко скопилась слюна, захотелось сплюнуть, но было некогда. Ричи достал связку ключей из кармана и стал быстро искать нужный. Я прикрывал его собой, оглядываясь на дальний конец коридора, готовый в любую минуту встретиться с его «родственниками».
— Ричи, мне страшно.
Я не хотел этого говорить, но обратно уже не мог запихнуть слова в рот. Связка ключей звякнула в пальцах Ричи, и когда он наконец нужный, мы оба облегченно выдохнули.
— Быстрее, — Ричи открыл дверь в подвал, и пригнувшись, первым поспешил вниз по ступенькам, а мне ничего не оставалось, как так же быстро последовать за ним.
Снова оказаться в подвале — значит понять, что спасение отодвигается еще дальше. Быть где-то в доме, в обычной комнате без звукоизоляции это одно, а опять спуститься в жуткий подвал — совсем другое. Я хватаюсь за Ричи.
— Ты же слышал, что сказал твой отец, — и хоть нас никто не слышит, я все равно шепчу. Ричи смотрит на меня, его глаза блестят и перебегают по моему лицу, — мне придется освободить подвал, и не потому что мне предложат более комфортабельную комнату.
— Я не дам ему это сделать, — Ричи оглядывается, словно за нами ведется слежка, потому что мы оба так напряжены, что вздрагиваем от любого шума, — поверь мне.
— Не могу. Нам надо было бежать еще раньше.
— Эдди, пожалуйста, — Ричи поднимает глаза к потолку, — ничего не случится. Я тебе обещаю.
— Уже случилось, — я боюсь, что в моем голосе начнут звучать слезы, сжимаю пальцы в кулаки, — я уже здесь.
— Эдди, прошу…
— Я не хочу умирать. И не собираюсь, ты меня понял? — я хочу, чтобы мой голос звучал жестко и воинственно, но моя напускная самоуверенность начинает трещать по швам. Я долго держался, но этот детский голос… Ребенок. Они похитили ребенка. И привезли его сюда.
И им будет нужен подвал. Который сейчас занимаю я.
— Я тебе обещаю, — Ричи тянется ко мне, быстро обнимает, и так же быстро отстраняется, берет мое лицо в руки и сморит мне в глаза, — но у нас мало времени. Придется действовать быстро.
— Только попробуй меня обмануть. Мы оба в одной лодке.
— Все будет хорошо.
Ричи оставляет почти невесомое касание ладонью на моей щеке, а потом отходит назад, к лестнице. Если он сейчас уйдет — я снова останусь один, снова в этом подвале… Но я так просто не сдамся. Если Ричи решит меня бросить — я справлюсь и сам.
— Я скоро вернусь.
Я просто киваю и отворачиваюсь. Не могу на него смотреть. Ричи откашливается, а потом быстро поднимается по ступенькам, низко опустив голову, чтобы не задеть потолок, и уже через секунду я слышу, как громыхает засов на двери.
Он ушел и запер меня.
Я подлетаю к забитому окну, стараюсь увидеть хоть что-то сквозь щелки, но вижу только тень от собственных ресниц, которые касаются грязной поверхности. Отскакиваю, начинаю оглядываться. Неужели тут нет ничего, чем можно было бы защищаться? Если отец Ричи будет настроен слишком решительно, мне придется сопротивляться. Да, у него пистолет, но я должен буду сделать хоть что-то!
Я начинаю в который раз осматривать подвал. Поднимаю матрас, шарю руками по полу. Пытаюсь найти хоть что-то — какой-то осколок, что-то острое, маленькое, что можно было бы пустить в ход хотя бы на мгновение, потому что порой мгновение может изменить твою жизнь.
Мгновение — и я захлопываю дверцу машины незнакомца.
Мгновение — и пристегиваю ремень безопасности.
Мгновение — и Ричи заводит машину, которая потом увезет меня в неизвестном направлении, и я окажусь в плену на долгие месяцы.
Мгновение.
Я вдруг замираю, стоя на коленях возле матраса. Под грязной грубой тканью нахожу что-то тонкое и острое. Булавка. Господи боже мой, это булавка. Сердце прилипает к грудной клетке. Маленькая, ржавая, погнутая булавка. Конечно, ей совсем никого не поранить, но если неожиданно кольнуть в руку, а потом еще и еще раз, возможно, это сможет дать мне пару лишних секунд для спасения. А в таком деле ничем нельзя рисковать.
Я сжимаю булавку в руке, возвращаюсь на матрас. Мне холодно и жарко одновременно, живот болит от страха, а ни Ричи, ни мои мучители не возвращаются. Я боюсь, что они догадались. Услышали шум, и сейчас уже пристрелили Ричи, и им уже ничего не сможет помешать так же расправиться и со мной…
Пытаюсь выровнять дыхание, но начинаю задыхаться. Сжимаю в пальцах булавку, закрываю глаза. Стараюсь успокоиться, хотя спокойствия осталось так мало, что выскребаю его из себя с трудом. Вспоминаю последнюю вечеринку со Стэном, ресницы начинают дрожать.
— Ты позвал меня на вечеринку, чтобы я весь вечер смотрел на вас с Биллом?
Слова вылетают из меня против моей воли.
— Господи, — Стэн хватается за голову, — ты ревнуешь!
— Нет, — говорю я слишком поспешно, и моя ложь звучит искусственно. Я делаю вид, что подклеиваю кусок плаката, но руки дрожат. Стэн это замечает.
— Да.
— Нет!
— Да, черт возьми! Каспбрак, какого хрена?! Ты ревнуешь меня?!
— Но ты таскаешься только с Биллом в последнее время. Мы сначала были лучшими друзьями с тобой. Потом… Потом дружили втроем, а сейчас… Я… Я чувствую себя совсем одиноким…
Я перевожу взгляд на Стэна и вижу в его глазах жалость. Черт возьми, только не это. Только не жалость…
— Эдс? Но ты ведь знаешь, что мы встречаемся, и…
— А вот это мне больше всего и не нравится! И я не хочу больше здесь находиться! — я замечаю, что в левой руке все еще комкаю мокрую салфетку в пятнах от сока.
— Ты ведешь себя, как ребенок, — говорит Стэн, и от его мягкого голоса мне хочется закричать во всю глотку.
Но потом я все-таки не сдерживаюсь и кричу, разрывая салфетку на мелкие куски.
— А знаешь что, Стэн? Катись ты к черту вместе с Биллом. Видеть тебя не хочу, и знать! Ты поступаешь со мной омерзительно! Ты думаешь, что ты мне нравишься? Черта с два, Стэн! Ты мне противен, и все то, что вы творите с Биллом на моих глазах, потому что… Потому что…
— Эдди, лучше не начинай, — Стэн начинает злиться, но он так же и удивлен, что пятится от меня к двери, — что на тебя вообще нашло?
— А то, что я видел вашу переписку с Биллом!
— Что?
— Что слышал! — я начинаю утираю злые слезы кулаком, — все, что ты писал ему. Все эти… Грязные мерзости про то, что ты хотел бы с ним сделать.
— Мелкая свинья! Кто тебе разрешал читать мои переписки?! — вскрикивает Стэн, и я боюсь, что он сейчас меня ударит, — Эдди, какого хрена?! Я думал, мы друзья!
— Ты сам оставил свой телефон без блокировки! Но почему Билл, Стэн? Почему не я? Или думаешь, что я слишком правильный, да? Что я бы не ответил на твои сообщения?
Стэн хватается за голову.
— Ты придурок, Каспбрак. Я даже, блин, не знал, что нравлюсь тебе.
— Теперь зато знаешь, — фыркаю я и кидаю салфетку на пол, — Билл тебя бросит скоро, и ты прибежишь ко мне.
— Вот уж точно не прибегу! — Стэн складывает руки на груди, — и вообще, не много ли ты взял на себя? Наехал на меня, на моего парня… Ради чего? У тебя что, недотрах?
— Придурок! — и я выбегаю из комнаты, толкнув Стэна плечом.
Вот что на самом деле произошло в тот день на вечеринке.
Было ли мне стыдно? Да. Но я был на эмоциях, мне было больно и обидно, а сейчас, все эти дни, я почти не вспоминал о существовании Стэна.