— Нет. Я могу возбудиться, но это скорее реакция тела, а не головы. Я не чувствую возбуждения в голове. Член встает, но на этом и все. От внешней стимуляции, не внутренней. И я не могу кончить.

У меня глаза округляются. Потом я вспоминаю все наши с ним встречи, вспоминаю его возбуждение, но заканчивал всегда только я.

— Ты серьезно? Но как?..

— Могу потом сам, чисто механически. Это не приносит никакого удовольствия. Наверное, что-то сломалось здесь или здесь, — Ричи складывает два пальца вместе, указательный и средний, и поочередно подносит их сначала к виску, потом к паху, — но так было всегда.

— Мне…

— Жаль?

— Да.

Мы снова молчим. Я глажу его по волосам, и думаю, что так, наверное, много раз делала его мама. Ричи сгибает ноги в коленях, руки кладет на живот. Но у меня еще остаются вопросы.

— Почему… Почему после всех тех ужасов, про которые ты мне рассказал… Ты… Ты решил… — я откашливаюсь, — отсосать мне?

— Почему? — Ричи снова смотрит на меня из-под темных, прямых бровей, — ну, это делал я. Не ты имел меня, а я тебя. Большая разница. И я контролировал процесс, тебя. И для меня это давно уже стало чем-то обыденным.

— Понятно, — я глотаю ворох слюны и невысказанных слов, — Ричи?

— М?

— Нам нужно убираться отсюда. Я понимаю, твои родители сделали много хорошего для тебя, но не для тех девочек, которых они похищали. Зачем вообще?

— Они никогда не говорили мне этого, — Ричи начинает дергать вверх-вниз молнию на куртке, и грудные мышцы начинают у него двигаться под тонкой кожей, — но я слышал, и видел сам, что эти девочки странные. Ну, больные.

— Что значит — больные? — спрашиваю я, и чувствую, как пальцы на ногах в кроссовках начинают замерзать.

— Ну, с диагнозами. Слабоумные. Или с задержкой в развитии. Они бы все равно… Не принесли пользу обществу и, скорее всего, скоро умерли, но у них здоровые органы и их можно… — я понимаю, что Ричи говорит не своими словами, а заученную фразу, но мне все равно становится дико.

— Ричи! Это все равно дети!

— Я знаю, — тихо говорит он, — я тоже был ребенком.

— Если их поймают, тебя тоже посадят в тюрьму, — я стараюсь, чтобы мой голос звучал твердо и уверенно. Ричи болен сам, психически, и хотя я не могу винить его в этом (а кого вообще можно винить в такой болезни?), я стараюсь воззвать хотя бы к той крупице логики, что в нем есть, — как сообщника. И там будет так же плохо.

Ричи молчит, задумчиво жуют губы. Я знаю, что он сейчас может мне сказать. И я прощупываю почву, как будто иду по болотистой местности, и в руках у меня только палка, которую я могу воткнуть не в то место и увязнуть в тягучей жиже по самую глотку, — твои родители делают с ними то же, что делали с тобой те люди — лишали их детства и жизни.

— Нет, — Ричи качает головой и его глаза расширяются, — нет.

— Да. Они добры к тебе, как и те, кто приходил к тебе и делал с тобой ужасные вещи, а дома были примерными отцами. Надо выбираться отсюда. И только мы можем помочь друг другу.

— Ты говоришь неправду, — Ричи закрывает лицо руками, и я стараюсь подняться, намекаю ему, что и ему надо освободить меня и дать мне встать на ноги. Он не хочет слышать этой правды, но я должен до него достучаться.

— Я рад и благодарен им, что они вытащили тебя оттуда, — я кладу Ричи руки на плечи и заставляю его сесть, — но ненавижу за то, что они делают с другими. Надо выбираться. Только вместе, Ричи.

Ричи садится на полу, освобождая мои ноги. Я уже придумываю в голове сто и один план побега. Я уверен, если Ричи мне поможет, у нас все получится. Мне только надо, чтобы он дал свое согласие. По крайне мере, он знает этот дом и куда ведут отсюда пути…

— Хорошо, — говорит Ричи, и я поворачиваюсь к нему. Он сидит, обхватив руками колени, и в его позе читается поза маленького мальчика, который так и не вырос, хотя ростом и стал выше многих своих сверстников. Длинные волосы падают ему на шею, и я вижу его лицо только в профиль, — но ты сделаешь для меня одну услугу.

— Если ты имеешь в виду полицию, я буду говорить там, что меня похитил твой отец, а тебя я встретил в подвале. Покажем твой шрам… Тебе поверят! — я от радости даже вскрикиваю. Кажется, я достучался до него! Нашел заветный ключ к его мыслям! Сердце быстро забилось.

— Родители вернутся через пару дней. У нас будет возможность уйти незамеченными, — Ричи тянется рукой к кресту на груди, сжимает его в пальцах. Мне хочется верить, что он сейчас говорит правду. После того, что он мне рассказал, и мы пережили с ним в эти ужасные часы откровений, Ричи не может меня подвести, не может меня бросить, — но это будет завтра.

— Завтра? — я чувствую себя сброшенным со скалы. Мне хочется схватить Ричи за плечо и развернуть к себе. Сам я уже вовсю подпрыгиваю от нетерпения, желания как можно скорее убраться из этого дома, — мы не можем так рисковать и так ждать! Зачем?! Надо убираться как можно скорее! Или ты хочешь, чтобы они вернулись, и мы остались тут?! Навсегда?!

Ричи поворачивается ко мне, встает с пола, отряхивает черные джинсы. Я смотрю на его тонкие кисти рук, как он нервными жестами берет черную ниточку с джинсов и начинает крутить ее в пальцах.

— Не хочу, — тихо говорит он. Я весь горю от нетерпения.

— Так чего ты тогда хочешь?!

Ричи смотрит на меня и следующим предложением выбивает у меня весь воздух из груди.

— Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью. По-настоящему, Эдди. И не как в твоих фантазиях. Пожалуйста.

Комментарий к 27. Просьба

оставляйте, пожалуйста, комментарии. а то опять ждущих много, а хочется от вас обратной связи, мнений, рассуждений, ваших мыслей по поводу того, что бы вы сделали на месте Эдди

========== 28. Движения ==========

Just Like Vinyl - Dick

— Ты сейчас это серьезно? — я понимаю, что все еще смотрю на Ричи, не двигаясь, и мне кажется, что я вывернулся наизнанку и смотрю сам на себя, не в силах переваривать услышанное слова. И я спрашиваю первое, что приходит мне на ум, — что, прямо тут?

— А ты хочешь вернуться в подвал? — Ричи окидывает комнату рукой, потом осекается, — прости, я не то имел в виду. То есть, если ты откажешься… Я пойму. Но в подвал тебе придется вернуться. Когда приедут родители. Я просто… Может быть, с тобой будет все не так.

— Ты для этого меня и похитил? — спрашиваю я, и Ричи неопределенно поводит плечами, опускает взгляд. Он не смотрит мне в глаза. Он все еще без линз, и мне непривычно видеть реального цвета радужку его глаз, — ну, теперь мне хотя бы понятно.

— Ты же, вроде, этого хотел? Ну, в те разы…

— Я не знаю, — я подношу руки к вискам, они начинают пульсировать, — в тот момент все было совсем по-другому. Я не контролировал себя, свое тело… Я просто хотел. И я не знал твоей истории.

— Для тебя это-то меняет? — Ричи вскидывает бровь, — теперь тебе неприятно?

«Мне неприятно, что у тебя проблемы с головой, и меня это пугает. Если до этого я мог придумать тебе прошлое сам, такое, как нравится мне, то теперь это сделать невозможно. Я знаю твою историю. Она меня не отталкивает, но она меня пугает. Я не знаю, как прикоснуться к человеку, которого насиловали несколько лет. И не потому что мне противно — потому что это неправильно, и я не должен этого делать».

Я молчу. Ричи смотрит на мое лицо, пытается понять, о чем я думаю. Но это сделать практически невозможно — я и сам не могу уцепиться за свои мысли. Дыхание сбивается, когда я вспоминаю наши с Ричи утехи. Ванна, порка. Поцелуи. То, что было в комнате с клеткой… Кровь начинает циркулировать чуточку быстрее, приливает к коже. Ричи замечает это.

— Я не хочу тебя принуждать. Но…

— Но ты попросил об этом.

— Да. Попросил, — он убирает руки в карманы, — потому что до этого я просил всегда об обратном.

Мне неловко от его слов. С какой-то стороны, мне уже становится все равно. Если цена свободы — один жалкий секс с человеком, который не будет совершать насильственных действий, и с которым у меня и так этот секс чуть не произошел, то это даже не большая цена. Но я смотрю на Ричи, в голове прокручиваются его слова, его слезы после рассказанной истории. Как прикоснуться к нему после этого? Как не вести себя с ним, как все его клиенты? Ведь он ждет нежности. Но у меня нет к нему чувств. Где-то на подкорке сознания всплывает образ Стэна, но тут же гаснет. Потому что дело вовсе не в нем, а во мне самом. Я просто не знаю, как заниматься сексом по-настоящему, не в своих фантазиях, где мной руководили и командовали, но предложить подобное Ричи — вверх неуважения к нему. Мне жалко его, но он меня и пугает. Я не хочу брать на себя ответственность за то, как у нас с ним это все пройдет, даже если теоретически допустить подобную мысль. Я снова перевожу взгляд на Ричи — он больше не вызывает во мне такого острого чувства возбуждения, потому что за моими фантазиями скрывалась правда, которую я теперь узнал. И я даже не знаю, как к нему подступиться и стараюсь оттянуть момент истины до последнего разными вопросами.