— Ричи… — я встал со стула, хотя все тело ощущалось желейным и дрожали. Ричи ударился лбом об оконную раму, — прекрати. Пожалуйста.
— Они одевали меня в женское платье и заставляли притворяться девочкой, чтобы всякие извращенцы могли смотреть на меня и дрочить!
— Ричи! — я схватил его за плечо и рванул на себя, потому что он снова ударился лбом об оконную раму, и стекло слегка задрожало, — хватит. Хватит. Успокойся.
— Это было отвратительно. Они ведь на самом деле верили, что я маленькая девочка, и делали эти ужасные вещи, пока могли подсматривать за мной. Пока я сидел в этом платье! Я… Я не знаю. Это было ужасно, — Ричи посмотрел на меня. На лбу у него покраснела кожа.
— Они тебя не трогали?
— Нет, — Ричи покачал головой, потирая покрасневшее место на лбу пальцами, — первые два года нет. Я даже смог привыкнуть и выдохнуть спустя какое-то время. Ведь они меня не трогали, и я не видел их. Мог только слышать через дверь их стоны и вздохи, но я представлял, что это никак меня не касается. Я просто играл роль. Я был не собой. И это меня спасало. И я был рад, что мама умерла. Что она этого не видела.
— Ричи, господи, я…
— Но миссис Тозиер не обманула. Меня правда не трогали. Поначалу.
— Тозиер? — я посмотрел на Ричи, — это же твоя фамилия. То есть ты хочешь сказать, что миссис Т.?..
— Она дала мне свою фамилию. Оформила как своего племянника. Потому что оказалось, что желающих выебать племянника хозяйки борделя очень много, Эдди. А когда это никакой не твой племянник, с ним можно делать, что угодно. И вот тогда-то все твои фантазии стали моим страшным кошмаром.
========== 26. Обними меня ==========
SIGURD — Hug Me
Я хочу, чтобы Ричи заткнулся, но он только быстрее и громче начинает говорить. Я вскакиваю, хочу бежать к двери, бежать куда угодно, хоть до Аляски, но не могу сдвинуться с места. Что-то заставляет меня остаться, какой-то ужас, который сцепляет все мое тело намертво, и не дает пошевелиться. И это что-то Ричи.
— Ты же хотел все знать! — кричит он, отходя от окна. Он сломан. Я впервые вижу, чтобы человек так двигался, так разговаривал, так кричал. Он неровными шагами подходит ко мне, — что, такая правда тебе не нравится?!
— Ричи, хватит, прошу тебя. Я все понял, ты можешь…
— Можешь заткнуть свой рот?! Я травмирую тебя этим, Эдди? Ооо, в твоих фантазиях все было по-другому?!
— Хватит! — я уже не выдерживаю и тоже кричу. Его липкие, жуткие, страшные рассказы просочились сквозь меня, прилипли изнутри к моим органам и стали душить. Горло распухло как при аллергии. Я хватаю Ричи за руку, прося его закрыть рот.
— Я тоже просил! Я тоже умолял прекратить и меня никто не слушал! — Ричи отпихивает мою руку, сильно бьет по ней, но мне не больно. Его удар отрезвляет, и я понимаю, что мне нужно взять себя в руки. Хоть кто-то из нас должен сохранять мнимое спокойствие, и не сходить с ума окончательно. И это моя роль, Ричи уже окончательно слетел с катушек. Но я даже не могу его винить. Я ни за что не могу его винить в этой ситуации.
— Знаешь, как я просил остановиться и не трогать меня? Ты не знаешь! Наверное, в своих фантазиях ты так красиво просил, с картинными охами, да? Стонами? «Пожалуйста, не трогайте меня»? Но твои красивые насильники продолжали выполнять все твои извращенные фантазии. Так, да? А у меня вот было не так! — Ричи начинает носиться кругами по комнате, широкими шагами, как будто переступает через невидимые препятствия, — у меня не было красивых насильников. Насилие — даже в шутку, это некрасиво, Эдди! Это гребанное насилие! И я просил меня не трогать. Я рыдал и умолял не трогать меня, я был готов сделать все, что они попросят, только не это. Я не понимал, что это вообще такое, и почему это так больно. Хотя первые два года все было нормально. Меня никто не трогал. Представляешь? Мне просто нужно было раздеваться в маленькой комнате, пока толпа пьяных, мерзких, потных, старых мужиков дрочили на это за дверью. Мне говорили, что мне повезло, о таком в борделе мечтали все девушки. Ничего не делаешь, никого не трогаешь, никто не трогает тебя — а деньги идут. У меня была небольшая комната, где я должен был сидеть спиной к двери или в профиль, в легком полумраке, чтобы не так было заметно, что я все-таки не девчонка, и раздеваться. Я слышал все то, что они там говорили друг другу за дверью, когда смотрели на меня. Они все по возрасту годились мне в отцы. Возможно, кто-то из них был моим отцом, ты представляешь? Я много об этом думал. Когда стало все равно и я больше не закрывал глаза — я вглядывался в лица, пытался увидеть знакомые черты. И они все приходили туда, чтобы посмотреть, как раздевается маленькая девочка, хотя потом они возвращались домой и были примерными отцами и мужьями, главами семьи. Почему это так происходит? Почему? Когда я оттуда выбрался… Когда меня забрали, — поправляет сам себя Ричи, а я хочу оглохнуть и не иметь возможности слышать весь его бессвязный монолог, — я часто стал думать о том, какие извращения скрываются в головах у самых обычных людей. Вот, например обычная продавщица в супермаркете, каждый вечер мечтает о том, чтобы ее трахнул гоблин. А вот мужчина, водитель автобуса, каждое утро развозит детей в школу, сигналит им на прощание и улыбается, а по ночам представляет, как имеет всех этих маленьких деток, просто он боится сделать это на самом деле и попасть в тюрьму. А вот ты, — Ричи поворачивается ко мне и смотрит прямо, зло, — примерный маленький мальчик, который мечтает…
— Достаточно, — резко говорю я, — мы это уже проходили.
— Да, да. Проходили, — Ричи хмыкает и снова начинает шагами мерить комнату, — и все это время, что они просто смотрели на меня. Я выполнял свою работу. И много думал. Почему со мной? Почему я? Я не знал, как на самом деле живут другие люди, но я много читал, и я был уверен, что то, что делаю я — неправильно. Грязно. Постыдно. Я отмывался после этого по два часа в ванной, хотя меня даже никто не трогал. Понимаешь? Никто ко мне даже не прикасался, но мое тело уже не принадлежало мне, оно было выставлено как товар за витриной, и кто угодно мог пялиться на него и дрочить.
Но удивительно, миссис Тозиер была мной довольна. Мужчин повалило еще больше. Кто откажется подсматривать за маленькой девочкой в платье? Миссис Тозиер каждый раз звала меня к себе и гладила по голове, хотя мы были почти одного роста с ней. Она брала меня за подбородок, всматривалась в мое накрашенное лицо и говорила, что я умница.
— Если ты и дальше будешь слушаться меня, Ричи, никто тебя не обидит. Я желаю тебе только добра.
Но добро кончилось через два года, когда мне исполнилось четырнадцать, и скрывать свой настоящий пол стало намного сложнее. Я уже не влезал в детские платья, а в профиль в полутемной комнате было видно кадык. Миссис Тозиер тоже это заметила и позвала меня к себе в кабинет.
— Ричи, ты два года работал у меня просто замечательно. Все твои деньги я храню на твоем личном счету, и как только тебе исполнится восемнадцать, ты будешь миллионером и сможешь уехать отсюда в любую точку мира. Но до восемнадцатилетия тебе еще четыре года, а выполнять прежнюю работу ты уже не можешь. У тебя уже почти совсем мужское тело. Ты красивый, Ричи. И пользуешься здесь популярностью. Мои девочки ревнуют, что их любимые клиенты стали приходить к тебе и только к тебе, просто посмотреть, а платят столько, как за целую ночь с любой из дам. Что ты предложишь мне делать?
А я не знал, что можно предложить. Я пожал плечами.
— Могу предложить смотреть на себя, только уже как на мальчика. Им ведь все равно.
Миссис Тозиер цокнула языком.
— Ты дерзкий, Ричи. Советую тебе не распускать свой язык при мужчинах. Ты уже достаточно взрослый, чтобы работать тут как все.
— Что? — мои брови поднялись вверх, а глаз зачесался от обилия туши. Я был без очков, и видел все нечетко, а когда комок туши попал в глаз, он заслезился, и я обрадовался, подумал, что мои слезы растопят сердце миссис Тозиер, хотя на самом деле я уже даже не мог плакать, — Вы хотите, чтобы я?..